в горячей ванне, потом выпью вина, а лучше – водки, и отправлюсь спать в родную кроватку. Как мне этого хочется! До безумия!
Вампир дружески сжал мои пальцы. Прикосновение не несло желания. Это было просто так – как гладят любимую кошку. Успокоить, показать свое одобрение происходящим, расслабиться. В этом прикосновении не было даже намека на секс – и я не стала сопро-тивляться.
– Я надеюсь, что так все и будет. Ты любишь своих родных?
– Да.
Меня и саму поразило, как много эмоций я смогла вложить в две буквы. Но так всегда. Настоящие чувства или укладываются в два-три затасканных до дыр слова, либо растяги-ваются на листы и тома. Люблю ли я свою маму? Своего дедушку? Как описать то чувст-во, которое у меня есть? Те, кто любят, знают, что это такое. Это – когда для любимых людей готов пойти на пытки и мучительную смерть. Или мучительную жизнь. Когда не жалко даже пройти босиком по огню, лишь бы люди, которых ты любишь – жили! Пусть даже без тебя. Вадим это понял.
– Мои родители умерли очень давно. Мне их не хватает. Очень не хватает человека, ко-торый принял бы тебя таким, какой ты на самом деле. Если бы моя мать узнала, что я стал вампиром, она бы решила, что я проклят. А мой отец попытался бы убить меня. Я ничего не сказал им. Они считали, что их сын пропал без вести.
Я ничего не сказала. А что тут можно сказать? Что мне очень жаль? А толку от моей жа-лости! Ноль целых, ноль десятых! Единственное что мне пришло в голову:
– Я принимаю тебя таким, какой ты есть. Мне безразлично – вампир ты или человек. Мне хотелось бы считать тебя своим другом.
– Фамилиар моего протектора оказывает мне честь, – Вадим улыбнулся в полумраке.
Слова были официальными, а голос – с вопросительной интонацией.
– Просто Юля. Мы же друзья?
– Мы друзья настолько, насколько нам позволят.
Я сверкнула глазами.
– Никто не запретит мне общаться с другом!
– Но могут запретить мне, – заметил вампир.
– Мечислав?
– Он мой протектор и господин.
– Вадим, я хотела бы поговорить с тобой именно об этом.
– Я слушаю?
Я поразилась – как легко от личного мы перешли к деловому. И еще раз напомнила себе не расслабляться. Даже если Вадим не желает мне зла, он все равно вампир. И старше ме-ня на несколько столетий. Это накладывает свой отпечаток на характер.
– Ты не мог бы рассказать мне – что такое фамилиар?
Изумление на его лице было вполне человеческим.
– Тебе этого не объяснили? Ты согласилась на Печати – ничего о них не зная!?
Я сдвинула брови.
– Мне объясняли, но каждый – по-своему. Я не жду правды от тех, кто заинтересован в моей силе.
– Но ждешь ее от меня? Я только подчиненный!
– И ты сам говорил, что, разговаривая со мной, ты разговариваешь с Мечиславом. Пока он не отдаст другой приказ. Я права? Вот и отлично. Сейчас я вполне официально прика-зываю спокойно и без утайки рассказать все, что ты знаешь о фамилиарах. Печати, мето-ды наложения, последствия их установки, причем как положительные, так и отрицатель-ные. Я все перечислила?
– Все. Но это надолго.
– А ты в самых общих чертах. Чтобы я знала, на каком стуле кнопки лежат.
Клыки блеснули в усмешке.
– Как знаешь. Фамилиар – это название человека, на котором стоят четыре Печати вам-пира. Всего их три, по числу составляющих. Печать тела, разума, духа. Это ты знаешь. Четвертая Печать скрепляет данные вами клятвы навеки. Но разорвать связь даже одной Печати еще никому не удавалось. Тебя порядок их постановки интересует?
– Я его знаю. А почему именно такой порядок?
– Потому что тело легче затронуть, чем разум, а разум – легче, чем душу. Это как сту-пеньки. Взошел на одну – поднимешься и на вторую, а со второй проще подняться на тре-тью.
– Когда поставлены все четыре Печати – фамилиар начинает изменяться. Чем дольше он проживет, тем больше изменится. Станет больше похож на своего хозяина и господина.
– Начнет прятаться от света и пить кровь?
– Имеется в виду чисто духовное единение. И изменения, происходящие в душе и разу-ме. Скажем, если хозяин – жестокий подонок, то фамилиар вряд ли будет светлым анге-лом.
– Угу. А если я проживу лет двести с таким господином, как Мечислав – я начну соблаз-нять всех подряд?
Вадим улыбнулся самой очаровательной улыбкой. Показались кончики клыков.
– Скорее всего. Сколько шефа знаю – вечно вокруг него какие-то бабы крутились, как пчелы на мед. Да и он от них не бегал. Моногамия ему не свойственна.
– А гомосексуализм? – уточнила я. Зачем – черт его знает. Любопытство кошек губит!
Вампир и бровью не повел.
– Иногда, в зависимости от настроения. У вас это называется бисексуал?
– Примерно так.
Почему-то меня это покоробило. Хотя коню понятно, что, прожив даже двести лет, ут-ратишь невинность во всех смыслах этого слова. А Мечислав прожил немного больше. Раза в три – четыре больше. И черт меня опять дернул за язык.
– А у тебя с ним ничего не было?
– А моя личная жизнь тебя не должна касаться, – отбрил вампир.
– Ладно, прости засранку. Я не должна была спрашивать.
– Извинения приняты, оставим моего протектора, вернемся к Печатям.
– Угу, – согласилась я. – Вадим, а ты купить поесть ничего не догадался? А то я голод-ная…
Я перегнулась через сиденье и взяла его. М-да, чувствовалось, что вампир давно не ел по-человечески. Куча фруктов – бананы, апельсины, мандарины, яблоки А еще хлеб, сыр, палка колбасы, коробка конфет… И в дополнение всего – бутылка красного вина. Воды вообще не было. Я подумала и решила начать с яблока.
– Я могу продолжать? – осведомился вампир.
Я с трудом проглотила почти пол-яблока. Есть хотелось так, словно я час как с голодно-го края приехала.
– Угу. Чавк… Ам… Ням…
И к хренам все хорошие манеры! Только ощутив вкус пищи, я поняла, насколько я го-лодна. Как будто у меня не один, а пять желудков. И все пустые.
– Прежде всего, изменяется тело человека. Ты станешь более сильной, ловкой, быстрой, научишься регенерировать почти как мы, прекратишь болеть, сможешь быстро восстано-вить силы. С помощью чьей-то крови или без нее – вопрос отдельный. У каждого это про-исходит по-разному. Я знал одного фамилиара, который поглощал шоколад буквально килограммами. Для восстановления сил. Что потребуется тебе – не знаю.
– По закону подлости, – оторвалась я на минутку от колбасы, – чеснок!
– А это вряд ли, – тут же парировал Вадим. – У нас на чеснок аллергия. Кстати, твой гос-подин может восстанавливать силы через твое тело. Ты питаешься, как питаются люди – и отдаешь часть своей жизненной силы ему. Что сейчас и происходит, как мне кажется.
Я оглядела уничтоженные мной за рекордно короткое время запасы продуктов. М-да, в обычном состоянии мне бы их на два дня хватило.
– А я так не растолстею до безобразия?
– При твоем образе жизни? Скорее наоборот.
Я вспомнила, сколько сил потратила сегодня на крыс – и голова закружилась. Если я вернусь домой, нет! Когда я вернусь домой, большинство брюк окажутся, мне велики в поясе. Ладно, не суть важно.
– А чем грозит мне это объединение в смысле разума? Мечислав сможет мной командо-вать? И я должна буду ему подчиняться?
Вадим передернул плечами.
– Союз вампира и фамилиара – в идеале союз двух равных. Мечислав отлично понимает, что свободный человек может дать больше чем раб. И не станет гнуть тебя в дугу.
– Если не будет необходимости, – продолжила я. – То есть чисто теоретически он может это сделать?
В животе словно поселился колючий холодный осьминог. Рабство не телом, но духом. Да и телом тоже. Вечное рабство – и даже более того. Когда были рабы – они могли меч-тать о свободе. Их могли выкупить, могли просто освободить, могли отбить у врага. Меня может освободить только смерть. Я сама загнала себя в ловушку. И на этот раз мне вы-браться не удастся. Если бы я не согласилась на вторую Печать, если бы Даниэль и я бы-ли осторожнее, занимаясь любовью, если бы, если бы, если бы… Кажется, Вадим почув-ствовал мое состояние.
– Чисто теоретически – и я могу.
Я повернулась, чтобы посмотреть в глаза вампира. Они были спокойными и ясными. И еще – за ними была скрытая до поры до времени сила. Но сейчас я могла оце-нить размеры его могущества.
– Ты – не можешь. Пороха не хватит.
Вадим пожал плечами.
– Я признаю это. Но должен предостеречь тебя. Не стоит говорить это другим вампирам, без…. Без весомых аргументов.
– Типа серебряной сковородки?
– Типа того, – улыбнулся вампир. – Когда живешь долго, очень долго, утрачивается страх перед смертью. Становится интересна игра. Что-то вроде: ‘Смогу ли я покорить ее?’. Будь осторожнее.
– Я вооружусь, – решила я. – Что еще ты можешь рассказать?
– Мало чего. Я сам никогда не был ни с кем связан. И не очень интересовался этим. Да! Вот что еще! Ваши жизни связаны, и ваша смерть теперь зависит друг от друга.
– Это как?
– Если умирает фамилиар, вампир может выжить. Редко, но может. Если умирает вампир – фамилиар еще никогда не выживал. Почти никогда. А выжившие завидовали умершим! Иногда фамилиаров просто добивали из милосердия. Они сходили с ума. И о боли. Если Мечиславу причинят достаточно сильную боль – ты будешь чувствовать то же, что и он. И он будет чувствовать то же, что и ты. Если не сможете закрыться друг от друга. Есть определенные границы у боли. Если бы с ним произошло то же, что и со мной или с Бо-рисом, ты бы почувствовала.
– А заблокировать эту связь никак нельзя?
– Никак. Это невозможно.
Я вздохнула. Придется временно смириться с происходящим. А потом мы посмотрим, как развернуть все в свою пользу. Кстати говоря…
– Слушай, а откуда вообще взялись фамилиары? Откуда пошел этот обычай?
Я выразилась не слишком внятно, но Вадим меня понял. и блеснул клыками в полумра-ке.
– Юля, а ты читала интересную сказочку про рака-отшельника и актинию?
Я читала. Хотя и не могла припомнить автора.
– Ну, вот и здесь так же, – пожал плечами вампир. – Симбиоз, понимаешь!? Взаимопо-мощь и взаимовыгода. Откуда это дело пошло до сих пор никто не знает. И куда все это придет – тоже. А суть-то проста. Люди слабы и уязвимы. Вампиры могут жить вечно. Но люди отлично передвигаются днем, а вампиры днем обязаны спать.
– Что-то вы с Борисом не спали, – заметила я.
– А ты сама могла бы уснуть, если тебя пытают? Да еще и с крестом… ну для человека – с раскаленным железом на коже?
Я аж передернулась от такого сравнения. Рука сама поползла к ожогу. Уснешь тут, как же!
– А разве дневной сон у вампиров не похож на смерть?
– В каком-то смысле это
