никакой не было! Ей вас беречь надо было!
— Думаете, маркиз, еще одна провокация теваррцев?
Маркиз так и думал. И активно кивал.
— Ладно. Тогда подумайте, кто должен был помогать Лавинии, чтобы нанести такие увечья? Или кем она должна была быть?
Шартрез обещал поразмыслить (читай — допросить весь наличный теваррский состав, который после моего письма тоже поместили под замок). В том числе и папеньку Лавинии, который не успел вовремя удрать! Далее я мог не беспокоиться ни о чем.
На то. Чтобы допросить папашу Лавинии (палачи у нас хорошие), узнать, что доченька немного (на половину, притом лучшую) вампир и расспросить о его гениальном плане Шартрезу суток хватит. А меня тем временем коронуют.
Пойти пока, отоспаться? А то ведь ночь перед коронацией опять надо проводить в храме, молиться о судьбе страны и о даровании просветления…
А там занавесок на окнах нет, по ногам дует и скамейки жесткие… плащ, что ли, взять? Завернусь да попробую хоть пару часов придавить…
* * *
Впрочем, вечер пред коронацией мне испортили. По очереди. Карли, Абигейл, наемные убийцы.
Карли заявилась первой и героически принялась прорываться через Томми и Рене, пока я отсыпался. Друзья стояли насмерть, девушка верещала, в итоге я проснулся и вылез на свет Божий.
— Что угодно, виконтесса?
— Алекс! Нам надо поговорить! Обязательно!
Спросонок я всегда был добрее, а потом кивнул на дверь.
— Ладно. Проходи.
Карли повиновалась — и выстрелила в меня с порога.
— Алекс, я прошу тебя о помощи.
— Какой? — зевал я во всю пасть, иначе и не скажешь.
— Я беременна…
— Да, я в курсе. Поздравления мужу…
— Это ребенок от твоего дяди!
— О как!
Я почесал затылок. Неужели Абигейл вконец обнаглела? Или…
Долго думать не пришлось, Карли прояснила ситуацию.
— Мой ребенок — единственный законный наследник короля Рудольфа. И должен быть признан членом королевской семьи!
Я едва не ляпнул: ‘с этим — к Абигейл, она раньше тебя подумала…’. Промолчал. И лишний раз за себя порадовался. А мог бы и жениться ведь! Бар — ран!
Как в одной семье могли вырасти две столь разные девушки? Касси с ее огненным характером и любовью к жизни — и вот эта лицемерка? Или все‑таки Алексиус Лайкворт был приличнее своего брата?
— А доказательства есть?
Карли замялась. Видимо, доказать что‑то было сложно.
— Алекс, но я…
— Что ты спала с моим дядей — верю. У него тут почти все… спали. Но ты же и с мужем… спала. Весь двор свидетель.
У Карли хватило такта покраснеть.
— Разумеется! Так ты мне можешь гарантировать подлинность ребенка?
— Да!
— Тогда сделаем просто. Знаешь, что такое королевская кровь?
Карли кивнула. Сложно было не знать. С тех пор, как построено королевство, на троне его могли сидеть только кровные Раденоры. Или — строй другой дворец и устраивай другой трон. На этот‑то не сядешь. Сгоришь.
В лучшем случае.
— Вот, когда ребенок родится, положишь его на трон… не сгорит? Лично признаю Раденором и введу в род. Устраивает?
Карли не устраивало, по мордашке видно.
— Но до того…
— Пока точно не выяснится — извини. Ничем не могу помочь. Все?
Карли пожала плечами. Медленно так, жеманно.
— Алекс… почему ты не стал за меня бороться тогда?
— Свободна!
— Алекс?!
— Том!
Друг вытащил Карли за дверь без особого пиетета. Посмотрел на меня. Притащил флягу с вином.
— Хлопнем?
— Тяпнем, — усмехнулся я, вспоминая, как мы подглядывали за конюхами. Кто бы мне объяснил, как власть и золото делает из женщин — таких сук?
Собаки, простите меня, я не хотел вас обидеть…
* * *
Второй явилась Абигейл. Не успели мы выпить и зажевать вино ‘северной складкой’. Вещь — вкуснейшая, хотя не все дамы оценят, и как закуска хорошо идет. На кусок ржаного хлеба кладется ломоть сала сверху — кольца лука. И — закусывай. Можно лучок еще посолить…
В холодных местах — милое дело.
Королеву выставить, понятное дело, было нельзя, зато расшаркаться — можно, что Рене и сделал, превознося ее красоту, пока мы судорожно прятали тарелки и флягу.
Королева вплыла черной лебедью.
— Оставьте нас. Мне надо поговорить с племянником!
Ребята взглянули, я кивнул, и они закрыли дверь с той стороны. Абигейл посмотрела на меня.
— Алекс… завтра ты должен будешь короноваться…
— Да, тетя.
— Я всегда относилась к тебе, как к сыну…
Бедный Андрэ. Мир праху, странно, что он столько прожил.
— Я хочу знать о твоих дальнейших планах в связи с тем, что ношу законного наследника престола.
Пожимаю плечами.
— Разберусь с Теварром — и уеду. Не нравится мне тут, в столице…
— Куда же?
— На границу, наверное. Вот родится у вас, тетя, ребенок, тогда и поглядим. Куда, на какое время…
— То есть?
— Ну, если мальчик, это одно. А если девочка? При ней же надо будет регентом быть, мужа подбирать…
Судя по лицу королевы — без меня подберут.
— Александр, я вижу, что ты добрый мальчик…
Смысл пятнадцатиминутной речи сводится к тому, что завтра, после коронации я должен сказать, что с удовольствием сложу потом все эти регалии в пользу Рудольфова потомка.
Я соглашаюсь. Это — сколько угодно. И сложу, и сложусь…
И даже предварительное отречение напишу, почему ж нет! Можно и прямо сейчас!
Ее величество уходит через пятнадцать минут, прижимая к груди свиток, в котором моим почерком написано, что я отрекаюсь в пользу дитя его величества и ее величества. Как только оно родится и его можно будет короновать!
Абигейл довольна — она получила свое. Но ночью меня все равно навещают.
* * *
Эх, такую ночь испортили! Лежишь ты, спишь себе, тут внутри взревывает прямо‑таки полковой трубой чувство опасности — и я скатываюсь под кровать. И в следующую секунду кровать так утыкивают арбалетными болтами, что лежи я там — за ежика сошел бы.
И убийцы залетают в комнату, с намерением добить, ежели я выжил.
А на кровати‑то и никого!
Сюрприз?
Убийцы на миг застывают, чем я пользуюсь, чтобы уполовинить их число..
Одного я достал хвостом, второго, без затей, когтями. И ухмыльнулся, слизывая с пальцев капли крови.
— что‑то потеряли, господа?
Господа побелели. Но не отступил ни один.
— где он!? Ты, нечисть, отвечай, во имя Светлого!?
Я расхохотался. Нет, ну надо же! Такая наивность — в наши дни?! Да ежели вы столкнетесь с нечистью — упаси Вас тот самый Светлый требовать ответ именем святых. Если, конечно, вы не некромант. Вот тогда можно ее позлить и остаться в живых. В противном же случае….
Насмешки убийцы не вынесли, ринулись вперед, лязгнула сталь…
Эх, ну что за жизнь?
В своем доме, в своем дворце — и спать с мечом у кровати и кинжалом под подушкой!
Так что безоружным я не остался.
Легко ли отбиваться от троих?
Сложно.
Не достал бы я тех двоих сразу — точно бы помер. Оч — чень сыгранная команда, работают слажено. Не мешают друг — другу. Максимум, который одновременно может напасть на человека — это четверка. Пятый, я так понял, у них был стрелком.
Сейчас они остались втроем, но не растерялись — и решили, что и так меня загонят.
Они ж не знали, что я принц, я был в демонической форме.
Перешел в момент опасности….
Скорее всего, они посчитали, что принц где‑то рядом, и стоит им убить меня — они тут же найдут его под кроватью, в ванной комнате — или где там еще любят прятаться романтические герои?
Эти трое не нападали по очереди. Как пишут в слюнявых рыцарских романах, о нет. Рыцаря они бы сделали минуты за две. Удары сыпались одновременно, с разных направлений — и мне пришлось бы худо. Когда б не хвост. Им‑то я и зацепил того, кто подошел ближе всех за лодыжку.
Мужчина упал, получил от меня добавочный пяткой в висок и затих на какое‑то время, а я занялся двумя оставшимися. С теми было уже проще справиться. Одного я отбросил подальше, второго в это время достал кинжалом по горлу, а когда отброшенный решил бессовестно удрать, метнул ему в спину саблю.
Не метательное, конечно, это оружие, да куда деваться?
Анри, вон, твердо был уверен, что метать можно и нужно все. Вплоть до табуреток в тавернах. Цинично‑то говоря, не убью, так покалечу, но потом приду, добью. Я добрый. Анри, кстати, тоже, я от него получал такие теплые письма…
Эххх, остантся мама жива — лучшего мужа ей и отца мне не стоило бы и пожелать. Но об этом потом, потом…
А пока…
Из пяти убийц трое были мертвы безнадежно, тот, кому попало саблей, хрипел на полу — я швырнул ее с такой силой, что перебил позвоночник и что‑то повредил внутри. Пятый был только оглушен.
Я добил четвертого — и взялся за пленника. Повыдергивал из кровати все стрелы, разорвал простыни и привязал его к кровати мордой вниз. Да, распоров на нем всю одежду.
Я извращенец?!
Вы, простите, о чем подумали!?
Тьфу! Между прочим, голый человек чувствует себя куда как более уязвимым. И к тому же, его удобнее пытать. Сразу находишь нужные точки на организме. Так что я из самых благородных побуждений. Так — ткнешь стрелой в нужную точку — и сразу больно. А не будешь видеть куда — так всего истыкаешь до получения результата.
Это уже садизм. А я о людях забочусь… ну, как могу.
Допрашиваемый приходит в себя, но не орет. Это правильно, орать нам ни к чему, еще народ сбежится, поговорить не дадут. Я встаю так, чтобы он мог меня видеть, поигрываю стрелами.
— Ну что — побеседуем?
В ответ мерзкую нечисть витиевато посылают в дальнее эротическое путешествие.
Я ухмыляюсь еще противнее.
— ты уверен? Я ведь могу пойти туда в твоей компании — и так многозначительно провести стрелой от шеи до… да, до того места. И даже повертеть там наконечником. Несильно, нечего кровать кровью портить, и так уже простыни издырявили, спальню изгадили….
Мужчину передергивает.
— Связать тебя, рот кляпом забить — и пошли радоваться жизни. Ах да. Ты уже связан. Значит, хлопот будет меньше, да, сладкий мой? Сам бы я такого не предложил, я знаю, что вы, люди, очень традиционны по части получения удовольствия, но раз уж….
Долго мне издеваться не приходится. Действительно, профессионал. Понимает, что я с ним что хочешь сделаю — и решает уйти без боли.
— Чего тебе?
— Заказчика.
— Теваррец. Точнее не знаю, но явно из знатных.
— Встречаться с ним еще будете?
— Нет. Полная предоплата.
Та — ак… и кто ж это у нас?
У меня есть два варианта. Либо отпустить убийцу… но — нельзя. Ведь опять придет…
— Откуда вы знали, где искать принца?
— кто?
Допрос продолжается примерно полчаса. После чего я выясняю много интересного об обитателях
