— это те дрова, на которых можно сжечь что угодно. От своей жизни — до целого королевства.
И наконец пожиратель не выдерживает.
Щупальца убираются обратно, на свой план бытия. Хотя люди видят это иначе. Просто они проваливаются под землю — и наступает тишина.
Огненный смерч крутится еще несколько секунд, сплавляя выход. Теперь на этом холме еще лет пятьсот ничего не вырастет, пока ветер не принесет землю и она не закроет каменную стеклянистую массу. Мой гнев сплавил землю до состояния вулканического стекла.
Впрочем, он тут же остывает, стоит мне взглянуть.
— Томми!!!
Мой друг лежит не так далеко.
Изломанная кукла… но крови нет?
Сейчас мне нет дела ни до кого.
Война, Теварр, Риолон… да гори вы все огнем! Все вы не стоите и волоска с головы моего друга!
Моего брата, ведь Томми давно стал мне младшим и любимым братом.
И ради его жизни я кого угодно скормлю демонам!
Крови нет.
Я рву камзол и приникаю ухом к груди друга.
Боги, я не радовался так даже первому поднятому мертвецу, как я радовался сейчас этим неровным глухим ударам.
Томми жив!
И я не дам ему умереть!
Кому, как не некроманту известно, как отогнать смерть?
Лекаря!
Я понимаю голову…
Твою мать!
Нет. Не так.
ТВОЮ МАТЬ!!!!!!
Никто не воюет. Все стоят и смотрят на меня со священным ужасом.
Кажется, я засветился по полной. Ну и плевать.
— Лекаря!!! — надсаживаясь, ору я. — Скорее, ему еще можно помочь!!!
И когда откуда‑то выбегает человек в синем лекарском плаще…
Хвала Аргадону!
— Вы позволите, милорд?
Я чуть отстраняюсь. Потом хватаю лекаря за шкирку.
— Умрет — убью. Выживет — проси что хочешь.
Мои руки слетают с синего плаща, словно их ветром сдуло. Какой‑то прием, я и сам не понял, какой.
— Не мешай мне делать мою работу!
Если кто‑то думает, что я этого лекаря ударил, или даже выругал…
Я молча отхожу в сторону.
— Ваше высочество!
Из рядов войска вырывается человек… я прищуриваюсь.
— полковник Тибр?
Мужчина кивает. Чуть кланяется.
— Ваше высочество…
— Отвести войска, — командую я со вздохом. — Поднять флаг, пригласить риолонцев на переговоры.
— Пе… пере… говоры?
— Тибр, а ты хочешь продолжать воевать? После этого?
Я широким жестом обвожу поле.
Не хочет. По лицу видно — он сейчас хочет оказаться где‑нибудь подальше отсюда. И чем дальше, тем лучше.
Устало махаю рукой.
— Вся ответственность на мне. Давай, рысью!
— повинуюсь, ваше высочество!
И срывается с места.
Я устало присаживаюсь на камень, удачно оказавшийся неподалеку. Чувствую себя полностью вымотанным, да так оно и есть. В некромантии я силен, но магия огня с такой силой пробудилась во мне впервые.
Если у матери была хотя бы пятая часть такого таланта… Рудольфу ноги вырвать мало!
Такая колдунья умерла практически зря. Да с такой силой вулканы можно создавать и гасить движением пальца..
Или мне это только кажется?
Я потом посчитаю. Призову пожирателя, попробую пожечь, помучаю…
И буду точно знать, сколько надо приложить сил.
Потом, все потом. Лишь бы Томми выжил.
* * *
После пережитого воевать не хотелось не только нам, но и риолонцам. И мы сели за стол переговоров. Я, Дарий… а больше, собственно, никто и не уцелел. От Микаэля и короны не нашли. Оно и неудивительно, я туда столько силы вгрохал, что хватило бы и кости в пепел пережечь. Хотя вообще‑то это сложно. Так, пара теваррских генералов выжила.
Переговоры проходили на виду у всего войска. Почему?
Да никому не хотелось тут разбивать лагерь, становиться на ночлег…
Пожиратели, между прочим, источают определенные эманации — и эта гадость весьма устойчива. Почти как кошка в сапоги написает. Уже и впиталось, и высохло, а вонять еще долго будет. И никакой стиркой, то есть чисткой местность до конца от этих эманаций не избавишь. Можно себя сдерживать, можно, только вот кончается это кошмарами, сердечными болями, а то и чем похуже. Уж спать в таком месте я бы точно не рекомендовал без защитного круга.
Так что ни о каком обустройстве речь не шла. Переговорить — и удрать отсюда. Даже я чувствую себя неуютно, а уж как остальные…
Первым начинает Дарий.
— Ваше высочество, я рад видеть вас….
— Ваше величество, — ответствую я, — счастлив скрестить меч со столь достойным противником.
— да, но повод до сих пор остается для меня загадкой, — Дарий качает головой так, что я бы век его в актерстве не заподозрил.
— Убийство моего брата. Принца Андрэ.
Король Риолона задумывается. А потом достает кинжал и полосует лезвием по пальцу. Показывается капля крови. Одна, вторая…
Кинжал втыкается в землю между нами.
— Клянусь честью, кровью и жизнью, что Риолон не виноват в постигшей Раденор трагедии.
Дарий выглядит серьезно. И вообще‑то…
Клятва триады — не игрушки. Я это точно знаю, как маг и как некромант.
Последнее время так не клянутся, слишком уж страшная расплата предусмотрена за ложь или нарушение обета. Что бы ни орали храмовники, наш мир пропитан магией — и она жестоко мстит клятвоотступникам.
Я, конечно, изображаю недоумение. Мол, верю, конечно, ваше величество, но кто же тогда?
Дарий разводит руками и предполагает, что выгоднее всех наша война была теваррцам, вот с них и спрашивать стоит?
Я сетую в ответ, что спрашивать‑то не с кого, ибо некромантов в округе не водится, да и водились бы — дело это богопротивное и мерзкое.
Дарий тоже вздыхает и интересуется, не знаю ли я, что именно тут произошло?
Я, с самым невинными видом, рассказываю в ответ, что Микаэль был уверен в победе. Сначала.
А потом у него что‑то пошло не так, он что‑то говорил своим спутникам и был весьма озабочен. Ну а потом полезли эти твари… я спасся чудом. То есть — том спас, а сам, вот, не уберегся.
Дарий от всей души сочувствует, я тоже вздыхаю, вытирая крокодилову слезинку…
Меня никто и не подозревал, кстати. Я себя отлично продемонстрировал, как мага огня, а значит, некромантом я оказаться никак не мог — это первое. И второе — я бы не стал подставляться под удар.
Хотя насчет магии — вранье. Маги с двумя — тремя талантами встречаются. Только — редко. Примерно раз в пятьсот — шестьсот лет может появиться такой уникум. И не факт, что он заживется на этом свете, ведь любая сила проявляет себя. А если чадушко сначала устраивает пожар, а потом, испугавшись, ураган — его шансы выжить приближаются к нулю.
Это я понимаю, что повел себя, как последний болван. Не рассчитал, не додумался подстраховаться и защититься — и ценой моего разгильдяйства едва не стала жизнь близкого человека. Но остальные‑то видели не это!
Они видели, как меня спасал Том. Видели, как я потом выжигал эти щупальца…
И видели меня сейчас. Усталого, с кругами под глазами, едва держащегося на ногах… толпа — существо своеобразное. Один раз составив мнение, меняет она его достаточно неохотно и только под серьезным воздействием. И войско уже решило, что я — жертва.
А кто злобные некроманты?
Два варианта — либо риолонцы, либо теваррцы. Но я не хотел ни того, ни другого. Нас еще домой идти, а ведь люди…
Да разорвут мне сейчас теваррцев в клочья, а чем они виноваты?
Что Микаэль скотина, решил чужими жизнями поиграть, а оказался в результате пешкой на доске? Это‑то самые обычные солдаты, их тоже кто‑то ждет дома….
Совестливый некромант?
Практичный. Авось, живыми они мне полезнее будут.
Так что главный злодей остался непроясненным. Мы с Дарием расстались вполне дружески и разошлись в разные стороны.
Шли до ночи, наплевав на боль, усталость, голод… на все. Я улучшил момент и подъехал к телеге, на которой везли Тома.
Лекарь так и был возле него.
— Выживет?
— Надеюсь. У него переломы ребер, но в легкие ни одно не прошло, это почти чудо. Левая рука сломана, а насчет ноги — не уверен. Но синяк там будет великолепный.
— А почему он без сознания?
— я снотворным напоил. Иначе он бы тут от боли орал при каждом вздохе, — огрызается лекарь.
Ну да.
Плотная повязка от боли не спасает. Дурак я, дурак…
****
Теваррцы ушли на следующий день. Их полковник вежливо попрощался со мной и выразил надежду, что мы останемся друзьями. Я отвечаю пожатием плеч. Как его величество Рудольф решит. Я‑то и рад бы, но выяснять‑то будем! Кто, что, как… не каждый день случается такое.
А еще через день к нашему войску заявляются и они.
Храмовники.
Десять человек в белых рясах, на белых конях, в белых плащах….
Выглядит потрясающе, словно десять пятен свежевыпавшего снега, или белые птицы на зеленой траве. А вот является…
Худших тварей земля еще не родила.
Кто такие храмовники? Откуда они вообще берутся?
Ну ладно, скромно умолчим о том количестве народа, которое идет в храм служить, чтобы чужим трудом жить — к самостоятельному они не способны. Умолчим об истинных подвижниках веры, которые приходят, чтобы нести людям свет и утешение. Эти там тоже есть… процента полтора от общей массы. Где‑нибудь в самых нижних рядах иерархии, чтобы, не дай Бог, остальных облагораживать не начали.
Есть там и еще одно подразделение.
Псы карающие.
Им действительно подходит это название. Выследить, выловить, загрызть всех инакомыслящих. Они охотились на Рене, они охотятся на всех магов.
Они сами — маги. Только вывернутые наизнанку. И не надо представлять неаппетитную картину, все намного проще.
Храмовники ищут одаренных детей. И когда им удается найти такое чадушко, оно забирается в храм и воспитывается в истинной вере. То есть — с полной промывкой мозгов.
Таких упертых фанатиков выращивают, что представить страшно. Святые холопы по сравнению с этими — добродушные лапочки, иначе и не скажешь.
А вот когда у такого ребенка первый раз прорезается магия….
Я не знаю, что с ними делают. Могу только предполагать.
Маг, в момент своей инициации, принимает свою силу — и вместе с ней этот мир. Теперь они как сообщающиеся сосуды. Образно говоря, в миг инициации перемычка между двумя стеклянными трубками разбивается и магия заполняет обе части сосуда.
А вот карающие….
Каким‑то образом они этот сосуд разбивают. Не перемычку, отделяющую их от магии, нет. А все стекло. Магия — штука хрупкая и дар можно утратить, что есть — то есть.
Они не могут колдовать — и как всякие ущербные существа, остро чувствуют магию.
А еще — ненавидят тех, кто не отказался от своего естества. Ненавидят до такой степени, что ей — ей, попади я к ним в руки — самосжегся бы. И это было бы еще очень безболезненно.
— Ваше высочество!
Первыми их обнаружили разведчики. Так, вместе с ребятами эти стервятники в белом и прискакали. Я невольно ежусь, словно от холода, впрочем, храмовники на это внимания не обратили. В их присутствии всем было неуютно, такой вот побочный эффект отказа от магии.
