Просто кому-то учиться легче, а кому-то сложнее. Инке наука не дается, но грызет она ее с таким остервенением, что рука преподавателя сама собой выводит ‘хор’ в зачетке. Мне же учеба дается легко. Поэтому Инка использует меня на контрольных и курсовых, а я ее — когда пропускаю лекции, и их потом надо у кого-нибудь списать.
Пока я болела, Инке пришлось тяжело. Да, к третьему курсу все уже разбиваются на пары, тройки и пятерки, все компании уже сыграны и постороннему практически невозможно найти себе место.
Но потом я вышла из больницы, начала серьезно наверстывать пропущенное — и подруга вздохнула с облегчением. Есть на кого свалить свободное творчество.
В свободное время мы общаемся очень редко. Особенно летом, когда Инка уматывает на весь сезон к тетке в Крым. Хотя сейчас это сложнее. Мы ж теперь ридна Украйна и поганые кацапы! Блин, ну это ж надо было так поюродствовать! Эх, взять бы всех наших политиков, связать в один большой узел с олигархами, залить свинцом и притопить в глубоком месте. Лучше — у берегов Англии, чтобы там рыба дохла, а не у нас. Самим — объединиться. В смысле — Россия, Украина, Беларусия. А что — Бог любит троицу! Вернем великую державу. Америкосов хватит кондратий, англичане так охренеют, что как бы с островка в воду не попадали, а китайцы трижды подумают, прежде чем к нам лезть. А в качестве президента, генсека или даже царя — пригласить Лукашенко. Если его наши СМИ ругают без перерыва на сон и еду, значит, человек порядочный. И ворует только с прибыли, а не постоянно, как наши власти.
— привет, — отозвалась я. — Кто у нас преподом на генетике?
— Ливневский.
Из моей груди вырвался стон ужаса.
Ливневский был многогранным человеком, но все грани его характера можно было описать одним словом: Сволочь. Сдать ему зачет было, как влезть на Памир… отличники — и те сдавали раза с пятнадцатого. Экзамен ходили пересдавать года по два. В деканате уже привыкли. И даже не ругались. На нас. Ливневский обожал говорить о себе: ‘Я — единственный по-настоящему неподкупный преподаватель в этом продажном институте!’. Как это нравилось преподавателям? Да никак! Шипели гадюками. Но и выгнать эту заразу не моги. И даже повлиять на него. Ливневский был женат на родной сестре зам. директора нашего университета. Надо сказать — это была на редкость гармоничная пара. Она — маленькая, кривоногая как такса, с фигуркой совдеповской тумбочки (2,0х2,0 при росте 1,5 м) и лицом, похожим на непропеченный блин. Прическа — бешеный перманент бледно-пергидрольно-желтого цвета. Одежда — чехлы для танка.
Он — чуть не в полтора раза ее выше. Седые волосы стоят дыбом, прикрывая плешь на макушке. Фигура напоминает богомола, а движения — марионетку на ниточке в руках плохого кукольника. Такие же дерганные и суматошные. На лице особо выделяется нос. Как своего рода аналог Кавказа. Так и тянет вспомнить: ‘Кавказ надо мною… один… в вышине…’.
И словно этого мало — в результате неудачной операции на глазу (левом) товарищ начал смотреть в разные стороны. А по-простому — окосел. На лекциях он обычно появлялся в лабораторном халате, который стирался раз в год и под большое настроение. А потому был мят, вонюч и покрыт неизвестного происхождения пятнами. То ли от лаборатории, то ли от бутербродов. И халат — и сам Ливневский.
Выглядело это совершенно шикарно. И студенты давно собирались отправить фотку счастливого семейства в Голливуд. А что?! Годзиллу, Чужого и Хищника — победили? Вот вам еще ужасы в копилку. Какой-нибудь доктор Монстро с супругой или жертвы садистских опытов над людьми… даже на грим тратиться не надо.
Генетику он вел плохо, зато спрашивал хорошо. А благодаря родственнику получал часы по нескольким предметам сразу. И угадать, где к нему попадешься, возможности не было. Раньше нам везло, проносило мимо, а вот сейчас — попали по полной… Генетика-то — зачет и экзамен.
Ой, ёёёёёооооооооо….
Легок на помине, Ливневский ворвался в кабинет. Повеяло незабываемым ароматом какого-то одеколона, похожего на гибрид хозяйственного мыла и средства от блох. Освежающей ноткой был запах пота. Сидящие на задних партах рванули открывать окно, сидящие впереди раскашлялись, стараясь незаметно опрыскать платки духами…
А толку? Этот гад же по рядам ходит во время лекции! Еще так нанюхаемся!
Я забыла сказать об одной маленькой детали. За милый характер, привычки и запах Ливневского давно прозвали ‘Каналюга’. Только вот от слова ‘Каналья’ или от ‘ливневой канализации’?
— Все уже сели и открыли тетради — привычно начал он. — Итак, мы начинаем наш урок. Около двух тысяч лет назад… вы записываете?
Ага, пытаемся. Но разве ж за этим гадом угонишься…
— Так вот… около двух тысяч лет назад генетики еще не было…
***
Валентин заехал за мной, но хоть в институт заходить не стал. Подождал в машине. Я выскочила из института, отошла на соседнюю улицу — и запихнулась на заднее сиденье здоровенного джипа типа ‘дом на колесиках’. Там уже лежал пластиковый чехол для одежды.
— переодевайся, — бросил Валентин, выруливая на магистраль.
Я кивнула и залезла внутрь.
М-да. Костюмчик из мягкой шерсти бежевого цвета с золотым шитьем на лацканах пиджака — и тоненькой полоской сбоку на юбке, белая блузка с золотыми запонками — Мечислав что — офигел, как я их застегну! Не были забыты даже туфли, чулки (разумеется, только чулки бежевого цвета с кружевным поясом, колготки — это так неэстетно), нижнее белье и сумочка.
Все в одной золотисто-бежевой мягкой гамме. Стильно, скромно… и в голос кричит о своей бешеной цене.
Блин! Ну что я забыла на этом открытии!?
— А я!? Мы там, как представители господина Клыкастенького, то есть Любомирского.
Я фыркнула. Раньше оборотень так себя не вел. Но в последнее время его шуточки становятся все ехиднее и язвительнее. От меня, что ли нахватался? Но — в обаянии ему не откажешь.
Я пожала плечами. Вообще-то может. Губернатор области настаивал, чтобы всем рассылали приглашения. Я не спорю, возможно, такие мероприятия и полезны бизнесменам — поговорить там, увидеться, обсудить что-нибудь, но я-то вовсе не в тему!
Ну да ладно. Если убежать не удается — расслабься и убеди себя, что ты именно этого и хотела.
И получай удовольствие! Удовольствие, я сказала!
Ноготь чуть не проделал дырку в чулке, когда меня тряхнуло на светофоре.
Черти бы побрали социально активных вампиров!
Но переоделась я как раз вовремя. Машина затормозила, и Валентин повернулся ко мне.
— помощь нужна?
— запонки застегни. И оцени.
— Юлька, ты всегда прелесть, — искренне произнес оборотень. — Пойдем?
— Куда ж деваться…
Выглядело сегодняшнее мероприятие — так.
Стройплощадка была открыта с одной стороны. И виднелся новенький экскаватор, за который город заплатил сумму, сравнимую с годовым бюджетом областной больницы. По центру стройплощадки стояла сцена, собранная из пластика и металла. С нее явно и собирался выступать наш губернатор.
Перед сценой стояли сначала кресла, явно взятые из ближайшего ДК — собранные по три, с красной обивкой. Из тех, кресел, которые закрываются, не успеешь ты с них встать — и мгновенно рвут колготки. За креслами стояли скамейки — для непривилегированной публики. Но у нас были билеты на кресла. Третий ряд, номер пятнадцать и шестнадцать.
Семнадцатое кресло занимал дед.
Я улыбнулась и стала пробираться к месту.
— Леоверенская, ты?
Я покривилась. Тихвинская. Наталья Павловна. Прошу любить и жаловать. Любить можно во всех позах, а жаловать — исключительно в материальном плане.
Эта зараза училась со мной в одной группе. Хорошо хоть подгруппы разные. И надо сказать, Наташка попортила мне изрядное количество крови.
Будучи дочерью бизнесмена, она искренне полагала, что все в мире создано для нее и только для нее. А почему бы и нет?
Если тебе всего семнадцать лет, а у тебя все шмотки из фирменных бутиков, сумочки от кутюр и в институт ты ездишь исключительно на собственной новенькой ‘мазде’?
Можно тут загордиться?
С моей точки зрения — нет. Это ведь не она сделала и заработала. Сама Наташка не пользовалась бы спросом даже на панели — за счет избыточного веса (откормилась на красной икре и форели) и прыщавой физиономии. Но искренне считала, что все должны ее уважать и пресмыкаться.
В школе примерно так и было. А почему бы и нет, если папаша прикормил директора школы, и педагоги, скрипя зубами, вынуждены ставить малолетней балбеске пятерки? И мечтать о том дне, когда ЭТО наконец-то покинет обитель знаний.
Покинуло. И пришло в наш институт на биофак. Видимо, начитавшись о том, как Павлов собачек мучил. До сих пор не понимаю — почему Наташка не стала юристом или экономистом? Потом папа взял бы ее к себе на фирму — и дитятко до конца жизни имело бы свой бутербродик с икоркой.
А потом поняла. Папа, видя уровень знаний и интеллекта своей дочурки, решил, что в фирме ему такое счастье не нужно. Дело целее будет. А дочку надо по-быстрому образовать, пристроить куда-нибудь на кафедру, выдать замуж — и муж будет заниматься делами, а дочурка — домом и детьми.
Логика была ясна и понятна.
Проблемы были у меня.
Наташка, узнав, кто мой дед, постаралась подружиться. Вспоминать — и то неприятно было.
— Эй, Леоверенская, давай, пересаживайся к нам… сидишь там, как дуб на Плющихе…
— Тополь, — поправила я.
— Чего?
— На Плющихе было три тополя. А дубы…
Для первого раза я смолчала. Хотя очень хотелось добавить, что дубы у нас на задних партах ‘Elle’ смотрят. Или еще какой-то журнал… мне было неинтересно. Я осваивала анатомию. И намеревалась стать специалистом. И пересаживаться к их компании вовсе не хотела. Зачем? Лак для волос обсуждать? Или гель для душа?
Да мне и то и другое — побоку. Я все равно ими не пользуюсь. Почему и прыщей не имею, и волосы не выпадают.
— Да какая разница… Ползи сюда, говорю… Общнемся, потусим… ты ваще как, на ‘Пчёлку’ ходишь?
‘Пчёлка’, в исходном варианте ‘Улей’ была одним из модных местечек, где собиралась новорусско-бандитская поросль. Расслабиться, потусить, найти себе партнера на ночь или дозу кокаина…
Мягко говоря — меня туда не тянуло. Грубо говоря — я что — полная дура, так тратить свою жизнь? У меня и поинтереснее дела найдутся…
Но прежде, чем я успела это высказать, Наташка нанесла последний удар.
— А то здесь одна шелупонь тусуется. У тебя хоть дед при делах… хоть ты и одеваешься как чмо…
Все стало предельно ясно. Наташка нашла представительницу одного с собой социального круга — то есть меня. И решила, что мы вместе можем составить кружок ‘золотой молодежи’. Почему-то меня это не прельщало.
— Наташа,
