бывает. Едешь ты по горам, сопровождаешь баронских детей в столицу — и тут на тебе! Разбойники! И что может сделать против них безобидный специалист по древним языкам?
И то не дали. Кинжал выбили, по затылку врезали — и очнулся он уже в этой пещере, в клетушке, где и свинье тесно было бы. Впрочем, судя по запаху, свинью тут и держали, пока она не сдохла в страшных мучениях.
Негодяи честно предложили всем — либо платите, либо сдохнете. И отписали барону Аврису, мол у нас ваши двое детей. Теперь ждали денег.
Тьен нашел глазами своих учеников. Стало чуть полегче.
Хорошие мальчишки. Умные, серьезные, просто, как и барон, они скорее книжники, чем воины. Вот и не отбились. Тут уж кому что дано.
Тьен очень боялся. Убить мало этих подонков!
За себя, за мальчишек, за крестьянских девочек, которые плачут в соседних клетушках…
Тень часового чуть дернулась, расплылась, мужчине послышался хрип — и тут же все стихло. Поперхнулся, наверное.
Или подавился… да, какая разница! Хоть бы эти сволочи все передохли! Со стороны выхода из ущелья послышался шум. Тьен прислушался.
Кто‑то напал на этих сволочей?!
Но кто?!
И что…
— Где заложники?! — раздался громкий крик. — А ну подать их сюда, сейчас мы пару голов выкинем королевским солдатам под ноги!
И матерщина.
Тьен замер, понимая, что это конец. Сейчас его вытащат из клетки, благо, он ближе всего ко входу, снесут ему голову… будет ли он что‑нибудь осознавать в этот миг?
Этого он так и не узнал, потому что перед решеткой встала невысокая фигура.
— Назад, твари!
Мужчина замер, вглядываясь в темноту.
Кто‑то решил за них заступиться?
Кто это?
Он должен, обязан увидеть этого человека!
И увиденное превзошло все его ожидания.
Алекс.
Когда эти твари кинулись за заложниками, пришлось выйти из тени. Я подхватил щит и всталь прямо перед дверью.
Солдаты ломились через заграждение, а я — убивал.
Жестоко и страшно. Мне надо было просто не двигаться с места, за спиной у мня опасности не было, а разбойникам позарез надо было пройти мимо меня.
И они лезли…
Вот на меня с бычьим ревом и такой же грацией ринулся верзила, на две головы выше меня и в два раза толще. Отхожу в сторону, пропускаю его, изящно уворачиваюсь — и добиваю ударом в затылок.
Щит на моей руке — особенный. Анри сам заказывал для меня нечто подобное. Он небольшой, полностью закрывает запястье и руку до локтя, представляет собой цельнокованную пластину с заточенными краями и острыми гранями.
Такие очень любят кочевники.
Не просто так — ими удобно сражаться с седла. Правда, они себе обычно делают оковку и у них щиты скорее режут. Мой наносит глубокие рваные раны.
Я не сражаюсь, нет. Я убиваю.
Любой, к которому я прикасаюсь, падает, чтобы больше не встать.
Щитом — по горлу. Саблей — по тем местам, где кровяные жилы подходят близко к коже.
Предсмертные хрипы сливаются в симфонию боли и ужаса. И наслаждаюсь криками умирающих — и слизываю капли крови когда он попадают на лицо.
Меч — отвести саблей — и ударить.
Я уничтожаю. Я счастлив!
Я убиваю — и кровь демона поет в моих жилах.
Смерть, смерть, смерть врагам!
Я отбиваю прилетевший кинжал — и внезапно оказываюсь лицом в лицу всего с одним бойцом. Он невысок, гибок,… я сразу же собираюсь. Это не тупые деревенские увальни, это опасный противник.
Он начинает двигаться вокруг меня. Мне же отойти нельзя и я стою на месте. Просто слежу глазами за противником.
Отбиваю вверх, нарочито неуклюже — и в меня летит кинжал.
Ну — ну…
О, а вот это уже интересно!
Двурукий боец!
Кинжал я отбил, но мужчина набрасывается на меня. В его руках мелькают короткий меч и длинный кинжал так быстро, что другой и не уследил бы за этим.
Не я.
Кинжал сковать щитом меч ведет свою игру с саблей… ах ты… с — сука!
Драка с бандитами отличается от благородной дуэли тем, что здесь допустимы все приемы. И в меня летит кинжал. Кинжал я, конечно, отбил, а вот подлый пинок в колено пропустил. И упал на спину.
— Сдохни, сопляк!
Вот его улыбочка навсегда мне врезалась в память. Отвратительная, злорадная, раздражающая…. Ах ты!!!
Это происходит помимо моего желания. Преображение занимает долю секунды. Я чуть поворачиваюсь, клинок соскальзывает по чешуе, оставляя глубокую красную полосу, боль подстегивает меня, хвост вылетает вперед, обвивает щиколотку негодяя — и мужчина падает на меня.
И я не уворачиваюсь. Я притягиваю его поближе — и впиваюсь зубами в шею.
Много солоноватой вкусной крови. На языке, на лице, на мне…. из горла вырывается то ли вой, то ли рычание, люди разбегаются в ужасе — и в себя я прихожу только когда слышу оклик Фарна.
— Алекс!!! Алекс, отзовись!
Самоконтроля хватает еще на то, чтобы перекинуться обратно, в личину аристократика.
* * *
Досталось мне, конечно, от Фарна по первое число.
Он орал, потрясал кулаками и кричал, что если бы разбойники не ополоумели и не бросились все отчего‑то наутек — мне бы пришлось плохо.
Я догадывался, отчего они ополоумели, но признаваться полковнику не спешил. Ковырял землю сапогом и строил умильную рожицу. Тот понял, что победителей не судят — и отстал. Надо было освободить всех пленных, помочь тем, кто ранен, расспросить, доставить домой, повесить разбойников, рассортировать добычу — на этом фоне я вообще бездельничал. Ну разве что благородного графа еще раз напоил самогонкой, ласково приговаривая: ‘неправильный опохмел ведет к запою’.
И успокоился.
Зря.
Ровно через пять дней ко мне в палатку проскользнула тень.
Его звали Тьен Клеймор и он был учителем у сыновей барона. Невысокий, сутуловатый, впалая грудь, узкие плечи, карие щенячьи глаза с длинными ресницами.
Я хорошо его помню.
Вот глядя на меня этими карими глазами, он сообщил мне, что все видел. Я честно его не понял. Но Тьен, глядя мне в лицо сообщил, что я — демон.
Поправлять его и уточнять свою родословную я не стал. Просто спросил — что ему надо?
Оказалось, что барон Аврис — я помнил его, типичный книжный червяк, выставил Тьена на улицу. А дальше все просто. Денег мало, кушать хочется, а демонам место на костре.
Или…
Платите, ваше высочество и оставайтесь принцем.
А лучше — устройте меня в королевскую библиотеку. Говорят, там платят хорошо.
Ну — ну.
Говорят — ежей едят.
Я даже остолбенел на несколько минут.
Вот он стоит передо мной, такой спокойный, такой уверенный в себе — и в том, что я ему должен по гроб жизни, просто потому, что полудемон. И неважно, что без меня он бы уже сдох три раза. Его это не волнует. Он твердо уверен, что для сохранения своей тайны я стану его дойной коровой…
Зря.
Я убил его сразу.
Просто пробил горло когтями и смотрел, как он умирает. А потом хладнокровно запихнул тело в один из сундуков графа.
Избавился я от него чуть позднее, вместе с сундуком. Сбросил в горную речку, пока не провоняло.
И навсегда усвоил простую истину.
Ты можешь спасать людей, сколько тебе заблагорассудится. Но давать им в руки оружие против тебя не стоит.
Люди — существа в основном неблагодарные.
* * *
Графа я тоже умудрился потерять в одной из схваток с местными мразями. Мы бродили по горам вот уже два месяца, вырезая под корень все разбойничьи шайки, которые нам встречались. Нас было не так много, чтобы брать пленных и таскать за собой по горам.
Проще было схватить, допросить до донышка — и уничтожить.
Письменные показания, подписанные мной, Фарном и графом имели такую же силу, как и слова живого человека. Я читал и морщился.
Как я и предполагал, часть разбойничьих ватажек щедро проплачивали местные хозяева замков. А потому мы делали просто. Разгромив очередную шайку, навещали замок барончика или графа, которые их финансировали. Если я видел, что это от безнадеги, мужчину прощали, разве что компромат сохраняли на будущее.
Если же нет…
Все это будет учтено. Обещаю…
В один прекрасный день все и произошло. Точнее то, что мы с Фарном уже давно просчитали. Разбойникам надоело, что их нагло вырезают под корень. Они решили объединиться несколькими шайками, устроить засаду — и уничтожить нас. А потом, захватив кучу добычи — мы ведь за собой часть таскали, никуда не спихнешь, захватив оружие, доспехи, полковую казну — рвать когти через горы и становиться у соседей уважаемыми гражданами. Даже с заслугами перед новым отечеством. А то не молодцы? Старому нагадили, а как известно, сделал гадость — соседу радость.
Я, в принципе, не возражал против второй части их плана. Готов был даже снабдить напутственным пинком и помахать платочком на прощение. Им же и сапог потом вытереть.
А вы что думали — нам эти твари надобны?
Нет уж. Можно поменять имя, но нельзя поменять натуру. За очень небольшим, прямо‑таки крохотным исключением, шлюха останется шлюхой, вор — вором, убийца — убийцей… и если человек привык грабить здесь, он не станет отказываться от этого занятия — там. Соответственно, они и соседям так же на экономику нагадят, как и нам. И пусть бы!
Но им же не надо было просто и тихонько сбежать! Им сначала надо было нас прибить, а вот тут я решительно возражал.
Пришлось немного подготовиться.
И в одну прекрасную ночь…
Мы с Фарном сидели у костра. В ближайшей деревеньке удалось прикупить мяса и теперь его жарили над кострами. Аромат был такой, что просто мечта. Сидели, смаковали, наслаждались тишиной, жалели об отсутствии вина и девок — но на время похода сухой закон и никак иначе.
— Вот, поймали, шлялся тут…
Сильный тычок втолкнул в круг света от костра невысокого человечка. Выглядела данная особь разбойником, иначе и не скажешь.
Одежда — разномастная. Оружие — тоже с бору по сосенке. Вроде и неплохое, но три ножа — и все разные? Обычно такие вещи в одном месте прикупают, а не по всем лавкам. Да еще морда, на которой просто клейма негде ставить и обрезанное ухо…
— Нарвался, — протянул я, даже не думая сильно отвлекаться от прутика с нанизанным мясом. А вот этот кусочек уже готов… уммм!
— Алекс, хватит сырятину жрать, — Фарн давно уже позабыл все титулы. Да и куда там — вместе под стрелами стояли, вместе дрались, спину друг другу прикрывали — чего еще надо?
— Чего?
— Посмотри на этого типа. Что с ним лучше сделать — повесить — или четвертовать?
— Хммм… — Я задумался. — Вешать — это веревку искать. Опять же, выступ подходящий надо или дерево, да к тому же он вонять будет. Они всегда после смерти обделываются… Четвертовать проще. Но это меч потом чистить, точить, да и тащиться куда подальше, а то на его тухлую кровь все
