на темную сторону я даже и не пытался. Все равно не получилось бы. Не то у меня было со-стояние.

***

Яна.

Родители встревожились, застав меня в слезах. Странно, но я смогла солгать им. Сказала, что про-сто накатила истерика. С кем не бывает? Посуда же цела? Мебель тоже. Я что — железный дровосек, что мне уже и пореветь нельзя!?

Мне поверили.

А я ждала следующего вечера. День тянулся, как старая жвачка. Противно и липко. Я нервничала. Придет!? Не придет!? Зачем ему!? Ну, пожааалуйста!!!

И чуть было не вытолкала Тимку в шею. Лишь бы он побыстрее рванул в свою качалку!

Оставшись одна, я открыла балкон (плевать что зима, он всегда у меня открыт) — и привычно взяла в руки скрипку.

Но не успела я начать играть, как в окошко опять постучали.

— Можно?

— Входи!!!

***

Сергей.

Она ждала меня. Я видел это. По вспыхнувшим радостью глазам. По засветившейся на измученном лице улыбке. По непроизвольному движению навстречу мне.

А я… Я весь день думал — идти или не идти.

Идти?!

Каково это — привязаться к однодневке? Жить вечность с раной на сердце? Пусть не вечность. Пусть сто, двести лет — разве мало!? Глупцы говорят, что время лечит раны. Есть и те, над которыми время не властно.

И я чувствовал — я могу получить именно такую. Если я уйду сейчас, мне почти не будет больно. Ес-ли я возьму билет на самолет, поезд, пароход, да просто поймаю попутную машину — вечером я уже буду далеко отсюда. И останусь таким же спокойным одиноким скитальцем?

Или нет?

Или я буду всю жизнь гадать, что было бы, если бы я пришел!?

Не идти?

Ей будет плохо. Очень плохо.

И это оказалось решающим доводом.

Я не мог причинить ей еще боль.

Я пришел.

Она только начинала играть. Я постучался в окно, вошел и привычно опустился на колени у ее ног. И тихо попросил:

— Сыграй для меня… одиночество.

***

Яна.

Мы виделись каждый день. То есть каждый вечер. Исключением был только отмеченный порознь Но-вый год. И все встречи проходили одинаково. Сергей возникал за окном, как призрак. Входил в ком-нату и опускался на ковер рядом с моим креслом. Инвалидным креслом.

— Сыграешь мне? — спрашивал он.

И я играла. То, что думала. То, что чувствовала. То, чего никогда не будет.

А он слушал. А потом говорил. И я слушала его, затаив дыхание. Он был совсем другим. Чужим. Не-понятным. С совершенно невозможной логикой, такой же ясной и холодной, как кусок льда за шиворо-том. Так могла бы думать Снежная Королева. Или — Снежный Король, если бы Андерсен позаботился создать его.

Невероятный.

Невозможный.

Отрицающий все законы разума одним своим существованием.

Господи, спасибо тебе за то, что он — просто есть.

Сергей приносил мне книги. Самые разные. От признанных мэтров вроде Куприна, до дешевых ро-манчиков в мягких обложках. Диски. От Альфреда Хичкока до детских мультфильмов. Требовал, что-бы я читала, смотрела. Расспрашивал. Делился своим мнением.

Иногда наши мнения совпадали. Иногда — мы спорили до хрипоты. Иногда смеялись вместе. Иногда плакали. Или плакал только один из нас, а другой утирал слезы друга. Друга ли!?

Я ждала наших двух часов в сумерках, как некоторые ждут — чего!? Я не знаю, что я могла бы ждать с такой одержимостью! Даже когда Валера только-только начинал ухаживать за мной, даже тогда у меня так не билось сердце. Я не смотрела с такой надеждой в окно.

Боги, как же я ненавидела случай, с сделавший меня калекой.

Боги, как же я благословляла случай, сделавший меня калекой. Ведь иначе мы никогда не встрети-лись бы. Никогда.

Я была счастлива. Я любила.

Я была безумно несчастна. Я знала, что это — ненадолго.

А еще я знала одну вещь.

Когда Сергей скажет мне: «Яна, мы должны расстаться» я найду в себе силы отпустить его.

Богами клянусь, я сделаю это. Я поцелую его на прощание в щеку. Я пожелаю ему удачи. И даже по-машу рукой на прощание.

А на следующий день я перережу себе вены.

Видит небо, это будет не так больно, как расставание.

***

Сергей.

Мы виделись каждый день. Каждый вечер. Почти год. Я так и не уехал из города. Не смог.

Я приходил в сумерках и взлетал на ее балкон. Я находил странное, мучительное удовольствие в на-ших разговорах. Странное — потому что Яна не была особенно глубокой или образованной девушкой. Раньше меня привлекали более тонкие женщины. Но это было раньше. Яна не привлекла бы меня, встреться мы до ее трагедии, даже как жертва. Но боль и осознание потерянного сделали из нее друго-го человека. Кто-то ломается в такой ситуации.

Кто-то становится сильнее.

Так тяжкий млат, дробя стекло, кует булат.

И Яна казалась мне гибкой булатной саблей.

Я приносил ей книги и диски. Много разговаривал с ней. И она становилась другой. Под моим, пока еще незаметным ей влиянием. Более хищной. Более… бесчеловечной.

Она пока этого не замечала. Замечал я. Это было приятно.

Но постоянно, как песчинка в раковине устрицы, меня не покидало мучительное чувство обреченно-сти.

Она не вампир. Она человек. Смертная.

Танат, если бы я мог!!! Если бы книги о вампирах были правдой!!! Если бы вампирами становились под влиянием укуса!!! Но это невозможно! Нами нельзя стать!!! Вампиром можно только родиться!!! Как человеком, собакой, крокодилом!!! Никакая хирургия не сделает из собаки — жирафа!!! Никакая магия не сделает из человека — вампира!!!

Обреченность сжигала меня.

Я не знал, что делать.

Но и уйти я не мог.

Я не знал, как и когда это произошло. Но это случилось. Я любил Яну. И не видел выхода для нас. Вампиры ведь не могут лечить. Они могут только убивать. Мы не можем быть вместе. И… я не могу уже без нее. Без ее безумной музыки. Без ее такого человеческого участия и понимания.

Просто — без нее.

Выход нашелся в один прекрасный вечер. Яна тогда сказала смешную вещь:

— Мои родители не одобрили бы знакомства с вампиром. А твои родители одобрили бы знакомство с человеком?

— Им было бы все равно, — рассмеялся я. И тут мне пришла в голову мысль.

Мои родители.

Прародители.

Танат.

Если посоветоваться с ним!?

Говорят, что иногда — он помогает своим детям. Если те сумеют его убедить. Я — сумею.

Я знал, где его найти. И… если есть хоть один шанс… он же бывший бог!!!

Ну неужели для нас нет выхода!?

Он обязан быть!!!

— Яна, нам надо серьезно поговорить.

***

Яна.

Когда Сергей так сказал, мне стало страшно. До безумия страшно. Я знала — он хочет уйти. Но… я найду силы отпустить его. Он не заслужил ран на сердце. Я… я слишком люблю его, чтобы ранить.

Сергей положил голову мне на колени. Будь проклято мое увечье — я даже этого не чувствую.

— Яна, я люблю тебя.

Вот так, просто и незатейливо. Будь все проклято!!! Я молчала.

— Ты ничего не хочешь мне сказать?

Черные глаза смотрели прямо в душу. За что!? Господи, забери эту минуту, я не хочу ее жить!!! Я солгать не сумею…

— Я… я тоже люблю тебя… прости…

— За что!?

— Я — калека.

Я ненавидела это слово. И мы никогда не касались этой темы. Только в наш первый вечер. А теперь это рвало мне сердце. Я — калека.

Черные глаза светились, как два маленьких солнышка. Теплом. Радостью. Любовью.

— Ты моя любимая дурочка. Какое это имеет значение!?

Поцелуй вышел глубоким и нежным. Разве я целовалась раньше с кем-то другим? Разве вообще раньше кто-то был!? Что-то было!?

Раньше и меня — не было.

Мы оторвались друг от друга очень нескоро. Я плакала. И лицо у Сергея было подозрительно мокрым. От моих слез? От его?

Он не признается. Он такой… мой любимый.

— Яна, меня не волнует твоя мелкая травма. Это пустяк. Больше меня волнует, что ты — человек.

Я вытерла его мокрое лицо. Вгляделась в любимые глаза.

— Что ж. У нас будет впереди пятьдесят лет. Больше я вряд ли протяну. Ты будешь меня любить, когда я стану седой и морщинистой?

— Я буду тебя любить, даже если ты будешь лысой и беззубой. Неважно. Важно то, что у нас есть один шанс.

— Что? Ты же говорил, что вампиризм не заразен?

Я кое-как пыталась шутить. Получалось плохо.

— Да. Но есть наш прародитель. Танат. Он был богом. И я хочу поговорить с ним. Может быть, он по-может нам.

Я вздохнула.

— Сережа… мы же не первые. Наверняка не первые. И ты никогда не слышал о случаях, когда человек становится вампиром.

— Все бывает в первый раз. Я смогу убедить его. Ради нас…

Я вздохнула.

— Ты сможешь его найти?

— Да. Я знаю, где он сейчас. Мы все знаем. Это… кровь.

Я опустила ресницы, чтобы не видно было наворачивающихся слез.

— Тогда… я отпускаю тебя. Только возвращайся побыстрее. Я все равно буду ждать.

Сережа что-то подсчитал в уме.

— Пять суток на дорогу туда. Пять — обратно. Пара дней там. Сейчас пятнадцатое декабря. Я вернусь еще до нового года.

Я взяла в ладони его лицо. Самое дорогое. Самое любимое.

— Возвращайся. Я не смогу без тебя. Если тебя не будет до Нового года я… я умру без тебя.

— Дождись меня, родная. Дождись. Я вернусь, обещаю тебе.

И я поверила.

Я могла бы убить себя, но Сережа любит меня. Любит. ЛЮБИТ!!!

Это единственное что было важно.

Я буду ждать. Сколько понадобится. До самой смерти.

***

Сережа.

До Таната было добираться пять дней. Наш прародитель выбрал в качестве убежища место в горах, куда не ходили даже машины.

Там было тихо и спокойно. Почти не было людей.

Только его замок. Он сам. И его Керы.

Мне не составила труда увидеть Его. Если кто-то из потомков приходит — значит это действительно серьезно. И Он не отказал мне в разговоре.

Танат был страшен. Я не знаю, как описать Его. Мощная фигура, черные крылья, черные волосы, черные глаза… Красота смерти. Страх смерти.

Смерть.

Танат.

Он выслушал меня, не перебивая. И только потом спросил:

— Она действительно любит тебя?

— Да.

— Едем. Я должен видеть ее.

— Зачем!? — удивился я.

— Потому что есть только один способ. Но он — только для истинно любящих. Если она любит тебя так же — она не испугается. А если испугается — лучше пусть все будет сразу.

Я не стал спорить.

Яна не испугается.

***

Яна.

Дни протекали мимо меня. Серые. Тоскливые. Родные готовились к Новому году. Мне было напле-вать. Сережа, Сережа, Сережа…

Где ты?!

Что с тобой!?

Что ты делаешь сейчас, любимый?!

Ты знай, я все равно тебя буду любить. И ждать. Когда бы ты не пришел. Обещаю. Я буду ждать. И любить. И даже если я умру, если ты не придешь до того, на твои поиски полетит моя душа. Мне не нужен рай. Мне не важен ад. Ад — это существование без тебя. Мне все безразлично. Я обязательно найду тебя.

И стану