Софья Петровна держалась до последнего. А потом нажала клавишу
Так, теперь прибавить громкость. И на всю приемную громом небесным:
— Софья Петровна, что это за хулиганье?!
Ага, размечтался. Громы небесные только на праведников действуют. А остальные люди чихать на них хотели. Восемь раз.
— Это я — хулиганье?! — раздался в селекторе визг. — Ах ты, наглец! Его в семью приняли, из дерьма вытащили…
Дальше Шарль уже не слушал. Потому что узнал голос.
Опомнился он, только осознав, что стоит в приемной и держит на весу багрового и задыхающегося Васисуалия.
— Твою… жизнь! — выругался дракон. Убивать сейчас… ему хотелось. Но лишние проблемы с законом были не ко времени.
— Софья Петровна, как ЭТО пролезло на фирму?
— Это — родственник, — проинформировала секретарша. — Охрана пропустила.
— Позвоните охране и передайте, что если еще раз такое повторится — уволю к чертовой матери.
— А сейчас…?
— сейчас я сам разберусь.
Шарль поудобнее перехватил тушку родственника и бодрым шагом направился по коридору. Ста ки-лограмм живого и активного мяса он особо не замечал. Дракон мог вообще пронести его в одной руке. Но зачем привлекать лишнее внимание к своей силе?
Васисуалий сначала пытался продышаться — воротник сильно пережал ему горло, потом принялся что-то сопеть, но Шарль не обращал внимания.
Вот и выход. Ногой распахнуть дверь и кивнуть охране, чтобы отошли в сторону. За воротами… есть!
Они стояли именно там, где он помнил. Четыре веселеньких голубеньких мусорных контейнера. С надписью ‘Мусор-плюс’.
Васисуалий, не успев ничего вякнуть, отправился в крайний контейнер. Вверх ногами.
— Еще раз появишься — в канализацию спущу, — проинформировал дракон. И не заботясь более о род-ственничке, направился к воротам фирмы.
Охрана смотрела с явным уважением. Сотрудники выглядывали из окон. Торжественный марш заме-тили многие.
Шарль подумал, что по ‘Леотрансу’ пошла гулять очередная легенда.
Ну и пусть.
Косте бы понравилось…
***
Леонид смотрел на мертвенно-бледное Алино лицо. Сейчас у него была возможность сидеть рядом с любимой женщиной и хотя бы просто держать ее за руку.
Аля была холодна и неподвижна, как камень. И о том, что она жива, говорил лишь писк приборов и едва уловимое дыхание.
Выживет ли она?
Обостренным чутьем оборотня, Леонид ощущал в ней изменения, ощущал звериное начало, кровь оборотня, свою кровь… но выдержит ли она? Оборотничество не слишком безопасно. Из десяти при первой трансформации умирают двое. А она еще ранена и ослаблена.
Но что ему еще оставалось?
Так она умерла бы почти сразу.
С его кровью — она жила уже второй день. Плохо ли, хорошо ли, но жила!
Дышала, что-то слышала, что-то ощущала… Господи, только бы она выжила…
Леонид в жизни не был суеверным, но ради Али он готов был даже собственноручно построить цер-ковь! Или снести. Лишь бы жила.
Лишь бы была…
Пусть не с ним, пусть даже с кем-то другим, я не стану ее удерживать, но пусть — живет! Пусть ды-шит, пусть смотрит на солнце, наслаждается пением птиц и запахами леса воспитывает дочь…
Дочь…
Леонид поморщился.
Юлю так и не нашли. Медведиц допрашивали. Рокин пока был без сознания. Федор что-то ввел ему ночью и сказал, чтобы человека никто не смел будить. Иначе он, когда проснется, сильно поубавить количество оборотней.
И ему поверили. Когда дело касалось медицины — Федор становился страшен.
А ведь еще Костя.
Хорошо хоть про Славку можно умолчать…
Вот ведь мразь!
Сначала удрал из дома. Ладно, пусть у него были на то причины… Леонид мог понять парня. Уз-нать, что твоя мать и твой дед любовники — да такое кого хочешь подкосит. Это Юля могла злиться на брата и называть его предателем. Ну так ей и двадцати толком нет! Ладно, двадцать есть, но до взрос-лого и умного человека ей еще расти и расти.
Каждый может уйти из дома после такой новости. И даже прихватить денег на дорожку. Тут Леонид мог понять Славку.
Но вот десять лет не вспоминать о родных? Не звонить, не писать, никак не проявляться? И явиться, только когда под хвостом загорелось?!
Вот этого Леонид не одобрял.
Вляпался? Вот сам и расхлебывай! А не тащи беду к родным.
Нет, они тебя примут, помогут, но это недостойно мужчины. Леонид всегда решал свои проблемы сам. И когда понял, что стал оборотнем, уехал от семьи, чтобы их не подставлять. И новую семью не завел.
И не заведет, если Аля не согласится…
А она любит Костю.
Сможет ли он… нет, не вытеснить старую любовь, но занять в ее сердце свое место? Он не претен-дует на многое. Но… так хочется быть рядом с любимой…
Или не быть.
Только живи, родная. Только живи…
Леонид коснулся губами бледной холодной руки.
Я люблю тебя. И если ты умрешь, я тоже умру. Лучше уж так, чем еще сто лет без тебя…
Пожалуйста, выживи…
***
Но загадила я все, до чего дотянулась. А вот не надо, не надо было меня приковывать… Вот узнаю, кому обязана таким гостеприимством — расплачусь с процентами!
Скрипнула дверь.
И вошла девушка.
Невысокая, симпатичная, волосы убраны под какой-то глухой платок, платье до пят полностью за-крыто и расцветкой напоминает мышь…
— Ты кто? — каркнула я.
Девушка промолчала.
— Глухонемая? Жизнетупая? — попыталась выяснить я.
Не выяснила. В глазах девчонки блеснула искра, но вместо ответа она развернулась и вышла. Чтобы вернуться через пару минут с ведром и тряпкой. И начать убирать мою блевотину.
— Не противно? — ехидно спросила я.
— нет, — отрезала девчонка.
— И кто ты такая?
— Мне запрещено с тобой разговаривать.
— А сейчас ты что делаешь?
— Убираю за тобой.
— Точно, тупая. Ну хоть имя свое скажи. Не разговаривая.
— Пос… Ксения.
— Пос…? — ухватилась я за оговорки. — Это фамилия?
— Это не твое дело.
— Значит, не фамилия.
Голова болела, но соображать я уже могла.
— А что тогда? Эта клетка для канарейки твое платье, пос… послушница?! Да!? Я что — в монасты-ре!?
Ксения шарахнулась от меня в сторону. Я схватила ведро, оставленное в зоне моей досягаемости — и швырнула в стенку.
— Отвечай немедленно, дрянь! Куда меня затащили!? Какого черта!? Что тут происходит!?
Видимо, орать не стоило. Или ведром швыряться? Сказалось перенапряжение.
Перед глазами замелькали противные зелененькие точки, в ушах тонко зазвенело — и я опять прова-лилась в черноту.
***
Маленькая комната. И все те же равнодушные экраны мониторов.
— А в логике ей не откажешь.
— Никто и не говорил что она — глупа. Стервозна, сварлива, омерзительна, но не глупа.
— И не так уж омерзительна. Хотя скандальна — да.
— а Ксюшу надо заменить. Девочка не справляется.
— Не надо. Пусть остается. Она уже успела проболтаться… если что — послужит наглядным примером.
— Ты уверен? Мне ее жалко.
— Не стоит. Она всего лишь одна из многих. И если с ее помощью мы сможем сломать Леоверенскую — тем лучше.
— Думаешь, мы сможем? — на миг в голосе проскальзывает неуверенность. — Она… странная…
— Ну, что ты, тётя… это такая же малолетняя шалава и трупья подстилка. Не вижу в ней ничего нового… поломается недельку — и с рук у тебя есть будет.
— Надеюсь, что ты прав. Но она странно себя ведет… — в голосе женщины все равно не твердой уверенности. — Посмотрим…
***
Я заскребла пальцами по земле, выплюнула набившуюся в рот траву — и открыла глаза.
Моя поляна.
Мои родные одуванчики, сосны, озеро… Мечислав!!!
Я с разбега бросилась вампиру на шею.
Мечислав крепко обнял меня за талию.
— Здесь… Пушистик, я так за тебя волновался!
— И я за себя тоже. И за вас. Что у вас новенького? Как родители?
На миг мне показалось что Мечислав напрягся. Но только на миг. А потом вампир спокойно ответил:
— Пришлось сказать, что ты у меня. Потом будем оправдываться всем семейством.
— Дед отмажет, — отмахнулась я. — лишь бы не знали, что со мной произошло. Ведь волноваться будут!
— А я не буду?
— а ты не человек. Тебе инфаркт или инсульт не грозят.
— Ты доведешь. И еще диссертацию на этом сделаешь.
— ага, инфаркты у мифов и легендов в средней полосе России?
— Легенд, пушистик.
— Сама знаю. Все равно — тебя нет. Это научно доказанный факт.
— А если я тебе докажу, что я — есть?
— Вот доставь меня домой и доказывай хоть по три раза за ночь, — я не была против. Но обычно секс на поляне заканчивался для нас в реальности. А туда мне не хотелось. Вот поправлюсь — тогда пожалуйста. И мы еще не все обсудили…
— Доставлю.
— Когда?
— Юля, ты знаешь, что Рокин жив?
— Жив!? — обрадовалась я. — Минутку… а почему мне сказали, что его — того? Убили?
— Сложный вопрос. Вот поймаем того попа — и спросим. Нам уже известно, где ты можешь быть. Ночью я пошлю несколько групп, которые проверят все монастыри…
— Так ты уже знаешь, что я в монастыре?
— Знаю. Рокин сказал.
— А как он у тебя оказался?
— Сам позвонил. И сам сдался. Сказал, что с тобой поступают неправильно.
— Это факт. Но я не думала, что он это поймет. Мне казалось, что у него в голове одни церковные догмы.
— Как видишь — он тоже человек. Потому и жить останется.
— А кого ты нацелился убить?
Мечислав сверкнул зелеными глазами.
— ИПФовцев! Всех! Они перешли все границы — и я этого так не оставлю!
— а убивать не замучаешься? По России ездить, отлавливать… а они еще и международная организация.
— и что ты предлагаешь? Спустить им все с рук?
— еще чего! Выяснить, кто именно планировал, кто замешан, кто — что. И нанести точечные удары.
— И эта женщина называет меня жестоким!
— Добро должно быть с кулаками.
— С клыками, острыми рогами,
Копытами и с бородой.
Огнем дыша, бия копытом,
Колючей шерстию покрыто,
Оно придет и за тобой!
Ты слышишь — вот оно шагает,
С клыков на землю яд стекает,
Хвост гневно хлещет по бокам.
Добро, зловеще завывая,
Рогами тучи задевая,
Все ближе подползает к нам!
Тебе ж, читатель мой капризный,
Hоситель духа гуманизма,
Желаю я Добра — и пусть
При встрече с ним мой стих ты вспомнишь,
Прорежет жуткий крик: «Hа помощь!»
А дальше — чавканье и хруст… — продолжила я.
Мечислав от души рассмеялся.
— Откуда стишата?
— Из интернета, вестимо. Жаль, автора не нашла. Но согласись, теперь я могу пожелать ИПФовцам добра. От души.
— Такого добра я им отвалю — не унесут — веселился вампир. — Это не Шарля, часом, описали?
— Где ты у драконов бороду видел?
— Так со страху, от такого количества добра еще и не то привидится…
— Может быть, — мне было хорошо и спокойно. Здесь, на поляне. Здесь, дома…
— Ты главное постарайся не покалечиться и не умереть. А забрать мы тебя заберем. Скоро. Обещаю.
Я кивнула. Знаю.
—
