все это… почему Шарль отводит глаза!? ЧТО СЛУЧИЛОСЬ!?
Дракон на миг закрыл ладонями лицо. Потом встряхнулся и прямо поглядел Але в глаза.
— Костя мертв.
Аля как-то сразу поняла, что это правда. И ее не перешибешь криками, слезами, истериками… не справишься, не станешь отрицать, не потребуешь показать тело…
Вроде бы и ничего… но мир вокруг утратил половину своих красок — и стал сухим и серым.
Костя мертв.
И ничего уже не будет. Ни седых волос, ни ярких веселых глаз, ни сильных рук, крепко обнимаю-щих ее, ни смеха ни чаепития на лужайке, ни разговора о детях… ничего, ни-че-го, НИЧЕГО!!!!
Его нет.
ЗАЧЕМ!?
Аля сама не понимала, что скулит, тихо и жалобно, на одной высокой ноте, пока Шарль не обнял ее.
— поплачь… поплачь о нем, девочка. Он любил тебя. Он безумно тебя любил…
Аля овладела собой очень нескоро. Кое-как проморгалась от слез. И еще раз порадовалась ремням. За то время, пока она плакала, она несколько раз теряла контроль над своим телом. А Шарль, утешая ее, гладил по волосам и рассказывал, что в этом нет ничего страшного, все через это проходят, просто обычно молодые оборотни стараются избегать подобных эмоций, но сейчас вот такое безвыходное положение…
— Как!?
Она хотела спросить, как это случилось. Когда!? Но горло словно спазмом свело.
Шарль догадался.
— Это все случилось в один день. Почти в одно время. Мы были вместе. Ему позвонили, попросили приехать на встречу. Мы выехали. Он первым вышел из машины — и тут же упал. Он не мучился. Ему не было больно. Я бросился к нему, но помочь уже не мог. Убийцы ушли.
Аля тихо заплакала. Шарль гладил ее по волосам и думал, что все-таки он сволочь. Но не стоило сей-час рассказывать ВСЕ. И про Славку, которого тоже убили. И про Юлю, которая знала о возвращении брата. И про то, как он прятался под трупом телохранителя.
Не стоило.
Не сейчас.
Потом она все узнает. Так или иначе. Но сейчас, когда она себя еще не контролирует — не надо.
Аля плакала.
Шарль гладил ее по волосам. А когда она заснула, попросил Леонида побыть с ней.
Лучшего сейчас и придумать было нельзя.
***
Я лежала на той же кровати. Холодно. Противно. Тошно.
Мечислав обещал, что меня выручат. Но когда? А если склизень решит — раньше!?
Бээээ….
Мысли кружились, как вспугнутые птицы. В келью вошла та же девчонка.
— Вам нужно в туалет?
— Спасибо. Нет. Ты можешь со мной поговорить?
— Мне запрещено говорить с тобой. И о чем нам разговаривать?
Я опустила ресницы.
— Меня зовут Юля. А тебя?
— Ксения.
— Ксюша, ты знаешь, зачем я здесь?
— Нет. мне просто сказали ухаживать за тобой. Это мое послушание.
Твою рыбу!!! А головой подумать не судьба!? Девчонка прикована за руки и за ноги! И вроде вполне здорова! И ты даже не хочешь узнать, что и как!?
Кррррретинка!!!
Видимо, я невольно зарычала. Ксюшка дернулась и подорвалась с места, в ужасе глядя на меня. Я сверкнула глазами. Яростно. Хищно.
Когда я доберусь домой, они заплачут кровавыми слезами!
И в глубине души медленно шевельнулся Зверь.
Никогда я так ему не радовалась. Я едва чувствовала его, обычная волна разрушительной ярости не накрывала меня с ног до головы, но он — был. Глубоко внутри за треснувшим зеркалом. И я знала, ес-ли для своего спасения понадобится снова выпустить Зверя… я пойду на это.
Я буду век жалеть. Возможно. Но если я смирюсь, жалеть я буду намного дольше.
Девчонка дрожала в углу. А потом схватила со столика термос. И начала наливать снадобье.
— Выпей немедленно! И бес уйдет!
Я глубоко вздохнула.
— при чем тут бес? Что тебе вообще сказали?
— Что в тебя вселился бес. Поэтому тебе здесь самое место, — на автомате ответила Ксюшка.
— И чем мне помогут эти помои?
— Это чай с благословением! Он усмиряет демонов!
Я расхохоталась. Весело и звонко, от души.
— Ксюша, ты дура! Ни одного демона этот чай не остановит. Разве что тонну выльешь — и он захлеб-нется! А так — эта дрянь блокирует мои способности. Ты еще не поняла? Меня здесь держат насильно! Меня похитили из родного дома, и я не более бесноватая, чем ты! Хочешь, повторю Отче наш? Или перекрещусь? Хотя нет, перекреститься не могу. Руки привязаны. Но молитву — запросто. И по твоему выбору!
Ксюшка смотрела на меня широко открытыми глазами.
— Думаешь, почему я молчала?! Да меня просто наркотой накачали! Твои же начальники! Выкрали из родного дома, накачали наркотой, привязали здесь и собираются промыть мне мозги так, что я ста-ну похожа на тебя!
— Врешь! Ты все врешь!!!
Ксюшку колотила крупная дрожь.
Я недобро оскалилась.
— Да неужели? Я могу тебе назвать свой адрес. Меня зовут Юлия Евгеньевна Леоверенская. Запиши мой номер, позвони и расскажи, где я. Моя семья обязательно за мной явится! Потому что меня на-сильно запихнули в церковную психушку! Ясно тебе?
Девушка прижалась к стене, с ужасом глядя на меня.
— Это неправда! Нет!
Я фыркнула.
— Правда. И ты сама это знаешь. Потому что Бог — благ, но слуги его — сволочи. Как и всякие рабы и слуги. И ты сама понимаешь, что я не бесноватая.
— Буянишь, Юленька?
Голос склизня раздался весьма неожиданно. Я повернула голову к двери.
— Сто лет не виделись? Не пошел бы ты на …, козел?
— Как невежливо. И вообще ты, Юленька, ведешь себя весьма некрасиво. Хамишь. Ругаешься. Смущаешь неокрепшие девичьи умы…
— Отец Михаил, так она лгала? — пролепетала полностью одуревшая Ксения.
— Ах, ты еще и отец Михаил? Хотя оно и понятно. А осеменишь еще двадцать лохушек — архиеписко-пом сделают? Или кто там у нас? Митрополитом?
Лицо склизня перекосилось.
— Отец Михаил, она все лжет, правда? Она просто сумасшедшая?
Ксюшка доверчиво повернулась к склизню.
— Неужели? Хотя он так тебе и скажет. И ты поверь. Потому что если проверишь — навсегда разочару-ешься в этой паскудине!
— Нет, Ксюша. Она не сумасшедшая.
Склизень приблизился к девчонке.
— Она вполне нормальна и здорова. И очень важна для нашего дела. Важнее сотни таких как ты… ду-ра.
Пауза была короткой. Очень короткой. Но взмах ножа я заметила. Склизень одним движением перере-зал Ксюшке горло — и отшагнул в сторону, чтобы не запачкаться кровью.
Я выдохнула через сжатые зубы.
Кто сказал, что смерть от такой раны мгновенная? Ксюшка умирала медленно. Или это для меня вре-мя замедлило свой ход!? Заберите эти минуты! Я не хотела их жить, но и отвести взгляд не могла. Пра-ва не имела. В карих глазах девочки до последнего стыли боль, недоумение, непонимание. Как же так? Неужели ей лгали? Но за что, за что, ЗА ЧТО!? Обливаясь кровью из сонной артерии, сползая навзничь, и пытаясь до последнего зажать страшную рану. Ее пальцы были в крови. Кровь была везде. На полу на белых руках, на сером платье девочки… не было ее только на склизне. Но мне казалось, что кровь несчастной девочки плещется в его глазах.
А ее глаза…
Они будут преследовать меня до последней минуты моей жизни. Страшно видеть преданное доверие. Страшно видеть убийство невинного человека.
— А теперь, Юленька, когда ты поняла, что все это всерьез, и что играть с тобой никто не будет, можно поговорить серьезно, — нежно улыбнулся мне подлец.
Я тоже ему улыбнулась. Искренне надеюсь, что ты, склизень рогатый, попадешься мне в лапки. Я тебя долго убивать буду. Ты — хуже фашиста. Те были изначально враги, а ты убил девчонку, которая тебе полностью доверяла… падла!
Зверь за стеклом рычал и скалил зубы. Он тоже надеялся тесно пообщаться с мерзавцем, и задушить его в объятиях. Жаль, что пока для этого не хватит сил… безумно жаль.
— Вот видишь, ты уже улыбаешься, ты же девочка умная…
— Племянник, стоит ли с ней рассусоливать? Скажи ей, что ее ожидает — и пойдем. У тебя еще есть дела?
— привет, выдра желтобрюхая, — я даже не повернула голову в сторону настоятельницы. — Вернулась полюбоваться и кайф получить? Он у вас не только осеменителем, но и палачом подрабатывает? Людей не хватает?
— Хватает. А с твоей помощью, будет еще больше.
— Я тебе еще так помогу, — пообещала я. — Мечтать о смерти будешь.
— Возможно. А ты еще долго будешь жить, Юленька. Будешь жить — и рожать детей от моего Ми-шеньки.
Я фыркнула.
— я вам не племенная кобыла. По заказу не залетаю.
— Я буду очень стараться. Ты оценишь, — пропел склизень-Мишаня, присаживаясь опять ко мне на кро-вать.
Я выдохнула.
— Отлезь от меня, мокрица. Оценю. Орденом сутулого с закруткой на спине. И благодарственный приказ выпишу. С занесением в печень, почки и поджелудочную.
— Это ты сейчас так говоришь. А потом тебе понравится.
Я представила, как каждую ночь буду терпеть его прикосновение, как он будет оставлять во мне свою сперму, как я буду носить ребенка от ЭТОГО…
Это оказалось последней каплей.
Хорошо, что я успела повернуть голову в нужную сторону.
На подоле рясы отца Михаила образовалось весьма дурно пахнущее озерцо желчи. Я сплюнула по-следние капли и, вывернув шею, вытерла голову об подушку.
— Да пошел ты, козел.
Облеванный святоша взлетел с кровати. Я ухмыльнулась ему.
— Не удивлен? Значит, я не первая, кому от тебя тошно. Склизень.
Поп вылетел из комнаты. Стираться, надо полагать. Но его тетка осталась.
— Знаешь, что тебя ждет? — прошипела она, приближаясь ко мне.
— Ты сейчас расскажешь, — я привычно обломала ей всю малину.
— Ты проживешь в этой комнате остаток своей жизни.
Она вперилась своими лупешками в мои глаза и мне ничего не оставалось, как ответить вызовом на вызов. И насмешливо поглядеть в ее бледные буркалы.
Ты меня не сломашь, мерзавка!
Не дождавшись реакции, выдра продолжила шипеть.
— Ты будешь видеть меня, моего племянника и девчонок, которые будут прислуживать тебе. Но учти, если ты кому-нибудь из них скажешь хоть одно лишнее слово, они закончат так же, как Ксения. И их смерть будет на твоей совести. Но ты не думай, у тебя будет полноценная жизнь. Будешь рожать детей от моего племянника. ИПФ нужны дети с твоими талантами, но воспитанные в правильном ключе. А если они еще унаследуют и Лешенькины таланты…
— Сама бы и рожала. Или не можешь?
— Женщины в нашем роду дара не наследуют, — неожиданно просто пояснила монашка. И опять пере-шла на шипение. — Но с твоей кровью… я бы предпочла для Мишеньки кого-нибудь приличнее, но дар достался такой дряни, как ты! Что ж, пускай. Лет через десять ты станешь похожа на человека. А по-том… Если будешь хорошо себя вести, тебе даже разрешат выходить на воздух. И может лет через два-дцать сообщить твоей матери, где ты находишься. Хотя она этого и не
