пока Тома и Васисуалий спали.
Еще три дня назад она бы потащила сестру с собой. По магазинам. Еще бы и оплатила все купленное ей. Но не сегодня.
За последнее время ее уверенность в том, что ‘Родные — это святое!’ слегка поколебалась. И даже вовсе не слегка. А если честно — достали ее Тома с семьей до печенок и селезенок! И Аля ис-кренне начинала сомневаться, что умри она — и Тома поможет Юле. Скорее это сделает Петруша. Приедет, будет тормошить, ругаться, поддерживать, пока дочка не встанет на ноги. От сестры этого не дождешься. Тома приедет, да, а еще притащит с собой Васисуалия и Библию. И так взбесит ребен-ка, что Юля ее с девятого этажа через окно спустит.
Костя — и тот старается держаться от ее сестры подальше.
Нет, ну как же так случилось!? Одна семья, одни родители… и какие же они стали разные, хоть и сестры…
— Алина Михайловна, садитесь, — симпатичный молодой человек распахнул перед ней дверь джи-па.
— Ой, да зачем, я и пешком дойду…
— Алина Михайловна, Константин Савельевич приказал. Пожалуйста, не подставляйте нас под на-чальственный гнев, — попросил молодой человек. Как же его… Дмитрий, да!
— Дима, вы хотите сказать…
— Что мы с Толей — ваша охрана. Пока вы вне дома — мы ваши тени.
Аля вздохнула. Но спорить не стала. Костя лучше знает.
— Хорошо.
— Тогда садитесь на заднее сиденье. Куда едем?
Джип медленно выруливал со двора. У арки Дмитрий чуть притормозил и поехал медленнее. И пра-вильно.
Под арку влетела со всей дури маленькая дамская машинка ярко-алого цвета. И естественно, впечата-лась в нос джипа. Алю тряхнуло. Дмитрий вылетел из машины.
— Ты куда прешь, дура!?
Блондинка вылезла из машинки. Симпатичная. Только чуть полновата. Аля думала об этом как-то от-страненно, адреналин запоздало выплеснулся в кровь и ее слегка затрясло. Она знала, что большой опасности не было, но…
— Извините! — пискнула блондинка. — Я не хотела! Давайте посмотрим на тяжесть повреждений! Я все оплачу! Клянусь!!!
Дима сделал шаг вперед. Задние дверцы красной машины внезапно распахнулись. И две женщины, выпрыгнувшие оттуда, открыли огонь на поражение.
Дима упал, как подкошенный. Два пистолета развернулись в сторону Али.
‘С глушителями. Неужели — смерть?’ мелькнуло у нее в сознании.
Толя толкнул ее под сиденье, открывая огонь.
А минутой позже брызнуло осколками лобовое стекло. Пуля попала Анатолию прямо в переносицу. Оборотень всхлипнул — и завалился назад, обрызгав мозгами и кровью стекло и заднее сиденье.
Одна из женщин легко, словно птица, взлетела на капот машины — и хладнокровно разрядила всю обойму в беззащитную Алину спину.
***
Леонид осознал, куда едет, только когда увидел перед собой Юлин дом. Чертыхнулся. Но уезжать не стал. Припарковался неподалеку от арки, из-под которой выезжали машины — и посмотрел на окна.
Алина.
Аля, Алечка, Аленька, цветочек аленький…
Еще год назад он бы от души посмеялся над такой ситуацией. Профессионал. Пятидесятилетний безо-пасник. Оборотень.
И вдруг такая любовь к женщине!
Леонид понимал, что глупо, что он не может управлять собой, но и поделать ничего не мог. Любовь была сильнее его.
С того самого момента, как он впервые увидел Алю. Он заезжал за Юлей по какой-то мелочи. И де-вушка вышла из подъезда вместе с НЕЙ.
Поцеловала маму в щеку, запрыгнула на сиденье джипа — и произнесла с какой-то затаенной гордо-стью: ‘А это моя мама! Правда, красивая?’.
А в следующий миг Аля вышла из тени дома на солнечный свет — и вдруг вспыхнула как феникс.
Засияли золотом темные волосы. Солнечный свет окатил стройную фигурку с головы до ног, очертил контуры тонкой руки,… ничего не видел Леонид красивее, чем эта тонкая рука, поправляющая не-брежно прядь волос. Полуоборот, Аля взмахивает рукой, посылая дочери воздушный поцелуй — и раз-ворачивается к арке. Идеально прямая спина, темные джинсы отблескивают искорками от солнца, ко-роткая куртка высверкивает пряжками — и она исчезает за углом. А Леонид остается сидеть, растерян-ный и ошалевший. И понимает, что пропал. Что уже не сможет забыть, разлюбить, развернуться и уйти… нет, никогда не сможет.
Нереально.
Она — мать Юлии.
Она — человек.
Она любит другого…
И это, последнее, было самым мучительным.
Он ведь знал историю Юлиной семьи. И понимал, что любовь между Алей и Константином — реаль-на. Он видел, как они шли куда-то вместе. Аля вся светилась и сияла. Константин улыбался ей, нежно и удивительно беззащитно, а Леонид чувствовал себя так, словно ему в сердце вонзались острые ос-колки стекла. Или это его сердце разбивалось на осколки?
Она. Любит. Другого.
И ничего ты тут не поделаешь. Хоть в лепешку расшибись.
Ей-ей, в то время Леонид начал хорошо понимать хозяина, который бесился от Юлиных выходок. Но и Юлю…
Сердцу не прикажешь. Его не заставишь полюбить или разлюбить. Не получится. Ты над ним не вла-стен. Ты можешь свет во тьме зажечь и гору разрубить, только сердцу не прикажешь, только сердцу не прикажешь, человеческому сердцу не прикажешь полюбить…
Старая песня преследовала Леонида с навязчивостью шизофрении. А толку-то?
Ноль.
Он справился с собой, как и всегда.
Никто ничего не замечал. Юля поняла, но она — это другое. Как и Мечислав. Этим двоим было видно многое, чего не видели остальные. А сам Леонид был, как и всегда, спокоен и сдержан.
И только иногда позволял себе приехать — и посидеть под окнами. Посмотреть… хотя бы раз в неде-лю увидеть свою любовь.
Вот и сегодня, с утра…
Он бы даже во двор не заехал. Не стоило травить душу лишний раз. Постоял бы и уехал.
Но когда из-под арки донеслись крики, шум и выстрелы…
Волосы на загривке у оборотня встали дыбом. Он выдернул из тайника под сиденьем автомобиля на-дежного ‘стечкина’ с серебряными пулями, так, на всякий случай, и принялся красться по направле-нию к арке, на ходу частично трансформируясь в боевую форму.
Появились клыки, лицо приобрело черты сходства со звериной мордой, волосы порыжели, на паль-цах блеснули когти — лишь бы не мешали стрелять…
Джип Дмитрия он узнал сразу. А донесшиеся запахи — крови, смерти, оружия… медведиц рассказа-ли все, не хуже какой-нибудь желтой газетенки.
Убивали его людей. И если Дмитрий…
АЛЯ!?
НЕТ!!!
Леонид влетел под арку одним прыжком.
Две машины, из которых он хорошо знал одну, три женщины, от которых пахло медведицами, мерт-вое тело Дмитрия…
Ни один человек не смог бы стрелять с такой быстротой. Но не оборотень, нервные импульсы кото-рого проходили со скоростью, во много раз превышавшей человеческую. Леонид мог даже уворачи-ваться от пуль, что уж говорить про скорость и меткость! Стрелки дикого Запада дружно съели бы от зависти свои ковбойские шляпы.
Три выстрела. Три пули. И ни одной промашки.
Одна в затылок первой. Две в лицо второй. Уйти от пули! И выстрелить в третью!
В туловище.
И добить выстрелом в голову.
Человек не смог бы соревноваться с медведицами в скорости. Но Леонид, в полутрансформации…
Сейчас ему не хотелось брать языка, допрашивать, разбираться…
Ветер рассказывал ему страшные вещи.
В джипе была Аля.
Раненная. Залитая своей и чужой кровью.
Мертвая или умирающая.
И больше ничего не имело значения.
Он рванул дверь джипа — и кое-как вытащил женщину из машины. Опустился с ней на асфальт.
И задохнулся от ужаса.
Как она еще жива!?
В нее попали пять пуль. Одна пробила руку. Две попали в район поясницы — и Леонид понимал, что у нее, похоже, поврежден позвоночник. Одна повредила легкое, судя по розовой пене на ее губах. Еще одна застряла где-то… в лопатке? В ребре? Во всяком случае, выходного отверстия он не видел.
Кровь лилась, не встречая никаких преград. Его брюки уже были мокры от ее крови.
— Аля, Алечка…
Леонида всего трясло.
Сейчас она просто умрет. И все. И ее не будет.
Оборотень едва соображал. И единственное, что пришло ему в голову…
Он вытащил из кармана пиджака перочинный нож. Разрезал руку, полоснув вдоль вены.
И принялся капать своей кровью на раны Али. А потом влил, сколько мог, ей в рот.
Он отлично понимал, что это — не выход. Что она умирает. Что шансов выжить у нее — два на сотню. А если выживет — может стать оборотнем. Какое — может!? Станет!!!
Что нужен врач.
Но не мог даже пошевелиться. Сидел, пока вдалеке не завыли сирены. И только потом опомнился. Подхватил на руки легкое тело, распихал толпу зевак — и помчался к Але домой — вызванивать своих медиков.
Дверь он даже не заметил. Снес плечом. Как бумагу. Он и стену бы сейчас снес…
В ужасе заорала Тамара. Шарахнулся — и куда-то упал, кажется, Васисуалий — Леониду все было без-различно. После того, как он залил ее раны своей кровью, Аля была жива. Она еще дышала. И кровь больше не текла из ран.
Она по-прежнему не приходила в сознание, но сейчас оно было и к лучшему.
Черт!
Леонид крепко сжал Алину ладонь — и уселся ожидать первого прибывшего. Врачей? Милицию?
Неважно. Все было неважно. Лишь бы она дышала. Лишь бы жила…
Второй рукой он зажимал выходное отверстие на ее груди.
Господи, если ты есть — помоги ей…
Ты слышишь!?
Я не дам ей умереть просто так!!!
***
Константин Савельевич Леоверенский сидел у себя в офисе, объясняя Шарлю разницу между кон-салтингом и лизингом. Дракоша осваивался поразительно быстро. Он уже успел очаровать весь жен-ский персонал фирмы, включая семипудовую бухгалтершу Ниночку и личную секретаршу Константи-на. И все дамы встречали его очаровательными улыбками.
Костя только фыркал.
Он-то знал, что пока Шарлю не до женщин. Шрамы бы залечить.
— Вот, смотри. У нас есть контракты вот с этими фирмами. Вот в этих файлах моя личная база дан-ных. Организовано все так. Папка — название фирмы. Внутрь я вношу все заказы. Таблица. Даты, сроки заказов, что требовалось, кто выполнял… сейчас сам поглядишь.
Отдельно — файлы на руководство фирм, что, как, когда, где, компромат, если удается…
Еще — претензии, пожелания всякие мелочи…
Одним словом — тебе надо просто проглядеть каждый файл.
— А вы не боитесь хранить это на компьютере?
— Нет. Этот не в сети. Вообще. И даже админ с ним колдует исключительно под моим присмотром.
— понятно…
Тишину кабинета разорвал телефонный звонок.
— Леоверенский?
Шарль напряг слух. Но этого и не потребовалось. Выслушав первое же слово, Костя переключил те-лефон на громкую связь.
— Леоверенский. Здравствуй, дед…
— У меня нет внука. Что тебе надо?
— Я не прошу меня любить или признавать, но мне надо с тобой поговорить.
— говори.
— Это не телефонный разговор.
Лицо Константина было по-прежнему бесстрастным, только свободная рука сжалась в кулак так, что побелели костяшки пальцев.
— Тогда можешь приехать. Я скажу охране, чтобы тебя пропустили.
— Лучше ты. Я ранен.
— Иди в больницу.
— Нет. Это огнестрел. Я узнал кое-что о Юле. И это может ей очень навредить.
— Что именно?
— Дед! Да пойми ты! Это не телефонный разговор!
— Я съезжу? — шепнул Шарль.
Костя покачал головой, прикрыл
