в руки мужчин, сидящих рядом. В первую очередь я буду закрывать их — и себя. Все остальные меня не волнуют.
— Что бы ни случилось — не отходите от меня. Ясно?
Валентин кивнул. Дед недоуменно поднял брови.
— почему?
— потому, что кончается на ‘у’. Дед, поверь мне на слово, прошу тебя!
Этого оказалось достаточно.
— помощь нужна?
— Нет. Просто — не отходи от меня.
— Как скажешь.
За что я люблю своего деда — это за то, что в глубине души он так и остался разведчиком. И людей делит по принципу Высоцкого. Ты бы пошел с ним в разведку? Нет — или да?
Опасность? Что ж. Если внучка говорит про опасность, значит надо прислушаться. Полное доверие напарнику, который знает больше — и готовность повиноваться приказам. А сколько людей махнули бы рукой — что ты, мол, ахинею собираешь?
И погибли бы.
Еще погибнут, — мрачно оскалилась в глубине души женщина со звериными глазами.
И я не могу это предотвратить. При всем желании я не смогу растянуть купол на большое число людей. У меня нет таких сил, таких знаний, такого умения…
А черное сияние разворачивалось все яростнее и ярче. Что-то гнусил еще один чиновник. И я могла подумать только об одном — оно уже зацепило губернатора. И еще многих. Чиновники, бизнесмены, все, кто сидел в первых рядах или терся радом со сценой. На миг там мелькнуло лицо Доси.
Зацепило не сильно. Пока только ноги. Но я отчетливо видела, как щупальца пульсируют на человеческих аурах. И понимала происходящее.
Они питались.
И пока им хватало. Но потом, чуть позже, они могут и разрастись. И что будет происходить — бог весть.
А люди пока даже ничего не чувствуют. Может быть — легкую усталость. Сонливость, отупение, возможно — дурноту, но кто ее не чувствует на таких церемониях? Пока щупальца еще не вросли в ауру, они не будут проявляться — резко. А вот когда врастут…
Я уже не слышала ни одного слова. Зато отлично видела, как вышли что-то спеть Миша Пила и Дося. Видела, как Мише дарят цветы — и узнала в одной из дарящих — Наташку. А, вот чего она сюда приперлась… Кумир поет! Извольте слушать.
А потом губернатор махнул рукой. Экскаватор выкатился к разобранному месту — и ковш вонзился в землю.
Я не закричала. До боли впилась ногтями в руку, хорошо хоть не свою, а Валентина, но не заорала. А хотелось!
Потому что из земли во все стороны брызнуло нечто, напоминающее нефтяной фонтан. Только — ментальное. Я это видела, а остальные даже и не подозревали, что черная липкая гадость брызжет по сторонам, задевает без разбора чиновников, актеров, журналистов — и ни в чем не повинных рабочих, корежит их энергетические оболочки и прожигает дыры в ярких и не очень аурах…
На нас бы попало. Но мой щит выдержал. И мне казалось, словно черная липкая грязь течет по светлому стеклянному куполу — и соскальзывает вниз, не в силах удержаться.
В ушах шумело. Перед глазами заплясали светящиеся мушки. Больно не было. Только тяжело. Словно что-то навалилось — и старается уплющить в грунт. И надо — держать эту тяжесть. Просто — держать.
Потом произошло что-то странное. Все кинулись вперед, под эту мерзость — и стали весьма заинтересованно на что-то глядеть. Но на что!?
Хотя мне — наплевать! Важно другое! Как скоро я смогу уйти отсюда? Надолго меня не хватит!
Я повернулась к оборотню. И произнесла, четко артикулируя губами — я не знала, говорю я вслух — или только пытаюсь, а им меня не слышно.
— Уведи меня отсюда. Мне стало плохо…
Оборотень кивнул, подхватил меня на руки — и потащил прочь. Я крепко вцепилась в руку деда, так, что он вынужден был идти за нами. И так же вместе с нами двигался наш щит. Так же шлепались на него черные комья — и опадали вниз, бессильные. И — полные яростной холодной злости. Их лишали пищи. И это было им невыносимо.
Ну и пусть подохнут от возмущения! Раз не могут вынести облома!
На этой ярости я продержалась еще метров сто — до стоянки. А там было уже безопасно. Щит исчез — и я расслабилась на руках оборотня.
— Хвала богам! Живы!
— и ты мне сейчас дашь объяснения, — вмешался дед.
Я послушно прикрыла глаза. Кивать не хотелось. Голова кружилась почему-то.
— Дам. Хоть килограмм. Только поехали к тебе, ладно? И… захватите по дороге что-нибудь пожрать!
Валентин загрузил меня в джип на заднее сиденье. И я расслабилась там. Хорошо. Туда слона поместить можно. Дед уселся в свой черный порш — и поехал вперед. В его офис едем, ему и дорогу показывать.
По дороге Валентин заехал в пиццерию и взял мне здоровущий литровый стакан колы и здоровущую пиццу. Обычно я колу, этот суррогат из сахара и красителя не пью. Но сейчас — пошло на ура.
***
Наконецс-с-сс-с-сс-с-с-то! С-С-Спус-с-стя с-с-столько лет — я в руках у человека. Человечки!
Что ж, она тоже подойдет — на первое время.
Плиты, которые так давили на меня — убраны, мои час-с-стицс-с-сс-с-сс-с-сы заняли с-с-свои мес-с-ста — и с-с-стоит мне выбратьс-с-ся, как я призову их. Мне нужна будет пища. Много пищи. С-С-Сильной пищи. И приятно, когда не надо за ней охотитьс-с-ся. Она с-с-сама придет к тебе. Покорная и не с-с-спос-с-собная с-с-сопротивлятьс-с-ся.
Потом я с-с-смогу позволить с-с-себе многое. С-С-Смогу позволить с-с-себе охоту. Нас-с-слаждение болью и с-с-страхом с-с-смерти. Удовольс-с-ствие от медленной с-с-смерти. Но не с-с-сейчас-с-с.
С-с-слишком много ушло у меня с-с-сил.
Я знал, что буду с-с-свободен рано или поздно. Я ждал и готовилс-с-ся. Я рас-с-стил ‘детей’ и подгрызал с-с-стены с-с-своей тюрьмы. И они поддавалис-с-сь. Медленно, но верно.
Что ж. я могу пойти двумя путями. Я могу с-с-сам подточить и разрушить с-с-стены с-с-своей тюрьмы. С-с-сейчас-с-с это намного проще с-с-сделать. Но уйдет много времени. С-с-сто лет? Двес-с-сти? Трис-с-ста?
Даже для меня это много. Хоть я и живу много с-с-сотен лет.
Или я могу с-с-сменить нос-с-сителя — и найти того, кто проведет ритуал ос-с-свобождения.
Почему бы и нет?
Главное — найти подходящего человека.
Такого, который польс-с-ститс-с-ся на награду — и покорно пос-с-следует моим приказам.
И он получит обещанное.
Х-хааааас-с-сс-с-сс-с-сс-с-сс-с-с
***
У деда в кабинете было тепло и уютно. И — безопасно. Это я ощущала всей кожей. И смогла наконец расслабиться. Рухнула на диванчик из серой кожи — и бессильно замерла. Валентин опустился в кресло для посетителей, дед уселся на стол и внимательно поглядел на меня.
— Ну, рассказывай, чего ты меня оттуда утащила?
Я вздохнула. Ну как это расскажешь? А потом мне в голову пришла идея.
— Дед, а ты ничего странного не испытывал на площади? Когда мимо проходил, или сегодня…
Дед, к его чести, не стал отмахиваться от моих слов. А вместо этого призадумался.
— Ну… мне там было неуютно. А еще мне предлагали офис в здании, знаешь, та старая постройка рядом с администрацией?
— Знаю.
Старинную архитектуру дед любил. Как он сам объяснял, странно как-то жить в доме, который моложе тебя. А здание рядом с администрацией было как раз в его вкусе. Двухэтажное, серо-голубого цвета, с лепниной, огромными окнами, высокими потолками и мраморными полами. Я знаю. Сейчас там разместился ресторан, в который я пару раз ходила с оборотнями. Цены драконовские, но кормят вкусно.
— Мне туда не захотелось. Неуютно там как-то… холодно…
Я улыбнулась. Дед — молодец. Именно так. Холодно. А как еще может быть, когда из тебя просто высасывают жизнь?
— А здесь?
— Здесь — спокойно.
Я тряхнула волосами.
— вот. У тебя потрясающая интуиция. Или — дар. Не знаю. Если бы его развить…
— За мной бы стали охотиться озабоченные вампиры? Вот еще не хватало, — покривился дед.
Я фыркнула. И впервые взглянула на своего деда другим взглядом, пытаясь разглядеть ауру. Раньше я так не поступала. Не хотелось вмешивать эту чертову метафизику в мои отношения с близкими и родными людьми. Но сейчас…
Аура деда была… потрясающей. Яркие, радужные тона. Алый, зеленый, желтый, голубой. Даже немного белого. Черный тоже есть. Пятнами. То есть кто-то у деда на совести из мертвецов. Но подлостей он особенно не делал. И карму себе тоже не сильно испортил.
— Юля, вернись из астрала — и пообщайся с людьми, — припечатал меня Валентин.
Я тряхнула головой — и решительно заговорила, не выбирая выражений. Слово за слово, я описала деду и Валентину все, что видела и чувствовала на площади. Обзывать меня дурой или смеяться они не стали, а вместо этого принялись гадать — что произошло. Гадали минут десять. Потом Валентин хлопнул себя по лбу — и вытащил сотовый.
— И чего мы тут мучаемся? У меня же там знакомый был!
— Кто?
— Один симпатичный паренек, работает оператором на местном телеканале. Я его сегодня там видел… блин! Юлька! Так его же тоже наверняка накрыло!
Вообще-то Валентин употребил несколько другое слово на букву ‘б’, матерное и женского рода, но автор заменяет его из соображений цензуры.
Долго я не раздумывала.
— А он человек?
Я тряхнула головой.
— Ну так зови его сюда! Будем смотреть, что и как! Чистить, лечить если понадобится. А оплатой станет видеозапись происходившего там! Ага?
Валентин тряхнул головой. Набрал номер — и заговорил в трубку.
— Да? Привет, Лешка, ты?
— …
— Да знаю я. Но ты же работал.
— …
— я не кабан, а лис. Дикий свин у нас — ты. Ладно, это хаханьки. Лешка, у тебя серьезная проблема. Ты себя как чувствуешь?
— …
— Значит так. Я был на площади вместе с Леоверенской. Знаешь такую фамилию?
— …
— Благодаря мне, нашу фамилию знает вся нечисть района, — прошипела я деду.
— Если б они тебя еще и уважали при этом, — фыркнул тот.
— Для этого я недостаточно страшная. А вообще — чем можно напугать дикого кабана?
— Бери пленку и приезжай на Советскую, 72. Знаешь фирму ‘Леотранс’?
— …
— Вот и давай. Когда будешь?
— …
— Ждем.
Оборотень щелкнул кнопкой и кивнул мне.
— А почему так ма…?
Юля пародирует анекдот:
— кукушка, кукушка, сколько лет мне жить?
— ку.
— а почему так ма…?, прим. авт.
— Лешка сказал, что у него сильно кружится голова и желудок словно когтями царапает. И ему это сильно не нравится.
— Это — у оборотня? Вас же фиг угробишь! На вас даже порча не действует… если ее наводят на тело!
Валентин укоризненно поглядел на меня.
— Мы тоже уязвимы.
— Ага. Если вас раза три асфальтоукладчиком переехать. А потом еще и зарыть поглубже.
— Это — художественное преувеличение.
— Это ты будешь другим рассказывать…
— Например, мне, — ехидно улыбнулся дед. — А то я сегодня тако-ой доверчивый…
В препирательствах
