– черный. Почему я об этом подумала? Прекрасное лицо было спокойно и безмятежно. Губы раздвинулись в легкой улыбке. От его движений, даже от его присутствия, комната наполнялась сексуальной энергией – и Мечислав прекрасно осознавал свою привлекательность. И отнюдь не стеснялся ей пользоваться в своих (исключительно ‘бла-городных’) целях.
– Для него – нет. Когда живешь несколько столетий, чувства не то, чтобы притупляются, но становятся другими. Наши чувства гораздо острее и сильнее человеческих, но пробуждаются медленнее. Вы же слиш-ком недолго были вместе, чтобы чувства Даниэля стали реальными. – Вампир поднял руку, предупреждая мое возражение. – Не спорь, кудряшка. Я готов признать, что твои чувства к Даниэлю более чем настоящие. Но я так же знаю и своего друга. Пока что ты для него подруга, любовница и муза, – но не любовь всей жизни. И поведение Даниэля вполне объяснимо. Вампиры предпочитают получать удовольствие, не обре-меняя себя моральными проблемами. Что Даниэль и доказывает своим поведением. Он не будет ревно-вать.
Теперь уже я ничего не понимала. Не будет ревновать? А вчера, то есть сегодня утром? Ревность – или обида, что кто-то другой играет с ЕГО игрушкой? Ничего не понимаю!
– Хорошо. Даниэль не ревнует. А вы? Там, в машине, по дороге сюда?
Вампир смерил меня насмешливым взглядом.
– Моя ревность была бы приятна тебе, а, кудряшка?
– Не стану спорить, – какой смысл лгать, если тебе все равно не поверят. Но и правду можно сказать по-разному, так? – Люблю я Даниэля, но ваша ревность была бы мне очень приятна.
– Мне придется вас обеих разочаровать, – вампир улыбался, не показывая клыков. Своего рода искусство. – С моей стороны была также не ревность, а уязвленное самолюбие.
– Теперь уже я ничего не понимаю, – вмешалась Надя. Я благополучно опустила разговор в машине, а речь сейчас шла именно о тех словах. – Ревность? Но вряд ли ревность бывает без любви. А уязвленное самолю-бие – без определенной симпатии?
– Мне кажется, Мечислав не привык, чтобы женщина, отдавшая уже часть себя, отказала ему и отправи-лась в постель к другому, – прозвучал спокойный голос Даниэля.
Передо мной на стол лег четвертый рисунок. Дельфин и русалка. Красиво. Море, волны, ночь, луна и даже лунная дорожка на волнах. И два гибких силуэта – русалка, выпрыгнувшая из воды и пойманная в миг прыжка – и глядящий на нее с тоской дельфин в углу рисунка.
– Очень красиво. Ты гений, Даниэль. Впрочем, гении в быту хуже чумы, – высказалась Надя. – Намучается Юлька с тобой. Это не ешь, то не пьешь…
– Надя, – прошипела я. Вот так всегда, только поверишь, что у человека есть мозги – и он тут же спешит тебя огорчить. Ну, кто ее за язык тянул!? Теперь Даниэль расстроится!
– Юля, два слова о ревности, – Даниэль, кажется, не был огорчен. Вместо этого он выглядел, как натура-лист-любитель – любопытно и слегка плотоядно. – Знаешь, я поражен твоей стойкостью в отношении Ме-числава.
– То, что мне его не захотелось – это стойкость?
– Да. Особенно после первой печати. Я ожидал, что у вас будет секс, но этого не было. И самообладание сохранила именно ты. Более того, ты уже на трезвую и ясно соображающую голову выбрала меня. И я очень хотел бы получить объяснение твоему поступку. Если ты сама понимаешь, что именно сделала.
– Да что я такого сделала!? – просто взвыла я. – Ну да! Выбрала одного вместо другого!? Так, что ли!? Но сердцу не прикажешь!
– Первая Печать объединяет скорее тела, чем души, – пояснил Даниэль. – И если фамилиар и вампир – раз-ного пола, а часто даже и если одного – все заканчивается в постели.
Я вспомнила, насколько близка была от постели – и покраснела. Если бы я прошлой ночью не смогла удержаться, что было бы тогда!? Хотя и так понятно – что. Несколько восхитительных ночей. Но всю жизнь они не заменят. А Даниэля я бы потеряла навсегда.
– У меня никогда ничего не было, как у людей.
– Это не оправдание, кудряшка.
– Другого не будет! И вообще, с какого это перепугу я тут оправдываюсь!?
– А вот это верно, – вставила Надя. – Господа вампиры, оставьте мою подругу в покое! Она, в отличие от вас, живет на свете девятнадцать лет и часто сама не может себя понять. Зато на ваш вопрос могу ответить я. Старая и мудрая сова.
Все внимание тут же обратилось на Надежду.
– Интересно будет послушать, – процедила я, испепеляя ее взглядом.
Надя даже ухом не повела в мою сторону.
– Ну, так послушай. Из твоего рассказа я поняла, что твои… спутники уже видели твою Екатерину?
– Видели. И что?
– И должны были ее хорошо запомнить. Не правда ли, она красавица, господа?
Вопрос был задан вроде бы и в пространство, но смотрела Надя на Даниэля. И вампир кивнул, рассыпая по плечам темно-каштановые пряди.
– Да, могу сказать как художник, что она очень хороша.
Надя довольно улыбнулась и стала похожа на большую кошку.
– Я видела фотографии. Она и в детстве была само очарование, – Подруга рассматривала пятно на потолке, классически держа паузу. – Наша Юля рядом с ней просто не смотрелась. А их семьи были дружны. И де-вочки большую часть времени проводили вместе. И, разумеется, Юля всегда проигрывала на фоне своей подруги. Та была более красива, более умна, ей многое удавалось…
– Полегче скальпелем, – предупредила я. Еще немного – и я подружке голову оторву за такие историко-психологические картины.
– Я уже почти закончила. Как это ни забавно, господин Мечислав, но Юлю отталкивают от вас те качест-ва, которые притягивают к вам остальных женщин. Ум, красота, сила – она вполне может все это оценить, но не желает возвращаться в неприятные воспоминания детства, когда все смотрели сперва на Катю и гово-рили: ‘Ах, какая милая малышка’. А потом переводили взгляд на Юлю и преувеличенно вежливо добавля-ли: ‘И этот ребенок очень мил… тоже’. Даже части жизни в тени подруги Юле хватило за глаза. Испытать это второй раз? Увольте! С этой точки зрения вы представляете опасность. Даниэль такой опасности не представляет.
– Из этого я должен заключить, что я слабый глупый урод? – весело уточнил Даниэль.
Церемониться с вампиром, о котором недавно говорила гадости, Надя не собиралась. Портрет там он с нее рисовал, или не портрет, но правда важнее.
– Вы – художник. Не думаю, что это мало отличается от данной вами характеристики.
Лицо Мечислава было совершенно спокойно, но я почему-то знала, что в душе он покатывается со смеху. И зло посмотрела на него.
– Ужасно забавные, кудряшка. А твоя подруга просто очаровательна, с ее детским стремлением к правде и справедливости.
– Тоже мне, диагност, – фыркнула Надя.
– Да уж не хуже вас. Почему-то мне кажется, что это только половина причин. Так, кудряшка?
Я опустила глаза. Половина? А черт его знает! Не могу я разобраться в своих чувствах! Не-мо-гу!!! До-вольно!!!
– Не знаю как вы, господа вампиры, а мне ваше словоблудие уже в печенках сидит! Любит, ревнует, плюнет, поцелует… Скорее уж оплюет с головы до ног! Знаете ли, у нас есть и еще другие проблемы. И есть друзья, которых сейчас с нами нет.
– Борис и Вадим? – голос Мечислава был абсолютно спокоен. Я резко тряхнула головой.
– Борис и Вадим. Я думала о них.
– Не стоит сильно волноваться, кудряшка. Они живы.
– Откуда вы знаете?
– Я – их протектор. Их господин. А для Вадима еще и Креатор. Оба они принесли мне клятву крови. Если бы они умерли, кудряшка, я тотчас узнал бы об этом.
– Тогда у вас будет больше проблем.
Вампир на волосок поднял изящную, словно тушью нарисованную бровь.
– Проблем, кудряшка? Каких?
– Они у Андрэ.
Вампир хищно улыбнулся. Увидев такую улыбку ночью в темном переулке, можно было заработать ин-фаркт. Я не боялась. Наоборот, мне это было приятно. Его улыбка не сулила ничего хорошего нашему об-щему врагу.
– Я даже не сомневаюсь в этом. Но завтра ночью я оторву ему голову – и все закончится.
– Вы уверены?
Вторая бровь повторила движение первой, и вампир стал еще больше похож на огромного кота.
– Что ты такого знаешь, кудряшка, чего не знаю я? И откуда информация?
– Из лесу, вестимо, – огрызнулась я. Но пришлось продолжить. – Пока вы спали, я звонила Снегиреву.
– И зачем?
Лицо вампира оставалось таким же бесстрастным, но я ощутила его гнев, как теплую волну, пробежавшую по коже. И вздрогнула от нового для себя ощущения. Интересное кино получается, его будет плющить и колбасить, а меня – тащить и сосисить? Я так не играю!
– Полегче. Мне и так плохо, без ваших эмоций!
Вампир удивился настолько, что даже его ярость слегка утихла.
– Прости, кудряшка? При чем тут мои эмоции?
– Ваш гнев, – пояснила я. – Я его чувствую, и мне это не нравится.
Ярость Мечислава опять начала заполнять кухню.
– Тебе это еще больше не понравится, кудряшка, если ты немедленно не объяснишь, что ты сделала и за-чем! Наше положение и так слишком шатко!
Я зло посмотрела на него. И не фиг меня тут распекать, как безмозглую девчонку! Хам!
– У меня есть сотовый. Звонки с него можно засечь, но не место, откуда звонили. Я решила узнать что там и как. Мне ответил оборотень.
Я кратко пересказала содержание нашей беседы. Вампир внимательно слушал. Потом в комнате повисло молчание. И я не выдержала первой.
– Почему вы молчите!? Все настолько плохо!?
Мечислав поднял на меня удивительные, ярко-зеленые глаза. Такие глаза никогда не встречаются у людей. Только у котов бывает такая невероятная зелень, почти как детский фломастер.
– Все плохо, кудряшка. В шахматах это называется патовой ситуацией. Я не могу отдать вас, но и не могу оставить своих вампиров. Боюсь, что они умрут.
Я захлопала глазами. Вампир был спокоен как камень. Никаких эмоций ни на лице, ни в голосе. Даже гнев куда-то делся. Холодное равнодушие снежного короля.
– Вот так просто?
– Могу и сложно, но что это изменит? Вы же не согласитесь оказаться в руках у Андрэ? Даже на десять минут?
Даже от одной мысли я задрожала. Десять минут!? Даже две секунды – это огромный перебор!
– Я еще не свихнулась!
– Да и я тоже, – улыбнулся вампир. – Так или иначе, я поставил на тебя Первую Печать. Твоя смерть, куд-ряшка, вполне может стать и моей смертью.
Об этом я не думала.
– А что до Даниэля… Я не стал бы просить его об этом. А приказывать не имею права. Официально, он не из моей вертикали. И этим все сказано.
Для меня этим ничего не было сказано, но разъяснений я и не потребовала. Перебьюсь. Временно.
Вампир пристально посмотрел на меня и улыбнулся.
– Представь себе, кудряшка, как я предлагаю Даниэлю добровольно отправиться обратно к нашему другу Андрэ. Что бы ты мне сказала?
– Много всего. И не обязательно словами.
Да,
