быстро. Точно! Я была в клубе. И там сильно подралась с вампирами. Как по-следний отморозок. Хотя дед был бы мной доволен.
Я ведь не терминатор. И не стала бы рисковать своей жизнью. Просто – просто никто бы нас оттуда не отпустил – живыми и невредимыми. Мне оставалось только подороже продать свою жизнь. И еще – вспомнить дедушкины рассказы.
А дед всегда говорил мне, что если драться – то насмерть. Либо ты победишь, либо тебя убьют. Либо… Есть еще и третий вариант. И дед рассказывал мне о каких-то старых народах. Кочевниках, что ли? А у них с чужаками все решалось так. Поединком.
Если чужак был сильнее воина племени, ему не просто оставляли жизнь и свободу, но его уже считали своим. Таким же полноправным кочевником, как и родившихся в степи. Да и у наших предков – славян были схожие обычаи.
Поэтому дралась я насмерть, но с трезвым расчетом. Если сразу не убьют – может перевербовать по-пробуют. А что не смерть – то шанс.
Если бы дед в свое время морально не поиздевался над фашистами (они узнали мно-ого нового о про-исхождении арийского народа и это новое резко расходилось с гитлеровскими доктринами, напоминая пособие по садо-мазо для зоологов-извращенцев)… Так вот! Если бы дед так не сделал, его бы просто расстреляли. С пулями не подергаешься и не побегаешь. Но его фашисты решили помучить. И спустили в прорубь. И дед выжил.
И именно этот вариант я просчитывала для себя. Жестоко? Зато я останусь жива. И моих родных воз-можно не тронут. Могут и тронуть, но в любом случае у меня будет больше шансов изменить положе-ние вещей.
Даже если вас скушали – у вас всегда есть два выхода, не считая язвы с прободением. Мне на голову обрушилось ведро с водой.
– Очнулась, ….!?
Это уже Дюшка. Какие нехорошие слова! И это в присутствии нежной, хрупкой, чувствительной жен-щины, девушки… Хам трамвайный, даром что вампир. Что ж, дальше притворяться не имеет смысла. А вот открыть глаза и осмотреться – более чем. Еще одно ведро воды заставило меня открыть глаза, тряхнуть головой (гудела она, как целая пасека шершней) и оглядеться вокруг.
Я сидела в большом кресле, в полностью пустой комнате. Ну не совсем пустой. Это у меня еще сно-творное не выветрилось. Мозги постепенно приходили в норму и я воспринимала все больше деталей. Самым значимым предметом обстановки в комнате была кровать. Огромная и роскошная. Этакий сек-содром. Темно-синее белье, чертова прорва белых подушечек в форме разных зверей. И ковры на полу и на стенах в голубых и синих тонах. Стенной шкаф-купе в виде зеркала. Рядом с кроватью – неболь-шие тумбочки. У шкафа – столик на котором (Ура! Ура!! Ура!!!) сложено мое добро. Ну и мое насквозь промокшее кресло. А под ним расплывалась большая грязная лужа.
Я осмотрела себя. Руки были крепко примотаны к подлокотникам толстой веревкой. А вот ноги были свободны. Это хорошо. И ботинки с меня не сняли. Как приятно, когда тебя недооценивают! А вот браслетов я лишилась. Как и крестика. Как и внутренних запасов святой воды. Интересно, а проволоку они нашли? Будем надеяться, что нет. Не хотелось бы.
Из-за кресла вышли двое. Дюшка. И Катя. Подруга шла как марионетка на ниточках. Резкие, дерганные, движения, неестественная улыбка, широко, по-кукольному, раскрытые глаза, растрепанные волосы, ко-торые она даже не поправила. Дюшка тоже был потрепан и поглодан. Моими, моими стараниями! Я ощутила искреннюю гордость за себя. Не каждому удается ТАК потрепать здорового мужика, а уж ес-ли он еще и вампир…
Дюшка выглядел так, словно я его царской водкой полила. Пол-морды, плечо и часть груди просто изъедены, как картофелина – колорадским жуком (вот уж где натуральная американская диверсия из штата Колорадо! А мы все: шпиёны, разведчики, холодная война, экономические санкции! За всю страну не скажу, а только моим соседям по даче от колорадского жука в сто раз больше проблем, чем от всего НАТО вместе взятого). И смотрит на меня Дюшка, как на врага народа. Ну да мне не привы-кать! А вот я его сейчас еще удивлю!
– Что, доволен, козел!? – Грубо, но зато полностью отвечает моим чувствам. – Справился с сопливой девчонкой и решил повесить себе медаль за боевые заслуги!? Чтоб ты сдох! Скотина! Вампир оскалился, как мечта стоматолога – зубы мудрости – и те показал.
– Я пока недоволен. Пока… Но к конце этой ночи у меня будет намного больше причин для радости!
– Что, пластику сделаешь?
Ой, а это я зря. Или нет? Но Дюшке мои слова были хуже салата из редьки, хрена и черного перца.
– Сделаю, – прошипел он. – Знаешь, вампирам не надо долго заживлять раны. Я могу это сделать очень быстро. С помощью человеческой крови. Твоей крови. И крови твоей подруги. Ты уничтожила одну из моих служанок – и займешь ее место.
– Размечтался, – прошипела я. – Если я стану вампиром, то меньше, чем на твое место я не соглашусь, понял, сырок плавленый? Я бы и еще добавила, но зачем? Он и так все понял!
– Увы, – Дюшка ухватил меня за свитер и приподнял вверх. Вместе с креслом. Так, чтобы мы были гла-за в глаза. Свитер затрещал, но выдержал. Качество, однако! – Ты у меня, сучка сто раз о смерти по-просишь… Может, он и хотел что-то еще сказать но не успел.
Не поднимайте никого за грудки, если у этого кого-то не привязаны ноги. Мне даже сильно замахивать-ся не потребовалось. Шлепок получился смачный. Аккурат носком ботинка по чему-то мягкому. И я убедилась, что чувствительность у вампиров не пониженная.
Не льщу себе – целься я туда специально – не попала бы и через год. Я целилась в колено и надеялась выбить сустав. А вместо сустава взбила омлет. Гм…
Дюшка последовательно уронил меня с креслом на пол – и я чуть не взвизгнула от радости – одна из ножек явно треснула. Хотя и завизжала бы – рядом с его воплем это и рядом не стояло. Вампир согнул-ся в три погибели и так, поскуливая уже тише, стек на ковер. Аккурат у моих ботинок.
И я не удержалась. Язык мой, враг мой. Был бы он короче, была бы жизнь длиннее.
– А теперь поцелуй мне туфельку, заинька… А то опять по попке нашлепаю… если попаду!
Дюшка подхватился и взлетел с ковра, как ужаленный. И почему он меня срезу не убил? Бог весть…
Хотя я и так знала ответ. Если убить сразу – никакого удовольствия он бы не получил. Это, как с теми немцами. Дед тогда сказал, что им не просто смерть была нужна, они еще и помучить хотели. Вот и Дюшка так же. В животе стало холодно и мерзко от этой мысли. И кресло я не испортила только пото-му, что нечем было. Но – умри, гусар, но чести не утрать.
Дюшка предусмотрительно не стал мне больше трогать руками. Вместо этого он прошептал где-то над моим плечом. И голос был сладким – сладким, как мед с ядом.
– Ты будешь преклоняться передо мной и полностью подчиняться моим словам! Меня это очень раз-влечет. А потом, когда ты смиришься…
Слово «смирение» подействовало на меня не хуже хлыста. Даже страх куда-то убрался. Я – Леоверен-ская! Я тебе не какая-то дурочка с переулочка! Я – русская баба! И коня на скаку остановлю, а уж козла типа тебя… Ну, я тебе покажу смирение! Я извернулась и попыталась цапнуть его за нос. Вампир увер-нулся – только зубы лязгнули. А жаль! Я бы сейчас с удовольствием проверила – прирастет у него нос обратно или нет. Но и так было неплохо.
– Облезешь, гнида! – силы воли хватало только на короткие реплики. Голубые глаза вспыхнули настоящим бешенством.
– Ну все, девчонка, прощайся с жизнью…
– Господин, прошу вас, господин, – запричитал испуганный мужской голос из-за моего плеча.
– Что!? – рявкнул Андрэ. Хорошо так рявкнул, душевно, я чуть не описалась.
– Не убивайте ее сейчас, господин! Нам же надо узнать, как она убила Мишель!
Дюшка оскалился еще сильнее и сделал резкий жест рукой. Откуда-то сзади послышался стон боли.
– Ты слишком много себе позволяешь, тварь!
– Накажите меня, господин, но ее все равно надо сначала расспросить! Вы сами потом себе не прости-те!
А уж как я-то не прощу, если меня убьют! Интересно, если есть вампиры – есть ли призраки? А то у меня есть ощутимый шанс испохабить Дюшке всю жизнь. Каждую ночь являться и выть буду!
– Хорош-ш-ш-шо, – прошипел Дюшка, отходя от меня. – Только расспрашивай ее сам, а то я ей шею сверну.
– Как прикажете, господин.
Неизвестный голос вышел из-за спины и оказался симпатичным молодым парнем лет двадцати на вид. Этакий «лапочка» и «душечка». Вроде бы ничего особенного, растрепанные темные волосы, цвета спелого каштана, голубые глаза, курносый нос, чуть оттопыренные уши, смешная щербинка между зубами – наверное, он когда-то любил грызть семечки. Этакий плюшевый мишка. Обычно такие лица производят сногсшибательное впечатление на всех женщин. И даже мне пришлось вспомнить, что у этого мишки – клыки в два пальца. И вообще, биологи знают, что самые опасные животные часто вы-глядят наиболее безобидно – нельзя же жертву отпугивать…
– Меня зовут Алекс, – представился вампир. – А вы – Юля, да?
– Сами знаете, – пожала я плечами.
– А как вас зовут полностью? Скрывать я смысла не видела.
– Леоверенская Юлия Евгеньевна.
– Леоверенская? Константин Сергеевич Леоверенский – ваш дед?
– Савельевич, – поправила я. – А откуда вы его знаете?
– Юля, здесь мы задаем вопросы. Наивняк. Я тоже оскалилась.
– Саша, а вы уверены, что я буду на них отвечать?
– А куда вы денетесь, Юля? Мой господин, – вампир оглянулся на Дюшку, но «господин» не проявлял к нам никакого интереса. Он стоял у зеркала и сосредоточенно разглядывал себя и свои ожоги. – и так с трудом сдерживается. Не будете отвечать – вас потащат в камеру пыток. Вам это нужно? И даже если вы не боитесь боли, ваша подруга ее боится. Вы вытерпите, если невинного человека, ради которого вы ввязались в эту авантюру, порежут полосочками у вас на глазах?
Сволочь. Но ответ я продумала заранее. Я не исключала, что вопрос появится даже в ходе мирных пе-реговоров, а сейчас-то… Сейчас это было мое единственное спасение.
– Саша, вы совершенно неправильно ставите вопрос. Я очень боюсь боли. До истерики.
– Позвольте мне закончить мысль. Если вы начнете мучить меня – или мучить Катьку у меня на глазах – я впаду в истерику. И скажу вам все, что угодно. Но – видит бог, я постараюсь так перемешать правду с ложью, что вы
