не пришло в голову.
Гораздо страшнее, когда вымерзает душа.
Утром Лиля проснулась от страшного ощущения. Ей приснилась Индия. И почему-то казалось, что она – преступница, которую должен растоптать слон. Слон наступил ей на голову – и давил, давил, давил… «Да додави ж ты, скотина! Сил нет терпеть!» – взвыла она во сне. И открыла глаза.
Слона не было.
Зато все остальное не порадовало.
Голова болела.
Во рту побывала стая активно метящих котов.
В желудок каким-то образом запустили стадо бешеных ежей.
И ноги замерзли.
Остальной организм не замерз, но только потому, что Ричард, пардон, заснул прямо на ней. Интересно, она сейчас по толщине сильно от коврика отличается? Какой-то уж слишком радикальный способ похудения…
Это что же вчера…
От воспоминаний стало еще тошнее.
Ну да.
Она вчера стала вдовой. Потратила несколько часов, чтобы успокоить дочь. А потом отправилась в покои бывшего супруга. Здесь встретила принца, они выпили, а потом…
Лиля вздохнула и принялась выползать из-под любовника. Осторожно, медленно и печально. А то еще и голова расколется… похмелиус вульгарис.
Что это такое – она знала. Ее родной отец, когда узнал, что придется отпускать ребенка за тридевять земель, подстраховался старым проверенным способом.
Понимая, что в общаге будут и гулянки, и пьянки, что Аля – ребенок хоть и армейский, но домашний и что напоить ее могут, устроил ей нечто вроде репетиции. А именно – напоил сам. Зверски. До состояния «мордой в салат» и жестокого утреннего похмелья. Сам отпоил дочку пивом – и сам же объяснил, что он не садист. Просто теперь она знает свою норму, знает, как выглядит спьяну и не попадется на эту удочку. Может быть.
И оказался прав. Эх, пива бы… холодненького.
Вместо пива пришлось глотнуть вина из бутылки. Не прислугу же сюда вызывать, когда тут принцы без штанов валяются. Да и сама она… неглиже.
Лиля переждала первую волну тошноты – и принялась кое-как одеваться, ругая себя на все корки: «Дура, самодовольная дура… как ты могла себе позволить так расслабиться? Как ты вообще могла? Неприятный поступок?
Это еще мягко сказано.
С чего тебя вчера так повело, хотелось бы знать? Вроде бы и выпили-то не так чтобы много…»
Лиля знала, что вино вину рознь. И что у каждого человека индивидуальный порог опьянения и своя реакция на алкоголь. Кто-то высосет три литра водки – и ни в одном глазу. Кого-то снесет с чайной ложки шампанского.
Все разные. И свою норму она знала – для Али Скороленок, а для Лилиан Иртон она оказалась принципиально другой. Поменьше. Плюс еще она долгое время вообще не пила, произошло отвыкание, да и метаболизм у нее… м-да.
Но что заставило ее… боги, жуть! Тормоза сорвало?
То ни с кем, а то с кем попало?
Какого черта ее вообще понесло в покои бывшего мужа?
Ладно, с последним все понятно. Угрызения совести. Ведь действительно – не смогла помочь. Хотя и старалась. Но, видимо, яд был качественным. Чего уж там, и в двадцать первом веке от некоторых ядов откачать не могут.
Но почему она не ушла, как только там появился Ричард?
Просто пожалела мужчину. Он выглядел таким потерянным, что захотелось его хоть чуть успокоить. Успокоила. А если… брр…
Лилю передернуло.
А если это продолжится? К Рику ее совершенно не тянуло. И вообще было острое чувство неловкости.
А если она – того? Залетела?
Вот черт!
Лиля растерянно подумала, что не принимала противозачаточные отвары, потому что их надо пить с начала цикла. И с Джерисоном у них ничего пока не было, она только собиралась начать пить… Да и страшновато было. Что бы там ни говорили про натуральную контрацепцию, но отравиться шансы всегда есть.
А если – правда? Могла?
Хорошо, что ее сейчас никто не видел. Потому что по лицу графини расползалась совершенно идиотская ухмылка.
Если она залетит – значит, судьба точно женщина. Никому другому такой кошмар просто не придумать.
Ричард, насильно лишенный грелки и подстилки, застонал и открыл глаза. А может, поспособствовала и хлопнувшая дверь. Выглядел он жутко. А чувствовал себя еще хуже.
Причем и физически и морально.
Воспоминания о вчерашнем дне – и ночи – возвращались. И не радовали.
Тошнило, голова болела, в глаза словно песку насыпали, а еще…
Как он мог?! Нет, как у него только ума хватило?!
Чуть ли не на могиле друга, с его вдовой…
Ричард заметил предусмотрительно поставленную на пол бутылку, дотянулся и глотнул прямо из горлышка. Стало чуть полегче, и принц смог через пару минут подняться. Сначала – как гордый лев, на четвереньки. Потом и сесть удалось без опасений, что голова разлетится на кусочки.
Нет, ну как его вчера накрыло…
А в принципе ничего тут удивительного нет.
Вчера умер его друг, ему было тошно, плохо, холодно и одиноко. Не подвернись Лилиан – была бы любая другая. Но именно она, вдова друга, Альдонай милосердный…
Так, подумаем об этом чуть позже, после разговора с Лилиан. Судя по тому, что она ушла, не разбудив его, она тоже восторга не испытывает.
Поговорим, посмотрим…
Вот вечером после похорон и…
А сейчас надо взять себя в руки, подняться, одеться и хоть немного привести себя в порядок.
Лиле невероятно повезло. Ей никто не встретился в коридорах – и в покои Алисии она проскользнула, оглядываясь как воровка.
– Хороша-а-а… – протянула Алисия, посмотрев на невестку.
Лиля вздохнула и привалилась к двери.
– Не то слово.
– Как ночь прошла? – язвительно поинтересовалась Алисия.
– Не знаю, – призналась Лиля. – Я просто напилась до свинского состояния.
– И с кем это произошло и где? – Голос «гадюки» был полон яда.
– Так заметно?
– Губы как подушки, и на шее засос. И глаза красные. – Церемониться Алисия не собиралась.
Лиля чертыхнулась.
– Отлично. И как теперь жить?
– Примочку на губы, засос закрыть воротником и списать все на бессонную ночь в слезах, – ровным тоном посоветовала Алисия. – Так кто это был?
– Ричард, – призналась Лиля.
– С ума сошли!
Лиля покачала головой.
– Нет. Просто так получилось. Ему нужно было забыться, мне нужно было забыться…
– То есть это больше не повторится?
Лиля пожала плечами.
– Сейчас у меня нет сил об этом думать.
– Тогда приводи себя в порядок. Примочку я принесу. Одежда в спальне.
Лиля поблагодарила и отправилась в спальню. Миранда еще спала – и то слава богу.
Умывшись и причесавшись, Лиля оделась. Траурно-зеленое платье с таким же кружевом. Ни единой белой ниточки. Зеленый кружевной платок укрывает волосы. Высокий воротник надежно закрывает засос. Поблескивают графские изумруды… «Прости меня, Джерисон. Я с самого начала просто пользовалась, ничего не давая взамен. Или не прощай. Чего уж там, оба виноваты. По твоей вине ушла Лилиан Брокленд, кстати – тоже от яда. По моей вине ушел ты. Жестокое равновесие жизни. И круги замыкаются, просто какие-то раньше, а какие-то позже…»
Лиля еще раз взглянула на себя в зеркало и вышла из спальни в гостиную, где, нетерпеливо расхаживая по комнате, ее ждала Алисия. «Гадюка» с удовольствием отметила, что невестка выглядит более чем достойно, а бледность и круги под глазами – это бывает. И похуже бывает, если от горя. А того, кто посмеет усомниться, она лично уничтожит!
– Как? – поинтересовалась Лиля.
Женщина кивнула:
– Более чем достойно.
– А где Миранда? Похороны…
Лиля недоговорила, но они ведь обе понимали, что это тяжкое испытание для ребенка. И лучше девочке быть рядом с матерью, с бабушкой…
– За ней приедет твой отец. Он собирается забрать ее к себе и на закате привезет на похороны. А вот выслушивать целый день соболезнования девочке не стоит.
– Да, для нее это будет тяжело. А я справлюсь.
– Я буду рядом.
– Твоих вирман попросила.
– Спасибо.
Алисия протянула ей примочку.
– Нам надо будет поговорить через пару дней.
Лиля опустила глаза:
– Обещаю.
– Не вини себя.
– Что?!
– Я тебя знаю. Сейчас будешь переживать, что не спасла, не помогла… не надо. Джес сам выбирал свою дорогу.
– Я не смогла разобраться с ядом…
– А ты и не Альдонай. Не бери на себя больше возможного.
Лиля отняла примочку от губ и посмотрела на Алисию.
– В те покои, где он умер. Тело там. Будете молиться вместе с альдоном.
– Альдоном?
– Альдон Роман приехал. Сказал, что сочувствует тебе в твоем горе. И проведет службу сам.
Лиля кивнула и вышла за дверь.
Осуждала ли Алисия невестку?
И да, и нет. С одной стороны – у Лили умер муж. Умер на ее руках. С другой… муж объелся груш. И иначе не скажешь.
Любовь? Привязанность? Уважение?
У них об этом даже речь не шла. Джес жену и в грош не ставил, а Лилиан ему за это не была благодарна. Их связывали Миранда и фамилия, больше ничего. Так стоит ли упрекать?
Алисия поправила прядь волос и отправилась вслед за невесткой. Молиться и плакать.
Похороны были на закате, как принято в Ативерне. Когда бы ни умер человек – в течение следующего дня с ним прощаются, а на закате тело опускают в могилу или в склеп. Разумеется, когда тела изуродованы, их хоронят практически сразу.
По обычаю Джеса надо было бы отвезти в его дом, чтобы там все желающие могли проститься с ним. Но Эдоард распорядился оставить его во дворце.
Перед комнатой, где вчера умер ее супруг, Лиля на миг задержалась, поежилась, но потом решительно толкнула дверь.
У тела молился патер (да-да, с недавнего времени патер) Воплер. Рядом с ним стоял альдон Роман. Лиля прошла в комнату, привычно опустилась на колени, и день потянулся. Тоскливый, унылый, мрачный…
Приходили люди, выражали соболезнования, женщины плакали, мужчины целовали ей руку, и все это безумно раздражало.
Неискренние соболезнования, взгляды, перешептывания: «Как она страдает!» – «Что удивительного?» – «Беременна или нет?»
Потом все подходили к Алисии, где повторялось то же самое.
Пришел и Ричард. Бледный и с красными глазами. Сказал Лилиан о своей печали и принес соболезнования.
Лиля подумала, что неприятного разговора не избежать. Ну и пусть. Одним больше, одним меньше. Не
