изумленно замолк.
Я ощутила себя одинокой. Мой внутренний зверь словно бы… не погас, нет! Но оказался заключен в прочную клетку. И как я ни старалась, не могла выпустить его наружу.
Чудовище с человеческими глазами ходило совсем рядом взрыкивало за крепкой решеткой, но ниче-го не могло сказать.
Это ее угроза?
Или?…
Я отлично знала, что на освященной земле вампиры и оборотни чувствуют себя нехорошо. Если мой внутренний зверь сродни вампирской силе… а он сродни, это точно. Стоит только вспомнить Годвина и Глорианну. Вывод — вопрос монастыря. Или мне что-то давали?
Я вспомнила вареную траву, которая была в кувшине на тумбочке. Напилась я ее ночью от всей ду-ши. А вы бы попробовали не напиться!
Но что характерно, после нее меня почти сразу потянуло на горшок. То есть — прочищающее?
Я так и подумала.
Теперь вопрос… мои блокированные способности — это результат действия наркотиков, травы или святой земли? Или всего вместе? Ложка сахара в чашке чая — не так много. Но три — уже весьма ощути-мо. Может так быть?
Технически — да. Практически же…
Тётка внимательно наблюдала за моим лицом и оказалась неплохой физиономисткой.
— Не выходит?
— А не надо было вчера по пьянке каменным цветком закусывать, — автоматически огрызнулась я.
Судя по лицу монашки — анекдот она не слышала. Рассказать?
Перебьется.
— Чтобы ты знала — я теперь хозяйка…
— Медной горы? — тут же перебила я. Хамить! И только хамить! Пока по морде не бьют! — Или нет! На гору ты не тянешь. Та на человека похожа была. А ты — крыса помоечная. Значит так. Крысиной дыры хозяйка. Вот это твое. Чего тебе от меня надо, крысомордие?
— Дерзи, пока еще можешь, — лицо женщины перекосилось. — придет время, когда ты будешь мне ру-ки целовать…
— Да я в принципе и сейчас могу, блевать уж очень охота, — согласилась я.
И резко поменяла тон. У Мечислава научилась.
— А теперь кончай тут лапшу варить!
Сбитая с мысли тетка нахмурилась.
— Какую лапшу?
— Дешевую. Китайскую. Которую ИПФ год мне пыталось на уши развесить.
Ирония дошла. И тетка опять сверкнула глазами.
— Мы этим не занимаемся, — поморщилась она. — У нас работают специалисты в своей области.
— Такие же, как отец Алексей, которого я закопала?
Удар попал в цель. Тетка аж дернулась. И полностью скинула маску притворного дружелюбия. Что тут скажешь? Гиена и есть. Пятнистая. Помесь гиены со сколопендрой. Вот!
— За него ты еще ответишь!
— Тебе что ли?
— Мне тоже. Он был моим двоюродным братом! Но ты ответишь еще и его сыну!
Тетка перевела взгляд на стоявшего в углу… нет, назвать ЭТО мужчиной я не смогу! Это просто ос-корбление для всего мужского рода. Пусть будет склизнем! Слизняки — они природе нужны. А это — склизняк.
Он стоял у двери так тихо, что я почти не замечала его. Старалась не замечать. Как стараются не за-мечать висящего над твоей головой здоровущего паука. Пока тот на тебя не шлепнется.
Но — это произошло. И я принимала бой.
— А, это и есть скорбящее чадушко? Которое я осиротила? Что ж лучше поздно, чем никогда. Благо-дарностей не требуется, цветы можете тоже не приносить.
— Цветы я тебе еще принесу, — прошелестел склизень, приближаясь ко мне.
— Да? Учти, я розы люблю. И шипы не срезай. А то некрасиво получится. Усек?
Словоблудие хоть как-то помогло. Ну, склизень! Но моего страха он не увидит! Я свою семью не опозорю! Тем более, вряд ли меня собираются убить. А остальное можно пережить. И — отплатить.
— Договорились. В нашу первую ночь у тебя на кровати будут розы. С шипами — мерзко улыбнулся склизень.
Я настолько ошалела, что даже не нашла что сказать. Нашу? Первую?! Ночь!!? На кровати!!!???
Ой, не могу!!!!!
И я захохотала. Беспомощно — и по-дурацки. Смех просто вырвался из меня потоком. Волной. Види-мо, это была реакция на стресс. Я корчилась на кровати, пыталась утереть выступившие от смеха сле-зы, но тут меня опять сводило смеховым спазмом — и я беспомощно отдавалась в его власть. Смеялась до кашля, до боли в горле, до истерики, пыталась справиться с собой, но мой взгляд падал на еще больше посеревшую от благородного негодования морду тетки — и все начиналось сначала. Ночь!? Со склизнем!!?
Ах-ха-ха-ха-хаааа….
Неизвестно сколько бы это продолжалось, если бы мне на голову не выплеснулся вдруг водопад хо-лодной воды. Это склизень, сбегав до санузла, притащил кружку с водой — и выплеснул мне на темеч-ко.
Я поперхнулась — и попыталась успокоиться, дыша ровно и размерено, как учил дракошка. Эх, бра-тик, где ты!? Сильно подозреваю, что будь ты тут — мы бы их раскатали как тапок — склизня.
— Еще водички добавь, — попросила я.
Вторая кружка не заставила себя ждать.
— Умничка. Еще немного и даже тапочки приносить приучишься. Хороший мальчик. Возьми у тети косточку.
Склизень аж передернулся от моего снисходительного тона. Но тут же взял реванш.
— Ты и будешь моей косточкой. И брать я тебя буду в любое время.
Я фыркнула.
— Ладно. Юмор кончился. Какого черта вы сюда приперлись? И какого черта…
— Не упоминай в святом месте! — взвилась тетка.
Я прищурилась.
— Еще раз повторяю для тупых. Какого Велиала, Вельзевула, Астарота и Бегемота меня сюда припер-ли?
Тетка перекрестилась с оскорбленным видом. Склизень тоже. Я наблюдала за ними с иронией.
— Полегчало? А то можете клизму попробовать.
— Ты еще попробуешь, — пообещала мне тетка.
— Ближе к телу, — поморщилась я. — Не знаю, зачем я вашей собачьей конторе понадобилась, но по-дозреваю, что причинить мне вред вы не можете. Иначе давно бы уже. Так что колись, выдра.
Тетка осклабилась.
— Ты знаешь, у меня сейчас еще дел много. Мы к тебе ближе к вечеру зайдем.
Она развернулась и вышла. Я фыркнула и поглядела на склизня.
— А ты чего? Беги, тетке хвост подноси.
Склизень приблизился ко мне и уселся на край кровати.
— Юля, Юлия, Юленька… Ты знаешь, в честь кого тебя назвали?
— Разумеется. Гая Юлия Цезаря.
— А ты знаешь, что существует святая Юлия?
— И знать не хочу.
— Святая Юлия была…
— Это мне неинтересно. Подозреваю, что кроме мучительной смерти ничего она для человечества не сделала.
— Да смерть у нее была очень мучительной. А ты боишься боли, Юленька?
Я чуть не фыркнула. С того момента как я связалась с вампирами, я чего только не пережила. Что уж говорить про боль.
— А твое какое склизнячье дело?
— Тебе же интересно, зачем тебя сюда привезли.
Я фыркнула.
— Тебя тетя не отшлепает за то, что ты ей малину обгадишь? Она же так пыжилась… Надеялась, бед-ная, что я до вечера дозрею.
— Ты не дозреешь — улыбнулся склизень, проводя пальцами по моей щеке и спускаясь ниже по шее, к груди.
Блин. Будь у меня руки свободны…. Меня аж передернуло от отвращения. Казалось, что за его паль-цами остается мерзкий липкий след. Но орать и требовать неприкосновенности я не стала. А вместо этого ехидно улыбнулась.
— Твоя тетя мне все расскажет. И подозреваю, что она не дотерпит до вечера. А мне интересно дру-гое. Что за способности ты получил от отца?
Слизень от неожиданности даже убрал руку. Я вздохнула с облегчением. Тем более рука у него тоже была на редкость неприятная. Пухлая, с короткими толстыми пальцами, поросшими серыми во-лосками и с какой-то пористой нездоровой кожей.
— Ты хочешь знать, что я получил от отца?
— Да. Или его тип силы не наследуется?
— Наследуется. Но через поколение.
— Ага. То есть ты — просто спермоносец, — догадалась я. — Почетный осеменитель во благо Христа? А сам — полная бездарность? М-да… ничего, бывает! Тут главное, чтобы импотентом не сказаться! И свинкой не болеть! А еще от женщин держаться подальше. А то еще яйца оторвут на фиг.
Склизень вскочил с кровати — и вылетел вон, провожаемый моим издевательским смехом.
А я крепко задумалась.
Меня держат тут вот уже несколько дней. Два — точно. И ничего не пытаются сделать. Наоборот, ор-ганизм чистят от последствий транспортировки. То есть от наркоты. Это хорошо. А что плохо?
А плохо другое.
Вряд ли мне простят смерть отца Алексея. И мои вопли, что он был козел, козлом и помер, роли не сыграют. Если бы я так не довела этих двоих, они бы сказали мне, чего ждать. А я довела. И теперь му-чаюсь ожиданием.
А если подумать…
Вариантов много. Так много, что аж самой тошно. Меня могут подчинить и размазать, как не фиг де-лать. Вот здесь же я ничего не могу! Вообще ничего. Интересно, а что бы могли вы — прикованные за руку цепочками, с ошейником на шее (а от него еще одна цепочка, вроде бы тоненькая, только вот не мне ее рвать) да еще и под какой-то дрянью?
Чем меня таким напоили?
Не знаю. Надеюсь только, что это не наркота. Но что-то такое, блокирующее способности, там точно есть. Господи, я и не знала, что у нас в России такое бывает! И дальше бы не знать, и никогда бы не знать!
Что со мной хотят сделать?
Вряд ли. Для этого не нужно меня похищать.
Надеюсь, что так. Тогда у меня еще будет время. Много времени. А я не сломаюсь. Мой дед не сло-мался. А ему было намного тяжелее. Меня хоть каленым железом не прижигают и по почкам не бьют. А симпатичных девчонок, попадающих в руки ‘арийскому зверью’ еще и по кругу пускали. Я знаю. Дед рассказывал.
Меня пока не. Только вот… пока?
Что этот склизень намекал насчет кровати? И нашей с ним ночи?
Красный глазок камеры мерцал в углу.
Я глубоко вдохнула. Выдохнула. И еще раз. И еще. Дед меня не так учил, чтобы впадать в бешенство и лишать себя единственного, может быть, шанса на спасение.
А пока…
Надо бы поговорить с Мечиславом.
Я расслабилась — и нырнула глубоко внутрь. Туда, где шумели над одуванчиковой поляной кроны вечного леса. Здесь я отдохну. И позову Мечислава.
Нам очень надо поговорить.
***
Шарль плотнее закутался в тяжелое черное пальто.
Холодно?
Нет. Дракон мог выдержать до минус шестидесяти в одних плавках. И даже пальцы не отморозить. Проверено, знаете ли. Сертификат качества Альфонсо да Силва.
Внутри.
Там, где осталась память о первом (и единственном, будь все проклято!) семейном вечере. Когда все четверо сидели за накрытым столом, смеялись, шутили, спасали Костин кабинет от потопа…
Такого больше не будет.
Из-за одной вампирской твари с уязвленным самомнением и кучки оборотних ушел из жизни замеча-тельный человек.
Будь они прокляты!!!
Церемония похорон шла своим ходом.
С костей пришли попрощаться многие. Его любили. И дракоша решил так. Сначала — отпевание в церкви. Потом — прощание. Там же, в церкви. Софья Петровна договорилась. За деньги
