Я его никогда не увижу. Я его нико-гда не забуду…
***
— Юля, Юленька, очнись…
Шарль тряс меня за плечи, заставляя вернуться в реальность. Но это не помогло. Я прижалась лицом к плечу дракоши — и разревелась в тридцать три ручья уже в реальности.
Прошло не меньше часа, прежде чем я пришла в себя. Но рассказывать о своем сне отказалась. Узна-ет только Мечислав. Потом. Попозже. Когда я буду готова окончательно оплатить свой счет.
Небо чуть посветлело, когда дракоша опять уснул.
А я лежала рядом, стараясь его не разбудить — и тихо хлюпала носом.
Оказывается, Даниэль хотел отдать мне свой талант. И отдал. Но вместе с талантом — остался и сам. Даже уйти не смог.
Теперь мне было понятно, почему я не могла отпустить его. Почему не могла ближе сойтись с Мечи-славом, почему боялась самой себя…
Это — нормально. И правильно.
Сейчас я свободна. Свободна от чужого огня, который выжигал меня. От чужого разума, который был связан с моим. От чужой силы. И постепенно проявится мой талант. Мои чувства. Моя жизнь.
Теперь — только моя.
И я очень сильно должна Мечиславу. Если бы я не была связана с ним, я бы оказалась связана с окон-чательно умершим вампиром. Я была бы уже мертва. Он не давал мне сойти с ума. Поддерживал. При-нимал на себя часть моего безумия. Не давал замкнуться в тоске и горечи.
Сейчас я намного лучше понимала, что такое — Печати. Это действительно, когда тело, разум, ду-ша — все делится на двоих. Беру я толстенную цепь — и сковываю двоих вместе. И никуда им друг от друга не деться. Ни в жизни, ни в смерти.
Хорошо, что Даниэль смог уйти.
Он ушел…
От этой мысли слезы потекли еще сильнее. Я резко вытерла их углом одеяла.
Я не буду об этом думать. Лучше я подумаю об этом завтра. Но и уснуть уже не смогу. Есть два вари-анта. Либо отправиться в гостиную и просидеть до утра в интернете, либо просто полежать.
Сидеть не хотелось. Но если просто лежать… о чем бы таком подумать?
А хотя бы о приезжающих родственниках.
Ох.
Лучше б это действительно был Альфонсо да Силва.
***
История нашей семьи требует еще небольших пояснений.
У деда родных не осталось, это так. Но у моей бабушки они были. А у мамы во время войны вообще уцелела вся семья. Так что у меня были и двоюродные и троюродные братья и сестры. А еще у мамы были брат и сестра. Тамара и Петя. Тамара — старшая, потом родилась мама, а потом и дядя Петруша. Почему Петруша?
Дядя, откровенно говоря, производил на всех странное впечатление. Я никогда не видела более жи-вого и веселого человека. Имя Петр ему просто не подходило. Как не подходило бы оно веселому кло-уну Петрушке. Я просто обожала, когда он заявлялся в гости. Он готов был высмеивать — все. Телеви-дение, газеты, рекламу, прохожих, собак, троллейбусы и трамваи. Я сильно подозревала, что он не перестанет шутить и после смерти. Причем все это выходило у него настолько беззлобно…
На него не обижались даже сами вышучиваемые. С ним было легко и весело, вне зависимости от то-го, кто ты — старик или ребенок. И в пару ему попалась тетя Вика — своего рода дар Божий. Она пони-мала любые шутки. И в принципе не умела на них обижаться. Она работала учителем в начальной школе — и все дети обожали ее. Дядя Петя работал адвокатом в одной из многочисленных контор — и его обожали все судьи города. Из-за его грамотности — и из-за едкого и острого, но беззлобного языка. На него просто нельзя было обидеться. Кто знает, возможно, поэтому его и не пристрелили в девяно-стые, как некоторых юристов.
Одним словом, когда приезжали Петруша и Викуша — дом наполнялся шутками и хохотом.
А уж их дети — Коля, Толя и Поля вообще были готовым коллективом клоунов. Причем — тройняш-ками. И хочу заметить, что Поля — это Аполлинер. В честь французского поэта. Здоровущие и светло-рыжие нахалы могли свести с ума кого угодно.
Одним словом — об этой ветви семьи стоило бы рассказывать часами.
Но — увы.
К нам ехали не они. А теть Тома.
Надо сказать, у моих бабки и деда по материнской линии, получились очень интересные дети. По-глядел Бог на Тому, понял, что так издеваться над людьми нельзя — и создал мою мать. Поглядел на них еще раз, решил, что Тому так просто не уравновесить — и создал Петрушу.
Но если Петруша был прикольным парнем, то тетя Тома…
Теть Тома, она же Тамара Борисовна Старкова, была самой жуткой из всех известных мне теток.
Она была начисто лишена маминого обаяния, чувства юмора, хорошего вкуса и любого понятия о деликатности.
И я не преувеличиваю.
По внешности теть Тома в молодости была даже красивее мамы. Крупнее — да. И чем-то она напоми-нала древних амазонок.
Если бы она еще при этом улыбалась…
Но недаром говорят — не родись красивой, родись активной. Увы. По части активности тете Томе мог дать сто очков вперед даже памятник Ленину.
С детства тетя Тома оказалась самым подходящим объектом для розыгрышей. Шуток она не воспри-нимала. Вообще. Родители над ней шутить перестали. Но сверстникам запретить было нельзя. Обо всех приключениях и идиотских ситуациях, в которые попадала теть Тома, можно было бы написать книгу. Она с такой легкостью поддавалась на розыгрыши, что дети старше десяти лет даже не пытались ее разыгрывать — неинтересно.
Что такое деликатность и такт, она даже и не слышала. Она спокойно могла ляпнуть знакомой ‘А я сегодня твоего мужа видела, он от Верки выходил в обеденный перерыв’. Могла сказать человеку в лицо, что он выглядит, как пугало. Могла… да проще перечислить, ЧТО она не могла.
А что до хорошего вкуса…
Лучшей одеждой, с точки зрения теть Томы, были майки (свитера, блузки) гавайских расцветок и юбки такой ширины, что их хватило бы на пошив дирижабля.
Тётушка работала на заводе инженером. И в мире гаечных ключей, приборов и автоматов чувствова-ла себя прекрасно. Находились и кавалеры. Присматривались к статной блондинке, задумывались — и терялись в нетях.
Жить им хотелось больше чем теть Томиных прелестей.
В тридцать лет она вышла замуж за Василия Лоханкина. Да-да. Именно так. Дед при встрече тут же прозвал его Васисуалием — и по-другому к нему в жизни не обращался. Надо сказать, он попал в цель.
Дядя Васисуалий — я переняла это от деда, и не меняла, как бы ни злился Васечка, был невысок, бледноват, тощеват, подлысоват и приходился монументальной супруге примерно по плечо. В совет-ские времена он преподавал на кафедре что-то ужасно важное. То ли историю КПСС, то ли политику партии. Там они с теть Томой и познакомились. О процессе ухаживания история умалчивает. Досто-верно известно только, что теть Тома пришла разбираться с выходкой Петруши — и познакомилась с Васисуалием.
Да юристам в то время историю КПСС преподавали в обязательном порядке. Как же с уголовниками — и без истории?! Никак-с…
Васисуалий как раз был преподавателем, пострадавшим от шуток моего дядюшки. Хотя… осуждать Петрушу было сложно. Если преподаешь всякую пакость, да еще имеешь наглость требовать со сту-дентов какую-то ахинею, будь готов к чему угодно. Например, к тому, что тебе принесут красиво упакованную небольшую коробочку, всю надушенную и в розочках, из которой по открывании вы-летят штук десять медведок.
Открывал коробочку Васисуалий в преподавательской. Там они и полетели. А если кто не видел мед-ведку, так вы поглядите. Счастлив тот, кого сразу не стошнит. На редкость мерзсссский жук.
Теть Тома пришла извиняться и просить, чтобы брата не выгоняли. Слово за слово, встреча за встре-чей — и через год сыграли свадебку.
Когда началась перестройка, Васисуалия уволили без выходного пособия. И дядюшка — запил. Пил он много, со вкусом, запоями, во хмелю был глупо буен, мог вышвырнуть в окно телевизор или поколотить соседа… одним словом, перестройку теть Тома провела, вытаскивая мужа из различных глупостей и таская по врачам (белым целителям, гипнотизерам, черным магам, святым мощам). Не помогало ничего. А я тогда была еще маленькой и не могла посоветовать обычную чугунную сково-родку, как средство воспитания.
Естественно, с завода тётю уволили. И никуда не приняли.
Двое младших — Петруша и моя мама перезвонились — и принялись помогать сестренке.
Не учли они только одного.
Как полагала мама — теть Тома была очень больна. И большую часть болячек нажила из-за своего мужа.
Как полагала я — она была больна на голову. Поэтому и выбрала себе такого… козлодоя! Поэтому и ударилась в религию. Маме эту простую истину объяснить не удавалось. Поэтому дед просто махнул рукой, полагая, что пара тысяч рублей в месяц нас не разорят.
Петруша думал примерно так же.
Теть Тома собирала подачки, лечила своего придурка и воспитывала детей.
Надо отдать ей должное, лет до семи я к ней относилась неплохо. Пока была маленькой и глупой. Они приезжали к нам раз в год, недели на две. И я даже играла с ее детьми. А потом… потом было много всякого. Умерли родные. Ушел Славка. А когда в семье начинаются проблемы, дети взрослеют быстро.
Теть Тома, кстати, была резко против маминого решения. И вопила, что если мама не бросит ‘своего старого извращенца!!!’, ноги ее не будет в этом вертепе и притоне разврата.
Дед сказал ‘Ура’. Мама расстроилась. Но надо было жить дальше. Меня воспитывать, кстати. И они жили. С теть Томой мама теперь только перезванивалась. И ужасно переживала по этому поводу. Слу-шала о том, как растут Лёля с Лешей (Ольга и Алексей), рассказывала про меня… деньги теть Тома брала по-прежнему. Одним словом, нормальные семейные отношения. И нечего тут смеяться.
А теперь теть Тома решила сменить гнев на милость и приехать.
Черти ее сюда несут.
Где-то на этих мыслях я и заснула. И в этот раз кошмары мне не снились.
***
— Привет. Ты не рад меня видеть!?
Вампир, валяющийся на кровати с планшетником, дернулся и развернулся. В дверях стояла — Она. Черти б ее подрали!
— Разумеется, рад. Проходи. И не забудь закрыть дверь. Ты помнишь? Нас не должны видеть вместе.
— помню. Как ты думаешь — не пора?
— Пока нет. Не забывай, Мечислав так и не прекратил поиски неизвестного героя, который убил снайпера.
— Он долго их не прекратит.
— и что? У нас впереди вечность. Пора бы и научиться ждать.
Женщина скривилась, но спорить не стала. Присела на кровать, провела ноготком по гладкой коже вампира.
— Я устала от ожидания… я так больше не могу.
— Надо. Не забывай, у нас может быть только одна попытка.
Женщина хлопнула
