и смотрел на небо.

Скоро, уже скоро…

Из парка донесся дикий крик. Я насторожился и выскользнул из‑за занавеси. И, по закону подлости, сразу же наткнулся на Лавинию, которая застыла неподалеку в фигуре танца.

— Ты!?

Столько было в ее глазах изумления и ненависти.

— Я. А что?

А вот мои глаза были невинны. Я‑то тут не при чем.

— Госпожа, а я должен был быть в другом месте?

Лавиния ответила бы, обязательно ответила, но было поздно. В зал с воплем вбежал один из придворных, которых увел Томми.

— Убийство!!!

Томми влетел вслед за ним. Я перевел дух. Друг жив, остальное все поправимо.

— Убили принца Андрэ!!!

У Тома это получилось с такой экспрессией, что я едва не зааплодировал.

Герцог схватился за сердце.

Лавиния свалилась в обморок.

Я подумал — и тоже взялся за сердце. Двумя руками.

— Как это могло случиться!?

Томми принял самый страдальческий вид.

— мне сегодня в комнату подбросили записку, из которой следовало, что госпожа Лавиния встречается сегодня ночью в беседке с любовником! Естественно, я обязан был сходить сам и посмотреть, дабы не опорочить честь и достоинство невинной девушки.

Обморочная, но непорочная невинность от таких слов мигом пришла в себя.

— Я ни с кем не встречалась! Я все время была в зале!!!

— да, молодой человек, — поддакнул герцог.

Томми развел руками.

— Ваша светлость. Так я и уверен, что это был навет! Потому и пришел заранее! И схоронился у беседки!

— Так… и что было дальше?

— Потом туда пришел человек во всем черном. Он закрывал лицо, но я не обеспокоился.

— и почему же?

Томми посмотрел на герцога, как на болвана.

— Ваша светлость, так ежели это был чей‑то тайный возлюбленный…

— Понятно. А почему вы не сказали мне?

Том развел руками.

— А кто бы мне поверил? Я даже своему сюзерену не сказал, чтобы он не волновался. Записка подметная… так только подлецы поступают.

Крыть было нечем.

— А потом?

— Туда направился его высочество Андрэ. Мы его даже остановить не успели. Не ожидали.

— И?

— Человек в плаще чем‑то ударил его. А когда Тайпс выскочил из кустов на помощь его величеству, затеял с ним драку. А мы бросились звать на помощь.

— Вы бросили его высочество?

Тут я решаю перебить герцога.

— Скажите, а у вас в каждой беседке по убийце — или моему брату просто не повезло?

В саду уже везде факелы, шумно, людно — и рядом с беседкой лежат четыре тела. Два без движения, а одно как раз сейчас увязывают, словно колбасу. Я приглядываюсь уже к ауре.

Андрэ безнадежно мертв. Придворный… как его там бишь — Тайпс? — умирает. Еще один в форме стражника хрипит, хватаясь за перебитую гортань. Тоже не жилец, я лечить не умею. Убийца жив — здоров и весьма агрессивен. Он‑то собирался тихо сделать свое дело и так же тихо уйти, а вместо этого поднялся шум, набежала стража…

Обидно.

— В пыточную его!!! — скомандовал герцог.

Я усмехнулся. Да теперь‑то уж что? Но…

Я схватился за виски, изображая отчаяние.

— Мой брат! Мой бедный брат!!!

Едва сам себе не поверил. Герцог‑то уж точно проникся, поглядел сочувственно…

— Ваше высочество, может быть вам прилечь?

— Нет! Я должен быть рядом с телом! Обязательно!

— пропустите!!! Мой принц!!!

Лавиния протолкалась через толпу, взглянула на всю картину — и упала в обморок во второй раз на чьи‑то услужливо подставленные руки.

То‑то же. Раньше надо было думать, а не на несчастного меня покушаться.

Я делаю самое благородное лицо.

— Бедная девочка! Она так переживает!

Получается настолько прочувствованно, что герцог сам тяжко вздыхает. И только потом до него доходит. А ведь принц‑то… того! И мужчина на глазах белеет, просчитывая последствия.

Хорошо, если это происки врагов. А если нет?

Если кто‑то из своих? Например, приревновав Лавинию?

А если война?

Надо оно Ратаверу?

Я читаю эти мысли так легко, словно герцог орет во всю глотку. И когда он поворачивается ко мне, помогаю ему.

— Ваша светлость, я должен бдить у тела брата. Но вы же проведете дознание…?

Ей — ей, еще бы минута — и он бы мне на шею кинулся.

— разумеется, ваше высочество! Честью клянусь!!!

Клялся бы ты, чем‑то, что имеешь — я бы поверил. А человек, у которого жена выносила ребенка от вампира, причем, наверняка сам подкладывал… Сударь, ваша фамильная честь давно оленем по лесам бегает.

Почему оленем?

Ну, пусть лосем. Рогатым.

* * *

У тела Андрэ я провожу примерно четыре часа. Томми крутится рядом, тоже изображая подобающую скорбь. Но…

— Алекс, ведь это — она.

— И что?

— А мы не будем мстить?

— Томми, а мы выдержим сейчас войну с Теварром?

— Не знаю…

— К тому же мы на чужой территории. Думаешь, нас выпустят?

— Мы и спрашивать не будем.

— Том, за нами весь Ратавер будет охотиться. И пусть мы даже уйдем — но куда?

— Домой…

— А там — Рудольф. Лишившийся сегодня сыночка. Он нас примет с распростертыми объятиями и прижмет к сердцу, правда?

— Кривда, — огрызнулся друг, до которого начало доходить. Да, Тома я люблю, но политика — это решительно не его дело. Он вояка, он надежный друг, крепкий тыл, верная рука, но крутить и распутывать сложные комбинации скорее к Рене.

Увы, Моринар, высочайшим указанием, остался дома. Рудольф не особо потворствовал нашей дружбе, как знал, чего бояться надо.

— Но мы можем уйти в Торрин.

— И подставить тех, кто там живет? Марту, Рене, отца с матерью…? Том, ты серьезно? Рудольф ведь обвинит во всем нас, как единственных уцелевших. И начнет охотиться не на истинных виновников. Те — отговорятся, придумают сотню и одну причину, подставят нас — и долго ждать не придется.

— Ну и что же тогда делать?

— Оставаться здесь и собирать компромат.

— Алекс… это цинично.

— А я добрым и не прикидывался.

— тебе Андрэ не жалко?

Я посмотрел на гроб, в котором лежало тело моего двоюродного брата. Мы так и не стали родными, не стали близкими, мы вообще никем не стали. Даже врагами.

Рене мне был намного ближе, чем Андрэ.

Сочувствую ли я ему?

Не больше, чем любому другому парню. Что и было озвучено.

— Он ведь перед Мишель не виноват…

— Никто не виноват. Но ведь никто ничего и не делал для нее, так?

Том кивает.

— Значит, я тоже не обязан разбираться в мере наказания. Андрэ не виноват. А вы? Если бы что‑то случилось с Риком, вам бы худо пришлось. В чем виноваты вы?

Том опустил голову.

— Алекс, я все понимаю. Но это как‑то… Абигейл — да, она виновна, мсти! Рудольф, хотя он попросту глуп. Родня королевы — спору нет! А этот сопливый мальчишка?

— Абигейл. Только в штанах. Вспомни, на турнире он не собирался меня щадить или хотя бы проявлять благородство. Он привык быть лучшим, первым, привык, что ему все в попу дуют… я не мстил лично ему, Том. Я просто толкнул колесо мести — и жернова сдвинулись, перемолов и его судьбу. Я не ненавидел его — и я не считаю себя виновным. Он просто съел то, что приготовили для меня. Так бывает.

— Ты подсунул ему записку и ты его подставил.

— Да. И что?

— Ты же понимаешь, что я хочу сказать.

Я вздохнул. Ей — ей, если Томми и дальше будет так морализаторствовать — сделаю его главой над всеми святошами страны. Пусть проповедует.

— Я все равно не чувствую себя виноватым. Как хочешь, Томми, но это судьба. Чем он лучше или хуже другого парня? Я мог бы подсунуть записку кому угодно. Я выбрал его — да. И не без задней мысли.

— Какой же?

— Том, я наследник второй очереди. За Рудольфом наследовал Андрэ. Потом — дети Андрэ, если он их оставил. Если нет — то Руфина и ее дети. К счастью, у нее детей не было. У него пока тоже. Детей… не знаю. Наверное, у меня рука бы не поднялась их убивать. А вот Андрэ… Томми, а он уступил бы мне трон?

— Н — нет…

— Мне пришлось бы воевать за то, что мое по праву. Ты хочешь для нашей страны междусобиц?

— Нет. Но ведь обычно трон переходит от отца к сыну…

— Так, да не совсем. Мы же вместе изучали законы. Дед мог оставить трон матери, и он сделал бы это. Просто потому, что Рудольф со своей недальновидностью и сворой лизоблюдов рано или поздно угробит страну. Но Абигейл помешала деду поступить так, как лучше для Раденора.

Это — хорошо?

— Н — нет…

— Вот и я так думаю. Я просто восстанавливаю справедливость и возвращаю себе то, что мое по праву. Это — мой трон. Моя страна. И я за них в ответе. Понадобится — я и сотню таких ничтожеств, как Андрэ на фарш переработаю. Лишь бы в Раденоре все было хорошо и спокойно. Не было голода, войны, раздоров, распрей…

— Ты идешь к хорошей цели кривыми тропами. А не боишься ее замарать?

Я задумался. И решительно покачал головой.

— Нет. Я верю, что смогу. Справлюсь. И я готов все отдать своей стране. А Андрэ и Рудольф искренне готовы были все у нее взять. Это ведь вещи разные?

— Очень.

— Тогда закончим душеспасительную беседу? Учти, на небо я не рвусь, а в аду я как бы и свой…

— Чего б удивляться.

Я усмехнулся — и мы продолжили бдение у гроба. Я даже глаза потер и волосы взлохматил, так что герцог поверил в мои душевные страдания. Или просто — хотел поверить?

— Ваше высочество! Мерзавец во всем признался!!!

— Ваша светлость? Так кто же покушался на моего несчастного брата?!

— Это подлые риолонцы!

О как! Ну, фантазия!

— Он во всем признался. Ему заплатил посол Риолона, чтобы негодяй убил вашего брата и сорвал помолвку, которая означала мир между двумя великими державами!

Я аж прослезился. Ну, герцог, ну, хват! Я в восхищении, иначе и не скажешь! У него в доме убили наследного принца, но виноваты соседи! И враги!

Уметь надо!

Но издеваться я не стал. Схватился за сердце.

— Риолонские шпионы!? Какой кошмар!

— Да, это ужасно! Ваше высочество, возможно, я провожу вас отдохнуть?

— Нет, что вы! Как можно! Три ночи я обязан бдить над телом брата…

— Тогда, возможно, вы соблаговолите перекусить?

— Да, герцог, если вас не затруднит. И можете обращаться ко мне по имени — не на людях, конечно…

Разумеется, герцог заглатывает наживку так, что она у него сзади высовывается.

— Ваше… Алекс, это такая честь для меня!

Я вздыхаю.

— Ах, Андрэ… как же я скажу это дяде…?

Намек отлично доходит до адресата.

— Ва… Алекс, полагаю, в таком деле не лишним будет мой совет.

— Ваша светлость?

Ну и что вы мне посоветуете?

— Конечно, это ужасно, но ведь если