дома’… А мечты у него именно такие. Своя яхта, своя вилла в Каннах… Козел.
— Садись в машину, правозащитница, — распахнул передо мной дверцу Мечислав. — Если этой даме такой нужен, что ж теперь сделаешь? Не убивать же…
— А почему бы и нет?
— По ИПФ.
Я вздохнула и залезла в очередной джип. На этот раз — для разнообразия — ядовито-красного цвета. Впечатление — как будто пожарную машину чуть спрессовали (ненамного).
— Чей это кошмарик?
— Мой личный, — отозвался водитель с переднего сиденья. — Хорошо подходит, чтобы всяких козлов возить. — Мне этот человек… нет, явно оборотень знаком не был.
— Юля. Леоверенская.
— Пушистик, мой фамилиар, — рекомендовал меня Мечислав.
Вампир уселся радом со мной на заднее сиденье и теперь пытался приобнять меня за плечи. Я отпихивалась всеми четырьмя. Мечислав выигрывал за счет грубой силы.
— Пушистик, хватит пихаться. Ай!
Пихаться я прекратила и вместо этого начала щипаться. Получалось плохо. Почему? Да потому, что за тренированные и сильные мышцы просто так не ущипнешь. Щипать легко рыхлых и неспортивных. А этот вампир словно из камня…
— а это Александр. Тот самый, что нашел Лаврика, — обломал нам борьбу Вадим. Мечислав тут же бросил меня подтягивать, а я — упираться и выворачиваться — и мы уставились на оборотня.
— Рассказывай все по порядку, — приказал Мечислав.
— а что тут расскажешь? Я его отвез в гостиницу, вернулся за этим продюсером, его еще ждать пришлось чуть не час…
— Часа два. Пока я этого козла погрузил, пока довез… он пьяный был, как жопа в гостях… извините, Юлия.
— Ничего. Неважно.
Можно подумать, я таких слов не знаю! Да я студентка биофака! Что жопа! А знаешь ли ты что такое аминоацилТ-РНКсинтетаза?!
— Я его проводил до номера, он на ногах не держался, тут еще администраторша разоралась… Загрузил на кровать, тут он очнулся и начал Досю требовать, заорал на весь этаж… Я было хотел его вырубить, но потом решил сдать с рук на руки Досе, пусть нянчится.
— почему? — въедливо спросила я.
— почему так? Да достали они меня оба за эти два дня! Отрыжка эстрады, блин! Звезда унитаза! Ну и обнаружил, что Лаврика все еще нет. Решил поискать… Нашел…
— На свою голову, — не удержалась я.
— Кто бы спорил. Что было дальше?
— Потом я спустился вниз и позвонил Вадиму. Дождался подкрепления, чтобы никого точно не пустить в квартиру. И поехал, куда сказано. То есть — за вами.
— Умница, — кивнула я. — Просто молодец. Выпишите ему премию, а?
— Юля, вампиры премий не выписывают.
— Ну и жлобье. Кровь пьете, да еще и бесплатно, — начала я скандал. Но продолжить не успела. Приехали.
***
Самый обычный дом. Самый обычный подъезд. Необычного — только то, что теперь это — место преступления. А в остальном — стандартная панельная пятиэтажка времен коммунизма. Темнота почти во всех окнах. На лавках у подъезда никого. Даже пьяных парочек и бомжей. Хотя что удивительного — в три часа утра. Или еще ночи?
На лестнице дежурили два вампира. Я поздоровалась, и мы прошли мимо. Вадим чуть задержался.
— Никого?
— пока никого.
Запах ударил меня еще на площадке. Резко и жестоко. Ввинчиваясь в мозг. Словно впечатывая страшное: ‘здесь — смерть’. Страшное. И непоправимое. Пока живешь — можно исправить все. Смерть подводит итоговую черту.
Как пахнет смерть?
Я плохо помню. Отец, бабушка… они ушли давно. Я была еще маленькой. Потом в институте я узнала, как пахнут морги. Формалином. Связавшись с вампирами, я узнала, как пахнет боль, как пахнет насилие. Но когда приходила смерть, я была слишком усталой, чтобы осознать ее. А сейчас на площадке смешивались несколько запахов. Крови. Металлический, густой, немного яблочный. Сырого мяса — тяжелый и какой-то хищный. И — дерьма. Содержимое кишечника?
М-да. Дерьма в Лаврике хватало.
— Юля! — одернуло меня подсознание. — О мертвых либо хорошо, либо ничего!
Ага, счазззз… Мне что — и о вампирах теперь плохо не думать? Нет уж, кто по жизни сволочь, тот и после смерти сволочью останется. И потом… Ельцин. Есть такое имя. Слышали?
О! Вот он не так давно померши. Еду я в маршрутке — и там объявляют ‘печальную’ новость. Секунд тридцать молчание. Потом реакция:
— Раньше бы надо…
— Чтоб его там черти… — чертям желалось прибегнуть к активному гомосексуализму с помощью разного сельхозинвентаря.
Так-то. Если бы объявили, что Ельцин ожил, люди бы точно его пристукнули. А вы говорите, о мертвых только хорошо… Так то смотря какие мертвые!
— Юля? — Мечислав коснулся моего плеча и протянул большой белый платок, резко пахнущий духами. Я благодарно кивнула и уткнулась в него носом. А то запах, плюс вид…. Многовато будет.
Пока я пыталась отвлечься, чтобы хоть сразу не стошнило, Мечислав уже успел открыть дверь квартиры и скользнуть внутрь.
Обычная однокомнатная квартирка. Квадратный холл, коридорчик ведет на кухню, дверь в комнату прямо напротив входной двери. И сразу видно Лаврика.
Он лежал на спине. Ковра не было, и на голом полу у окна был вычерчен мелом круг. В круге — треугольник. Лаврик лежал четко в центре. Голова — одно острие треугольника. Ноги разведены к двум другим углам. Голова ближе к двери, ноги к окну. Горло — перерезано от уха до уха. Мимо меня скользнул Вадим и поднял голову Лаврика за волосы.
— Кромсал этот поддонок от души. На ниточке держится.
— Он резал несколько раз — или один? — проявил интерес Мечислав.
— Определенно, с одного удара. Похоже на короткий широкий нож. Типа охотничьих.
— а лезвие зазубренное?
— нет.
— А остальное? — подала голос я.
Мечислав чуть сместился — и теперь я видела всего Лаврентия. Всю ‘картину’.
— Б… — меня хватило только на одно слово. И было почему.
Певец был буквально весь искромсан в лохмотья. Грудная клетка была вскрыта, как на скотобойне. Так, что весь ливер — печень, почки, сердце — все было наружу. Руки, ноги, лицо — все тело покрывали царапины… странные палочки, загогулины, черточки, точки… Больше всего это походило на повтор одних и тех же знаков. Руны? Или нет? Чувствовалась в них какая-то система. Странная, страшная, но — система. И такими же знаками, только меловыми, был покрыт круг. И в то же время… Пространство треугольника оставалось чистым. Кто специально вырезал на теле бедолажного певуна эти значки — и что они означали? Да, система. Но ни одного четкого знака я найти не могла! Ни руны, ни иероглифа, ни даже коротенького ‘Х’, ‘У’ и что-то еще из высшей математики… Словно кто-то и что-то недоделал… Спугнули что ли маньяка?
А…
— Что-нибудь из внутренних органов пропало? — Мечислав задал вопрос раньше, чем я успела даже подумать.
— На первый взгляд все цело. Почки, печенка, селезенка, желудок, легкие, сердце… Опа!
— Сердца — нет?
— Есть. Но оно… как у мумии.
— Чего? — выдала я. И полезла вперед.
Ой, зря я это опять сделала. Мне хватило одного взгляда на останки Лаврика. Страшным было не то, что я знала его при жизни. Во всяком случае, видела и даже могла бы познакомиться. И не кровь с внутренностями. Кого этим запугаешь после голливудских ужастиков? Да после них так и хочется телевизор тряпкой вытереть, чтобы не вляпаться. Страшным было то, что сжимал в руке Вадим.
Сердце. Но… какое!
Я — биолог. И если кто не знает, мы проходим анатомию. И препарируем животных. И я отлично знаю, как выглядят человеческие внутренности. И даже была в морге несколько раз. Одним словом — такими мелочами меня напугать было сложно. Вот когда нам показывали детей-уродов — то есть зародыши в формалине и начинали рассказывать, что это может быть и с нами… Вот тут хотелось взвыть — и каждого парня протащить через ДНК-тест. И все же, все же… Это было ненормально! Да! Но — реально! И вполне объяснимо!
А вот то, что держал в руке Вадим, было вообще ни на что не похоже. Серый ссохшийся комок, кажется, даже немного покрытый — чем!? Во имя всех богов и героев — чем!? Пылью!? Прахом!?
Я медленно, не веря себе, протянула руку вперед. Не знаю, чего я хотела. Дотронуться до Вадима? До сердца? Или просто до стены чтобы обрести какую-нибудь опору в этом мире? Но Вадим все решил за меня. Он разжал пальцы — и сердце скользнуло в мою руку.
И в следующий миг мои пальцы свело судорогой.
Чернота волной нахлынула на меня, подхватила — и понесла, не слушая криков и возражений.
Я вскрикнула, проваливаясь — куда? И так же быстро, как проваливаясь — обретая себя вновь. Опять начиная видеть, слышать, осязать и вообще — падение прекратилось. Но где?
Что это было? Что происходит? Я быстро огляделась вокруг. И глубоко вздохнув, расслабилась.
Моя полянка.
Мое родное и уютное местечко с зарослями одуванчиков. Солнышко играет на зеленой траве, тихо шуршат сосны…
Шуршали они недолго. Секунд двадцать. А потом резкий порыв ветра хлестнул меня по спине, словно заставляя… посмотреть? Идти?
Я послушно сделала два шага вперед по направлению ветра. И возмущенно взвизгнула. Что за наглость!?
В центре моей любимой поляны образовалась — здоровущая лужа. Хотя мне она вовсе не нравилась.
В ответ на мой робкий вопрос, ветер хлестнул уже по затылку, заставляя наклониться ниже. Ну, ниже, так ниже. Если нужно, чтобы я смотрела в воду — я буду смотреть. Только надеюсь, там раков или крабов — или вообще анаконд в лучших традициях ужастиков там не водится? Еще откусят что-нибудь не лишнее?
Но вместе плавучих и ползучих меня ждал сеанс ясновидения. Лужа на пару секунд подернулась темнотой, словно кто-то задернул покрывало, а потом фокусник сорвал его — и вуаля! Вода стала полупрозрачной, как будто это большое стекло. А я — смотрю сквозь него. И вижу комнату, в которой только что была.
Мечислав, держащий меня на руках, и что-то выговаривающий подчиненному. Ошалелый Вадим, пытающийся разжать мои сведенные пальцы. Я, в роли чувствительной трепетной барышни на руках галантного кавалера. И Лаврик в роли трупа.
Из общей картины выпадает только сердце, в которое я вцепилась хваткой бульдога.
И вся комната, все предметы в ней переливались разными тонами. Сама комната — и мебель в ней — светло-серым. И я поняла — это — не живое. Мебель из ДСП, пластмассы, еще какой-то химической пакости. То, что неживое, не даст живую ауру. Яркий красно-сине-зеленый ореол вокруг Мечислава мешался с очень похожим ореолом вокруг меня. Хотя оттенки и были немного другими. Вадим светился
