обвинять в этом других!
По-своему Джерисон был не так уж и плох. Единственное, что его губило всю жизнь, – отрицание женского разума. На этом он погорел с леди Вельс, на этом он погорел с принцессой. Да и с самой Лилиан…
Теперь уже что случилось, то случилось. От Джерисона на земле осталась Миранда. И девочка вырастет замечательным человеком. Выйдет она замуж в Ханганат или нет, это еще бабушка надвое сказала. Да и в гареме судьба может сложиться по-разному. Были безвестные девушки, которые не оставили следа. Но была же и Роксолана? И еще несколько других… Имена Лиля не помнила, но ведь женщины правили государством, пусть и из-за спины супруга.
Так что ее дело вырастить Миранду этакой суперманей. А что она выберет для себя в итоге – ей виднее.
Пока девочка была без ума от Амира. Принц недавно отправился в Ханганат, но, видимо, дал указания посольству. Мири каждое утро одаривали цветами и сладостями. Может, все у них еще и будет хорошо?
Вот Фалион говорил, что любит ее. Ганц не утаил от нее протоколы допросов, и она убедилась, что Александр правда ее любил. Насколько мог.
И именно поэтому сорвался. Решил, если не ему – то никому. Любовь? Да любовь ли это? Или просто желание загрести все себе, – и побольше, побольше? Любовь самоотверженна и готова отдать все. А вот такое чувство – захапать, застолбить свое место – пусть им занимаются поэты. Пишут о муках ревности, о неразделенном чувстве собственника, о трагедии утраты… Лиля точно знала, что к любви оно не относится.
Ганц был уверен, что Лиля не пострадает, поскольку сам спровоцировал Фалиона. И маркизу хотелось получить Лилиан Иртон в свою власть, чтобы поиздеваться. Да если и не получить – она была выгодна. А кто убивает курицу, которая может нести золотые яйца?
Вот Эдоарда и Ричарда – да, убили бы, но после подписания отречения. Надо же сделать хорошую мину при плохой игре. А Лилиан оставили бы в живых. Возможно, побили бы, изнасиловали, но убивать не стали бы. А такое точно не проделаешь в королевском кабинете. Не до пощечин обманщице, когда на кону и жизнь и королевство. Разве что так – словесно пнуть, понаслаждаться ужасом… что и произошло, а проводить экзекуцию – некогда.
Сейчас, по прошествии времени, все виделось отчетливо и ясно. Ганц разрушил ее чувство к Фалиону. Холодно и расчетливо. Подставил маркиза и играл на его самолюбии. Простить? Она не простила и не забыла. И доверять этому мужчине она сможет только до определенного предела. А раньше было иначе?
Никогда не появится человек, которому она расскажет о другом мире, никогда не появится тот, кто поймет до конца, – и это неудивительно.
Она не лучше и не хуже окружающих, она другая. Как белая ворона или животное-альбинос в стае – всю жизнь она будет выделяться, и, если даст слабину, ее уничтожат. А что у нее внутри, что в душе – это останется при ней. Детям и внукам она когда-нибудь расскажет сказки про другой мир. Просто сказки на ночь…
И возможно, эти дети будут от Ганца.
– Графиня…
– Барон…
Легок на помине, сто лет жить будет. Ганц поклонился. Присутствующие дворяне посмотрели с разными выражениями, но равнодушных не было.
Уже не лэйр, уже барон. Получив титул за раскрытый заговор, Ганц не остановился на этом. Лиля на свою голову рассказала ему о криминалистике, об отпечатках пальцев, специальном угольном порошке, о запахах, об их сохранении, ну а истории про Шерлока Холмса он слушал вместе с Мирандой, и с таким же вниманием.
В результате король назначил Ганца главой своей тайной милиции – название подсказала Лиля. И дал задание – создать службу практически с нуля. Справится – получит титул графа. Нет? Тогда не получит. И вообще может скоропостижно умереть от чахотки. Или несварения железа в желудке. Одним словом – даешь Скотленд-Ярд!
Есть ведь здесь и отравления, и убийства… ладно, самым близким аналогом службе Ганца, наверное, была полиция Людовика Четырнадцатого под руководством де ла Рейни. Да, сразу не объять необъятного, но начинать с чего-то надо.
И если бы в свое время смерть принца Эдмона расследовали честь по чести и Амалия убедилась бы, что ее отец отравил ее мужа, – разве стала бы она мстить? Разве завертелась бы эта кровавая карусель? Теперь уже не узнать. Поэтому Ганц работал день и ночь, подбирал сотрудников, налаживал сеть осведомителей, создавал почти с нуля то, что в принципе невозможно создать в одиночку.
Так что Ганца не любили – факт. Но боялись и уважали.
А ему все было безразлично. У него было все, что нужно для… скажем так, для выращивания счастья.
Любимое дело, у истоков которого он стоит, может быть, через тысячу лет его вспомнят именно за это.
Титул и положение в обществе. Он уже не просто королевский представитель без земель и титула, он – барон. А справится – станет графом, а там можно и о герцогстве помечтать, если уж очень захочется.
Любимая женщина.
Любимая? Сложный вопрос. Ганц не мог сказать, что он безумно любит Лилиан Иртон. До страстного мычания и звезд в глазах. Такого не было.
Было желание погреться у огня, найти тепло, найти семью, была привязанность к Роману и Джейкобу, к Миранде… Или чувство вины?
Возможно, и то и другое заставляло его возиться с детьми, родителей которых он… в случае с Джерисоном не сумел спасти, в случае с Амалией – уничтожил. Все равно – его груз, его вина. И отдать этот долг можно только заботой.
А то, что ему это нравилось и заставляло мечтать о временах, когда он возьмет на руки своего сына или дочку, – так что в этом плохого?
Не любовь, нет. Но понимание своего, родного, как маленький зеленый росток на пепелище – разве этого мало?
Ганц твердо был уверен, что страсть, искры из глаз, сцены, ссоры и скандалы, ревность и упреки – это хорошо для любовницы. А дом – это тихая гавань. Пристанище. Уют и покой.
Кому-то нужно другое, так что ж. Люди разные, а вот он нашел, что искал.
Ему нравились спокойные вечера в поместье Алисии, нравилась сама Лилиан Иртон – еще с первой встречи, нравился даже возможный тесть…
С Августом они, как ни странно, легко нашли общий язык.
Оба – трудоголики, оба профессионалы в своем деле, обоим хочется тихого семейного уюта, к тому же у Августа дело, которое надо защищать, а Ганц в этом профессионал. Ну и что еще надо?
Август, кстати, собирался жениться. На вдовствующей графине Иртон.
Алисия светилась от счастья, за что двор переделал ее прозвище на «влюбленная гадюка». Придворные шипели и исходили ядом, но кому было какое дело? Хватало уже и того, что его величество благоволил графиням Иртон и дал свое разрешение на брак.
Эдоард так толком и не оправился от истории с заговором. И, глядя на него, Лиля понимала, что года три-четыре, и все, больше он не протянет. А Ричард…
С Ричардом отношения были сложные.
Его невесту Лиля обожала. Этакий темноволосый кудрявый обаятельный бесенок – озорная, шальная, очень добрая девчушка. Улыбка до ушей, глаза сверкают, а язык задает до ста вопросов в минуту. Ответов не требуется, требуется доброта и улыбка. Ее полюбили все. И Анжелина, и Джолиэтт. И даже сам Ричард – увы, как племянницу, сестру, но не будущую жену.
Он и Лилиан несколько раз тайно встречались в покоях Джерисона, сидели у камина на той самой старой шкуре… слуги сохраняли там все в том же состоянии, как и при жизни хозяина. Встречались, иногда молчали, иногда разговаривали, потягивали вино – и казалось, что ничего между ними не происходит.
Или происходило?
Что могло бы вырасти из этих искорок, если дать им пищу? Пламя любви? Степной пожар, поглотивший бы остатки спокойствия в стране?
Они не знали.
Иногда обменивались особым, всепонимающим взглядом – и молчали. Лучше промолчать.
У Ричарда есть невеста, у Лилиан есть жених – ну, во всяком случае, она позволяла Ганцу так думать, – и не надо будить уснувшее. У них разные дороги.
Что случится, если они позволят себе… шагнуть навстречу друг другу?
А ничего хорошего.
Ативерна полыхнет – принц не должен жениться на купчихе. Пусть даже и графской вдове, хоть какая она была бы заслуженная, а нельзя!
Уэльстер полыхнет. Гардвейг, хоть и благодарен за лечение, хоть и пишет что ни неделя, а такого оскорбления дочери не простит.
Ричарда, скорее всего, убьют – и безвластие.
Лилиан же… или отравят, или зарежут.
Поэтому Лиля приезжала в гости к Алисии, а поздно вечером, когда дворец затихал, выскальзывала из ее покоев и шла в комнаты бывшего мужа. Сидела рядом с Ричардом, даже не касаясь плечом, глядела в огонь – и каждый думал о своем. Или об одном и том же?
– Лили, все просто очаровательно!
Анжелина. Уже почти взрослая, как же быстро растут чужие дети.
– Ваше высочество, вы сегодня ослепительны.
– Спасибо. А ты знаешь, что отец начал переговоры?
– И о чем же?
– У короля Ивернеи куча сыновей… а раз через Лидию породниться не удалось, то можно нас выдать туда замуж.
Лиля усмехнулась:
– А вы как к этому относитесь, ваше высочество?
– Не знаю… но, наверное, там интересно? Ты к нам зайдешь завтра?
– Разумеется.
– Отлично. И я хочу еще послушать про барона Холмса… мы ведь все записали, теперь надо проверить и печатать…
– Обещаю зайти… кстати, книжки тут тоже есть. Посмотрите?
– Где?
– На втором этаже выставка в малом зале. Вас проводить?
– Нет… я сама найду.
Лилиан посмотрела вслед Анжелине с грустью. Дети вырастают. Девочек, наверное, выдадут замуж в Ивернею, чтобы укрепить союзы. Авестерцы бесятся, но сделать пока ничего не могут. Слишком у них рыло в пуху после того заговора.
Лидия пишет… Забавно, но в новом облике Лидия стала просто очаровательна, и отбоя от кавалеров у нее не было. Принцесса решила съездить в гости в Уэльстер. Раз уж Гардвейг приглашал… Что и осуществила. И вот уже два месяца жила там, а письма из-за границы приходили весьма любопытные. Ее высочеству сильно понравился граф Лорт. И судя по некоторым намекам принцессы: «Этот наглый чурбан! Ничего не понимающий
