мои приказания. Она понимает, что выгоднее всего мне сейчас ее убить и прикопать где‑нибудь в саду, благо, большой, а садовники у дяди ленивые. Не то, что труп вампирши — могильник коровьего стада не обнаружат. И то, что я вместо этого решаю ее отпустить, производит впечатление.
Хотя убить было бы проще… не могу!
То ли способности вампира подействовали, то ли…
Она же мне ничего плохого не сделала, она тоже…. жертва. Только я счастливый, меня любили, а ее растили вот для такой игры и разменять могли, как пешку. Жалко…
— ты понимаешь, что бежать тебе придется быстро и далеко?
— да. В Мирол и дальше.
— Умница. Пойдешь в порт, сядешь на корабль… и сделаешь так, чтобы он отплыл ночью. В твоих способностях уговорить капитана я даже не сомневаюсь.
— А если я туда не доберусь?
— интересно, что может задержать на ночных улицах вампира? И вообще — не рановато ли ты расслабилась? Храмовники будут здесь меньше, чем через половину суток.
Упоминание храмовников приводит вампиршу в чувство и процесс сбора завершается мгновенно. Деньги, кое — какие драгоценности, одежда, оружие…
— Из дворца я тебя выведу, вот дальше — сама. Но порт недалеко….
Дядю, кстати, это выбешивало, соседство‑то какое простонародное, но уж больно удачно были построены и порт, и дворец, и отдельный док у каждого корабля, и причалы роскошные, и волнорез, и корабли из окон видны — красиво…
А что бардак….
При дедушке там бардака не было! Сам распустил — сам и виноват.
Лавиния забрасывает за спину мешок и вплотную подходит ко мне.
— Алекс… спасибо тебе.
Поцелуй получается долгим и сладким, не хуже чем… не вспоминать! Сгинь, память!
Я отвечаю на него, но отрываюсь первым.
Лавиния вздыхает.
— Скажи, а ты вообще хотел, чтобы я осталась твоей супругой?
Я пожимаю плечами.
— Не знаю. У нас могло быть будущее, но сейчас это уже бессмысленно обсуждать.
Этот ответ вполне удовлетворяет вампиршу. Я выхожу первый в потайной ход, она идет за мной. И сейчас я не боюсь подставлять ей спину. Я — ее единственная надежда на жизнь, это кое‑что значит.
На улице темно, ветрено, с моря доносится запах соли и рыбы, из порта долетают отзвуки ночной жизни…
Лавиния смотрит умоляющими глазами и я взмахиваю рукой.
— Пес с тобой.
Зато буду убежден, что она уплыла.
Но по дороге нам не встречается ни одна сволочь.
Найти корабль ‘Жемчужина Мирола’ несложно, он всего лишь шестой из осмотренных. И на нем, что приятно, есть часть команды и капитан. Я киваю Лавинии — мол, иди.
Старую лодочку мы уже давно присмотрели, не вплавь же ей добираться? Она может, но… неудобно. Да и не любят кровопийцы морской воды, она их сил лишает почему‑то. Ничего, не будет прикасаться или купаться — выживет.
Вампирша касается губами моей щеки, кое‑как сползает в лодочку и отталкивается от пирса.
Я жду.
Я жду, пока лодочка не достигает корабля и светлая фигурка не поднимается по борту. Жду, пока на корабле не начинается суета — и он, взмахнув парусами, не выходит из порта.
Все. Теперь ее не догнать.
Я возвращаюсь во дворец без происшествий по дороге. Видимо, аура такая, что местные крысы просто не решаются напасть. Это ведь умное животное, оно никогда не бросится на тигра, если тот не захочет скушать крыску. А тигру этого не надо.
Дворец хоть и сияет огнями, но видно, что все спят. Там еще не поднялась тревога, но надо кое‑что доделать.
Я уже говорил, что не бывает демонов — романтиков?
Мне не хочется поступать именно так, но и выбора у меня уже не остается. И я иду в спальню к дяде.
* * *
В любом дворце есть масса потайных ходов. Тех, о которых забыли, тех, о которых знали только их создатели — и заказчик, тех, что уже несколько столетий стерегут свои секреты.
Для чего они делаются?
Любой ход преследует свои цели, никто не будет просто так превращать свой дворец в головку сыра. То есть — подсмотреть. Подослать убийцу. Уйти от убийцы. Спрятать нечто ценное.
В первых двух случаях ходы безопасны. В двух последних…
Вполне естественно снабдить ходы ловушками из серии — я уйду, а вы, гады, тут поляжете. Рядками.
Никому бы я не рекомендовал лазить по дворцовым потайным ходам. Но мне… я — другое дело. Я наследник Раденора. Пусть на моей голове пока еще нет короны, сердце Раденора уже признало меня королем. И я обязательно навещу его — еще и в ночь после официальной коронации. А пока…
По потайному ходу передо мной мягко скользит змея. Огибает ловушки, на миг показывая где они спускаются и как их зарядить вновь. От мрака, царящего в коридоре, она отличается лишь большей чернотой. Но мне факелов не нужно, мои глаза в полудемонской форме достаточно остры.
Вот и дядюшкины покои.
В них тихо и спокойно. Спит дядюшка, подложив ладонь под щеку. Больше в покоях никого нет, это я знаю. Ни очередной фаворитки, ни тетушки, которая пережидает эти его загульно — бабские периоды с терпением истинной властолюбицы. Дворец шепчет мне, что дядя один… а мне того и надобно. Я касаюсь ладонью белого холодного камня.
Пусть нас никто не услышит снаружи…
Это ощущается, как будто в мою ладонь тыкается холодный и мокрый собачий нос.
Как скажешь, хозяин…
А у меня никогда не было собаки. Лошади меня еще как‑то переносят в человеческой форме, а вот щенок… не любят они полудемонов…
Я мягко надавливаю ладонью на рычаг — и прохожу в королевскую спальню. Змея скользит у моих ног, дверь закрывается за мной.
Не страшно. Я могу открыть ее в любой миг.
Дядя спит. Золотой рыцарь никогда не отличался чувствительностью.
Я зажигаю свечи в высоком поставце и прохожусь по комнате. Миг — и в спальне опять светло, как днем. Дядя просыпается и недовольно морщится.
— Утро?
— Нет. Ночь.
— Тогда какого… Алекс?
Я улыбаюсь.
— Доброй ночи, дядюшка. Вы не откажетесь уделить мне немного вашего драгоценного времени?
— Ты что — с ума сошел? Ночь же!? А… — по лицу видно, что под золотыми волосами идет какой‑то мыслительный процесс. — А как ты здесь оказался?!
— Пришел вот…
— А стража?! Как тебя вообще впустили!?
— Они меня и не впускали, — я пожимаю плечами. Темная змея вьется вокруг моих ног, ластится, словно игривый котенок, но Рудольф ее почему‑то не видит. Странно?
Нет, он ведь не коронован по — настоящему. Что бы там ни пробормотали в Храме, это не имеет силы. Он не король, он всего лишь узурпатор, потому многого и не видит.
Дядя начинает что‑то понимать и садится на кровати.
— Стража!!!
— Не орите, дядя, нас никто снаружи не услышит.
— Что?!
— Это не бунт. Это привилегия короля Раденора.
Из дяди словно выпускают воздух. Был лев — осталась крыса. Трусливая и с бегающими глазами, сидящая в роскошных подушках королевского ложа и не смеющая дернуться в сторону.
— Ко… ко… короля!?
— Неужели отец не говорил вам, что кроме пустой железки на голове есть и нечто иное?
Вопрос не праздный, мне действительно надо знать, что было известно деду?
Рудольф встряхивается, возвращаясь к чему‑то привычному, разговор словно бы успокаивает его.
— Н — нет…
— Даже не упоминал?
Опять качание головой. Жаль, жаль…
— Тогда у меня больше нет вопросов, дядя. Хотя нет. Один есть. Скажите, когда вы приказывали пытать мою мать — вы знали, что она невиновна?
Ответом мне становится выражение на лице дяди. И внутри вспыхивает гнев.
— Значит, знал. Боялся, что отец сделает ее королевой вместо тебя, да, ублюдок?
— Ты не смеешь! — Рудольф подрывается с кровати и стоит передо мной — огромный, растрепанный. — Я — законный король!
Остальное меня не интересует, а потому моя рука принимает демоническую форму. Теперь она чуть длиннее, покрыта прочной серой чешуей, а какие у меня когти! Блеск!
И эти когти входят дядюшке в живот.
Рудольф с криком боли падает на колени, а я резко тяну руку на себя. Внутренности появляются на свет, склизкие, они напоминают клубок змей. Только змеи приятно — сухие, а эти поддаются под пальцами с хлюпаньем.
— прощай, дядя. Это тебе за твою сестру.
Он еще слышит меня, я знаю, дергается, хрипит, но быстро от таких ран не умирают. Я отшвыриваю клубок внутренностей в сторону и усмехаюсь.
— Я не стану мучить тебя долго, я просто убиваю тебя — и поделом. Неужели ты не понимал, что за все настанет расплата — и тебя заставят заплатить? Может, и мне придется отдать свою цену. Но моя мать была не виновата. Ты сломал ей жизнь и искалечил душу, ты забрал у нее лет восемьдесят семейного счастья — и я плачу тем же. Ты будешь мучиться, но недолго. Твоей жене придется куда как хуже.
Дядя хрипит, пытаясь что‑то сказать, но я качаю головой.
— не стоит. Я ее не убью… сразу. Только она еще об этом сильно пожалеет.
А потом протягиваю руку и вырываю у него горло.
В ране влажно блестит позвоночник. У меня в руке склизкие ошметки человека… отбрасываю их в сторону.
Несколько секунд — и дядя затихает. Я усмехаюсь.
— Прощай…
Не оставил ли я следов?
Нет, следов нету. В кровь я не наступал, а все остальное…
Да, вампирша сбежала и убила его величество. Горе‑то какое!
Король Рудольф умер!
Да здравствует король Александр!
* * *
Когда поднялась тревога, я тихо и мирно спал в своей кровати. Да, и кошмары меня не мучили. И кровавые дядюшки мне не снились. И вообще — убил и убил, и пес с ним!
Заслужил!
В мою спальню врываются придворные, на которых аж смотреть страшно.
— Ваше высочество!!!
Я лениво поднимаюсь с кровати.
— Чего? Что случилось?
— Его величество… Рудольф…
— что с дядей?!
— Он… умер.
— КАК!?
Я отбрасываю в сторону одеяло и начинаю одеваться. Хоть бы одна скотина отвернулась! Между прочим, сплю я голым.
Ур — роды…
— Ваше высочество… его величество убили!
— подробности?
Я их отлично знаю, но выслушиваю всякие глупости о кошмарной жестокости, о том, что тело дяди растерзали на куски (там еще побывал кто‑то после меня?), о крови, которая потоками залила всю спальню…
— Сколько врагов там осталось?
— Там никого нет… — вякает канцлер.
— Как!? — реву я. — моя дядя не убил никого из своих врагов!? Этого не может быть, он же первый рыцарь страны! Он обязательно сопротивлялся бы!
Эта мысль явно не приходила к придворным. Болваны.
Но потом все кивают. Да, да, наверняка сопротивлялся, вас, ваше высочество, проводить? К месту трагической гибели?
А еще — вызвать храмовников… отпеть дядюшку и так, на всякий случай.
Тетя бьется в истерике. Отлично, пусть там и пребывает, пока я не смогу ей
