своего дворца. Ну и гадюшник!
Но… самое печальное, что доказать ничего нельзя. Убийцу перед судом не поставишь, он же мигом растреплет про демона, а мне пока с храмом ссориться нельзя. И что делать?
Хотя что тут сделаешь?
Я одним движением сворачиваю мужчине шею — благо, договор был на легкую смерть. Жизни я ему не обещал. Потом занимаюсь остальными телами. Раскладываю их в нужных позах, добавляю ран… вот так.
Забираюсь под кровать — и испускаю дикий вопль.
И еще один — для верности.
Спасите — помогите!!! УБИВАЮТ!!!!!
* * *
Прибежавшая стража находит в спальне страшную картину.
Четырех убийц разной степени истыканности. Одного защитника — повышенной издырявленности. И испуганного принца под кроватью.
Как случилось?
Я спал, тут меня с кровати спихивают, летят стрелы, я заползаю, куда успел, тут схватка наверху… а что — все уже закончилось?!!
Меня достают, уверяют, что все в порядке, все будет хорошо, а кто это вас защищал? А?
Нет, не знаю….
Да, страна должна знать своих героев, но лично этого героя я не знаю. Сами разбирайтесь, кто это, а меня — защищайте!
Это же на меня покушались! Кругом враги!
Маркиз Шартрез пытается меня успокоить, но я просто бьюсь в истерике. И собираюсь биться в ней, пока не приходит Том, которого я тут же назначаю капитаном моей личной охраны.
Шартрез принимается возмущаться, но пять трупов выглядят ну очень убедительно. Нет — нет, маркиз, вы впредь будете охранять только вдовствующую королеву, а меня будет охранять гвардия, которую сформирует Том.
И точка!
Средства из казны будут выделены. Завтра же! А сейчас все вон! Его высочество трястись за свою жизнь изволит.
Да, Том, останься. Будешь мне хладный пот со лба утирать и валерьяночку в рюмке подносить. Как нет валерьянки?
Заменим вином! Крепким! Да, и ругать я вас тоже буду.
За что?
Друг мой, было б за что — я не ругался бы…
Оставшись в компании Тома, мы распиваем на двоих бутылку вина и я ему рассказываю про убийц. Сходимся на том, что надо формировать альтернативу королевским гвардейцам, где каждый второй продался, а каждому первому просто на все наплевать, кроме вина и девок.
Завтра же Том этим и займется. А деньги…
Пусть только Шартрез — старший попробует их не выдать!
* * *
С утра за мной приходят. Целая толпа придворных идиотов вваливается в спальню — и начинается кошмар. Даже не так.
Вы когда‑нибудь пытались представить себе — как это? Когда тебе пододвигают тапочки, пытаются натянуть белье, носки, подают тазик для умывания, золоченый горшок, бритвенный прибор…. да еще и возмущаются, что брить нечего!
Я вытерпел ровно пять минут, а потом взлетел, как был, голым на кровать и заорал, что если сейчас все не выметутся — то я за себя не отвечаю.
И хоть бы кто глаза отвел!
Всегда подозревал, что придворные — все мужеложцы! Ну или хотя бы половина!
Вместо того, чтобы смутиться и выместись, мне принялись объяснять, что это‑де церемониал коронации, который освящен веками, утвержден Храмом (там тоже мужеложцы?!) и все роли в нем распределены заранее. Они ж теперь рассказывать детям будут, как участвовали в коронации, горшок подавали, белье надевали…
Да, даже должности такие — надеватели нижнего белья в день коронации, или как‑то так. Ну, я всегда подозревал, что этим сволочам делать нечего, но чтобы так?!
Пришлось рявкнуть так, что самых угодливых вымело в коридор, а остальные просто ослабели в коленках. Да, умею! Полудемон же, не прачка! Хотя и та обласкать может, я вот помню, как за нами в Торрине одна охотилась, когда мы с Томом смотрели, как они белье с мостков полощут! На четвереньках же, подоткнув юбки… ну, интересно! Сколько новых слов мы тогда узнали!
Так что я спустился, спокойно натянул на себя все принесенное — и посмотрелся в зеркало.
Я и так немочь бледная, а костюм, богато расшитый бриллиантами, золотым шитьем, аквамаринами и сапфирами, меня вообще превращал в привидение.
Рудольф в нем бы выглядел солнечным львом, что есть — то есть. Я же, худой, бледный, с белыми волосами… то ли при смерти, то ли болен…
Абигейл что ли, подбирала?
Угадал?!
Однако! Значит, уехать мне не дадут, убивать будут. Ну, спасибо, тетушка, предупредили…
Контрольный проход по дворцу, под завистливыми, ненавидящими, заинтересованными взглядами — и появление тетушки.
Это как подать!
Черный — да! Но золотое и серебряное шитье, бриллианты, сапфиры… ей, кстати, к лицу. Она‑то выглядит восхитительно. А вот я…
А ведь впереди еще проход по улицам, к храму — и она явно нацелилась идти со мной под ручку, как вдовствующая королева… Ну, тут я вам, тетя, удовольствие подпорчу!
— Алекс, ты выглядишь восхитительно! — зачирикала тетушка.
— Вашими молитвами, — кисло отозвался я.
— Ну, порадуйся! Ты сегодня станешь королем!
— Как бы порадовалась мама! — отозвался я. Месть получалась мелкой, но тем не менее… — тетушка, вы в этот день должны мне ее заменить! Будь она сейчас жива, она была бы чуть младше вас, правда?!
Улыбка Абигейл превратилась в гримасу, но крыть было нечем — я не лгал. Я просто строил из себя вечную невинность.
— Я любила Мишель, — выдавила тетя.
— Да, не сомневаюсь! И мама тоже не сомневалась в вашей любви!
А то ж! К трону и деньгам!
— Что ж, пойдем в Храм? Обычно короля сопровождает жена, но поскольку Лавиния…
— Ну, я полагаю, тетя, что тогда я должен идти один.
— разумеется, я могу тебя сопровождать…
— Тетя, это же неуместно! Вы в трауре… нет — нет, я не имею права просить вас о таком одолжении! К тому же вы в тягости… нет — нет! Вы идти просто не можете! Вы не можете проявлять такое неуважение к памяти дяди! Ведь случись что! И его наследник, его память… Нет — нет, вы остаетесь во дворце! На улицах опасно!
Абигейл с удовольствием убила бы меня, но куда там! Крыть было просто нечем! Придворные кивали, особо усердствовали дамы, вздыхая и поглядывая на меня с умилением. Милый мальчик, так заботится о тетушке…
Шартрезы понимали, что происходит что‑то не по сценарию, но сделать уже ничего не могли. Не то место, не то время…
В итоге, проходил по улицам я один.
Я шел, а из окон летели цветы. Падали мне под ноги, расцветали вспышками на мостовой — и я старался не наступать на них. Было просто жалко. Я понимал, что их потом сомнет толпа придворных, но это уже потом, потом…
И — лица.
Старые, молодые, серьезные, освещенные надеждой…. Люди ведь действительно надеются, что с моим приходом для них что‑то изменится. Они на меня надеются…
Мама была бы счастлива.
А родители? Да не то слово… Анри, Рик, Марта, Мира… Даже Рене и Касси — вот кто должен был бы сопровождать меня. А вместо этого за моей спиной Томми и Рене.
Но родные не успели бы приехать… да и не надо пока. Сначала я почищу столицу и займусь страной. А уж потом…
Если кому‑то захочется причинить мне боль — достаточно добраться до них. А защищать родных круглосуточно я не смогу… пока.
— Ура королю Александру!!! — заорал кто‑то.
Я милостиво наклонил голову, зная, что Шартрезы за моей спиной поморщились. Это как минимум…
Как же они меня сейчас ненавидят — но выбора нет. Если бы трон Раденора было так легко занять… о, они бы сейчас же меня убили. Но нельзя.
Спасибо тебе, Алетар Раденор, мой далекий предок. Я не посрамлю твоей памяти, обещаю.
Вот и храм. Из тумана вырастает величественное белое здание, алая ковровая дорожка, два ряда гвардейцев по сторонам от нее… разорение для бюджета!
А ведь после коронации на улицы еще выкатят бочки с вином, будут жарить мясо, целое стадо за городской стеной мычало…
Ничего, справимся! Тряханем Шартрезов.
Двери Храма распахиваются передо мной. Служитель смотрит и улыбается…. знал бы ты, кого сейчас благословишь! На миг захотелось принять свой настоящий облик… вот бы было весело и интересно!
Наконец все занимают свои места — и начинается молитва.
Сначала — о даровании мне мудрости. Потом — о процветании для моей страны. Потом, примерно на пятой молитве я впадаю в транс и только время от времени ощупываю языком зубы во рту, чтобы не перекинуться ненароком.
Потом на моем лбу прочерчивают полоску какой‑то вонючей гадостью, благословляют — и надевают корону..
Твою ж!
На уши!!!
Между прочим, больно! И натирает она уши сразу! Приходится подозвать Шартреза и приняться за выяснение. Это вообще — что? Ах. Это коронационная корона Храма!? А наша, династическая, где? Рудольф, правда, ходил в обруче, но то ж Рудольф… ах да, в сокровищнице.
Ладно, ту достанем — эту вернем в Храм.
Я выхожу из Храма и кланяюсь собравшимся людям. Меня встречают аплодисментами и радостными криками. Луч солнышка, пробившийся сквозь облака, падает мне на лицо, и я улыбаюсь.
Хорошо…
Я уверен, что все будет хорошо. А теперь мне надо на главную площадь. Там до вечера идет представление.
Жарят быков на громадных кострах, пляшут актеры, поют менестрели, танцуют люди, все веселятся… я просто смотрю. Корону мне‑таки приносят старую, принадлежащую еще Алетару. Кстати — очень простая корона. Тоненький такой обруч, три зубца надо лбом, черный металл, серые камни…
Красиво…
Это вам не пошлое золото, действительно, ее Рудольф носить не стал бы. И видимо, из‑за ее простоты, ее не свистнула семейка Абигейли. Или просто не осмелилась? Нет, все‑таки первое…
На площади пляшет красавица — танцовщица, звенит браслетами, трясет грудью. Я смотрю с интересом. Кстати, надо бы развод оформить…
А еще… я подзываю Тома и даю ему указания. Сегодня, по традиции, король должен находиться с народом. Завтра же, будет большой бал для придворных, для соседей, послов… чтобы все успели добраться, а повара приготовить все коронационные яства. Да и просто королю отдохнуть надо. Незачем все в один день запихивать.
Во дворец я возвращаюсь только к ночи, и, разумеется, там меня встречает Абигейл. Я склоняюсь перед ней.
— Тетя, я так рад вас видеть… Вы себя хорошо чувствуете? Я надеялся, что завтра, на балу в честь коронации, вы будете исполнять обязанности хозяйки бала?
Абигейл милостиво соглашается. Я усмехаюсь — и иду спать. Якобы.
На самом же деле…
Для меня ничего еще не кончилось. Сегодня я должен еще переговорить с Карли.
* * *
Карли ждет меня, как я попросил — в моей гостиной. Расхаживает по комнате, накручивает на палец прядь волос…
— Алекс!
— Карли, сядь пожалуйста. Нам надо серьезно поговорить.
— О чем, Алекс?!
— Ты знаешь, что готовится покушение на тебя?
— Что!?
— Ты носишь якобы ребенка его величества Рудольфа — и не знаешь о судьбе его предыдущих пассий? Абигейл не собирается тебя терпеть…
Вот в это Карли верит.
— Но ведь ты…
— Заступлюсь?
Карли кивает, но потом понимает, что все не так просто.
— Карли,
