дочках, пригласил ивернейцев посетить Уэльстер. Принцы, руководствуясь теми же соображениями, с благодарностью приняли приглашение.
Сам Гардвейг пока домой не уезжал. Он дожидался дочь, чтобы подписать новый договор. Лиле же от этого было ни холодно ни жарко. Ко двору-то все равно нельзя… Траур. Правда, иногда она все же навещала короля, но вечерами и проскальзывала с заднего хода. В плаще и полумаске.
Принцессы по-прежнему радовались ее визитам и вместе с Мири записывали сказки. Пару раз Лиля виделась с Ричардом. Разговаривали, старательно избегая вспоминать ту ночь, Ричард много говорил о Джерисоне, Лиля слушала… секса между ними больше не случалось. Да и не надо было.
Они на всю жизнь останутся повязанными общей тайной, а теперь и не только тайной.
Лиля как в воду глядела, когда размышляла о своей беременности. Когда спустя месяц красных дней календаря не последовало, Лиля не обеспокоилась. Но к концу второго месяца вызвала на дом повитуху. Сама-то себя не обследуешь…
Беременна.
От кого? Разумеется, от мужа. И никак иначе. Благо Джерисон был достаточно самолюбив, чтобы не распространяться о своих отношениях с обновленной супругой. И все считали, что у них – было.
Ну слуги догадывались. Да и друзья Лилиан, ее ближайшее окружение, – тоже. Но молчали. И о повитухе – тоже.
Только вот Ганц Тримейн не был бы самим собой, если бы не узнал обо всем в числе первых. Долго размышлял, отменил все дела – и в тот же вечер явился в кабинет к графине.
Приглашения ему не требовалось. Чего уж там – свой. Вошел, уселся напротив…
– Лилиан, вы ждете ребенка.
Не вопрос. Утверждение. Лиля сморщила нос.
– Повитуха?
– Нет. Вы сами. Если бы вы ребенка не ждали, ваша реакция была бы другой.
– А… какая?
– После беседы с повитухой вы отправились к Тахиру. А потом к Ингрид.
М-да. Не подумала. Ингрид должна была родить со дня на день – и Лиля собиралась ей помогать. Она и сейчас не сомневалась в своих силах, но это другое. Ей просто захотелось поболтать с кем-то… из ее стаи. Да и Тахир…
– Я так понятна и предсказуема?
– Почти. А еще Лория принялась заваривать вам укрепляющие отвары. Раньше она делала их только для Миранды.
И то верно.
Лиля боялась. Очень боялась. Вино все-таки… сколько они с Ричардом выпили в ту ночь? Три бутылки? Четыре? Достаточно для потери контроля, но не для потери способности к размножению. Хотя второе полезнее было бы.
– И что теперь? Доложите королю?
– Обязательно. Но сначала я хочу спросить, чей это ребенок.
Два взгляда скрестились ледяными клинками. Но Лиля не дрогнула.
– Мой. И моего покойного супруга.
– Было. Один раз, но этого хватило.
– И где же?
– Вы забываетесь!
– Вам все равно придется отвечать на этот вопрос.
Лиля скрипнула зубами. Но… прав ведь. Лучше уж сейчас.
– В его покоях. Во дворце. А на следующий день его не стало.
– Вот как… Вас там не видели.
– Меня много где не видели. Я была в плаще и полумаске. Тихо пришла, тихо ушла. И что?
– И вас так просто впустили?
– Алисия…
– Она подтвердит?
Лиля кивнула. Спокойно и уверенно. Черта с два вы получите возможность для удара, лэйр Ганц! Фигу вам, а не компромат! За своего ребенка…
Да, вот именно в этот момент Лиля и поняла, что внутри нее живет маленькое родное чудо.
Ребенок…
Не важно, чей он. Это – ее дитя.
И ради него она способна на все. Солгать, предать, убить… это – ее ребенок!
И вдруг глаза мужчины потеплели, сверкнули золотистыми искорками. Ганц кивнул.
– Графиня, вы понимаете, что допрашивать под пыткой вас никто не будет, но его величество обязательно поинтересуется…
– Да.
– И вы обязаны будете ответить так же уверенно.
– Мне нечего скрывать. Это ребенок моего покойного мужа.
– Я рад за вас, Лилиан. И все же… Фалион непричастен?
Лиля покачала головой. Ганц незаметно перевел дух. Вот этого он боялся больше всего. Александр Фалион заезжал, и достаточно часто, но его отношения с графиней не выходили за рамки теплых и дружеских. Ганц знал, маркизу хотелось большего. Но перейти определенную черту он не мог. И отчасти в этом была виновата сама Лилиан. Чего уж там, после ночи, проведенной с Риком, она забыла о неудовлетворенных желаниях, которые мешали ей мыслить здраво. Несмотря на взаимную симпатию, они с Фалионом не смогут быть вместе. У него больная жена, а, как известно, больные жены умирают по заказу либо в романах, либо это заказ их мужей. Сможет ли Лиля жить с мужчиной, который приговорил уже одну жену? Ой ли… а если во вкус войдет? Мало ли что с ней может случиться…
Да, ее тянуло к нему, но это тяга телесная. К красивому молодому мужчине, который проявил внимание и понимание. Участие, сочувствие… Женщины ловятся на секс? Глупости! На ласку они ловятся испокон веков. На ласку и заботу.
Любовница? Увольте. Женщины все разные. Кто-то для этой роли создан, кто-то нет. Кто-то может так жить годами, а кто-то с ума сойдет на второй неделе. Любовь – это еще и самоотречение. И сейчас Лиля отрекалась от маркиза. Потом было бы намного больнее.
Ганц это понял.
– Вы чудесная женщина, Лилиан.
– Спасибо… – Лиля одарила друга теплой улыбкой.
– Мне жаль, что я сейчас скажу вам неприятные вещи…
– Но вы ведь их скажете.
– Именно. Ваше производство, ваши дела важны для короны. Выпустить вас из-под покровительства Эдоард не имеет права. Он сейчас ломает хребет гильдиям. И даже в Иртоне вам жить спокойно не дадут.
– Это я понимаю.
– Пока был жив Джерисон – вы могли многое.
– У меня будет ребенок.
– Это хорошо. Рассмотрим оба варианта?
Лиля кивнула и приготовилась слушать. Чего уж там, в интригах Ганц чувствовал себя как рыба в воде.
– Если у вас родится девочка. Мири отправляется в Ханганат, а девочка рано или поздно выходит замуж, и ее второй сын получает титул графа Иртона. Или первый – если она выйдет замуж за лэйра вроде меня. До совершеннолетия ребенку назначается опекун.
– Так. А если родится мальчик?
– Он получает титул графа Иртона. И ему также назначается опекун.
– И его кандидатура…
– Рассматривается королем. И им же утверждается.
– Ричард?
– Нет. Никоим образом.
– Тогда кто?
– И тут мы подходим к самому неприятному.
– Меня выдадут замуж?
Ганц выдохнул. Посмотрел на Лилиан – глаза в глаза.
– Я всегда знал, что вы умны.
– Этот вывод напрашивался сам. Но вот за кого?..
– Не знаю.
– Это должен быть человек относительно безобидный, от которого не стоит ждать участия в заговорах, преданный короне, послушный воле короля плюс подходящий возраст – он должен дожить до совершеннолетия ребенка плюс иметь определенное благосостояние… Таких много?
– А списки есть?
Это был главный и самый напряженный момент во всей беседе. Если его поймут правильно, если поверят, если…
– Король пока не знает о вашей беременности. Но ваше замужество все равно вопрос решенный.
– Только неясно – за кого, так?
– Так.
– Вы хотите что-то предложить? Ганц?
Глаза встретились. И словно невидимые нити протянулись между двумя людьми.
Осознание.
– Ганц… вы хотите…
Лиле отказал голос. Оно, может, и к лучшему. Иначе она бы точно что-то ляпнула не к месту. Ганц положил руки на стол, и женщина заметила, что его пальцы чуть подрагивают.
– Лилиан, я знаю, что это дерзость. И вы можете счесть это подлостью с моей стороны. Но я умоляю хотя бы выслушать.
Коротко кивнув, Лиля убрала руки под стол. Ее-то пальцы дрожали куда ощутимее.
– Все то, что вы перечислили касательно кандидатуры будущего супруга… Я ведь подхожу. Так?
Она снова кивнула.
– Почему я на это решился… Не знаю. Я бы молчал, и долго. Лилиан, я не могу сказать, что безумно люблю вас.
Да Лилиан и о себе такого сказать не могла, чего уж там. Безумная любовь – это у Шекспира. А у нее сплошной прагматизм.
– Мне хорошо в вашем доме. Да, в вашем. Я уважаю и ценю вас, я привязался к Миранде, я… у вас по-настоящему тепло…
Лиля видела – Ганц нервничает. И говорит от души, пытаясь выразить то, что мучило его все это время.
– Знаете, когда я приехал к вам в Иртон… я приглядывался, составлял мнение – и начал уважать вас. Когда понял, что вы умны, талантливы… я удивлялся, как ваш муж не разглядел этого в вас.
– Он не хотел видеть, – пожала плечами Лиля.
– Я увидел – я удивлялся. И… я завидовал. Джерисону было дано многое. Положение, уважение, теперь еще и такая жена – и что? Он играл жизнью, не ценя ничего из этого. А я бы душу продал за свой дом. За то, чтобы меня ждали. Чтобы было куда вернуться. А он это разрушал. Я так и не смог этого понять. Не важно… В Иртоне вы были совсем другим человеком, чем здесь, в столице…
– Я растерялась, – честно призналась Лиля.
Ганц тряхнул головой.
– Столица – это не ваше. Здесь вы были растеряны, вы не знали, что и как, вы совершали ошибки… и мне захотелось вас защищать. Вы знаете, что с королевской службы просто так не уходят.
– Знаю, – кивнула Лиля. – Собственно, я была уверена, что вы носите королю отчеты. Это ведь так?
– То, что не могло вам повредить.
– И я вам за это очень благодарна.
– А еще… Я здесь отогревался. Не знаю, как лучше сказать…
Ганц беспомощно развел руками, но Лиля его хорошо понимала. Тепло душевное. Когда всем хорошо и уютно. Когда отогреваешься и чувствуешь себя дома. Когда тебе спокойно и тебя ждут. И понимаешь, что ты – дома.
Об этом красиво говорят поэты и писатели. А в жизни… кто знает это чувство – тому повезло. Кто-то принимает за него покой. Кто-то привычку. Но стоит человеку хоть раз понять, какое оно –
