а возможно, уже и его ребенок. Или еще слишком рано? Кажется, рановато. А, не важно. Главное – она была. Джес с отвращением припомнил рыхлое расплывшееся тело под собой. Вечные слезы, молитвы, розовый цвет. Почему ему так не везет с женами? Первый раз он был помолвлен очень рано. Когда ему исполнилось восемь, был заключен его брак с Элизой Эрролустон. К сожалению, через четыре года девочка умерла от красной сыпи. Но брак все равно считался и признавался церковью. Второй раз Джесу было пятнадцать. Магдалена. Стройная брюнетка с пышными, несмотря на юность, формами. Джесу было с ней хорошо. Магдалена много смеялась, ее темные глаза сияли добротой, а звонкий голос походил на звон хрустального колокольчика. Ровно через два года она родила Джесу девочку. И умерла в родах. Джес долго горевал. Но через четыре года отец опять заговорил с ним о свадьбе. И предложил ему Лилиан Брокленд. Джес искренне удивился. С одной стороны – баронесса. Но титул ненаследуемый. Да еще перестарок. Обычно женщин выдавали замуж лет в пятнадцать. А тут… Восемнадцать, и еще в девках? Что-то не так? Но Джайс объяснил. Лилиан – любимое и единственное дитятко. Позднее. От третьей жены. И до пятнадцати Брокленд просто не хотел с ней расставаться. Кроме того, она была в детстве очень болезненна. А потом, когда начал приглядывать женихов, столкнулся с серьезной проблемой. Отдать дочь купцу? Не хотелось. Все-таки барон. Хоть пока и не потомственный, всего второе поколение, но барон. Август как бы завис между двумя мирами. С одной стороны – титул. С другой – занимается верфями и торговлей. Кошмар! Так что сватались к нему определенно не те. Либо слишком бедные, либо вдовцы, либо младшие сыновья знати. Не то! Сажать себе на шею бездельника-зятя Август точно не собирался. Вот еще не хватало. Зять должен был принять верфи после его смерти. И не разбазарить. Да и к Лиле многие из этих «женихов» отнеслись бы, как к заведомой отщепенке. Дочь торговца… зачем такое в семье? Так что Август изволил перебирать, полагая, что с таким приданым и наследством Лилю и в сорок лет замуж возьмут. И не прогадал. Джерисон его устроил со всех сторон. Молод, богат, не дурак, торговлей не брезгует, к королевской семье близок, да еще и граф. И помолвка была заключена. Почти брак. Но тут посыпалось все, одно за другим, одно за другим. Недаром говорят, если Мальдоная кого полюбит, то воздаст сторицей. Джес явно ходил у нее в любимчиках. Почти сразу после помолвки умер отец. И Джес вынужден был объявить глубокий траур. На год. Помолвку он, естественно, расторгать не стал. И собирался жениться по окончании траура. А пока мотался по всей стране. Он и не предполагал, сколь многое лежало на отцовских плечах. И торговля, и государственные дела. Эдоард доверял Джайсу Иртону. И так же доверился Джерисону. И мужчина из кожи вон лез, чтобы оправдать доверие. Вроде бы получалось. Но увидеться с невестой времени не нашлось. Джес получил ее портрет и остался доволен. Пышногрудая зеленоглазая блондинка ласково улыбалась полными розовыми губами. Она ничем не напоминала его Магдалену, но так было даже лучше. Да и Август нахваливал дочь. Лиля жила в Брокленде – подальше от городов. Там воздух был чище, да и спокойнее. А ехать туда Джесу было просто некогда и неохота. Спустя полгода после отца умерла и бабка, жившая в Иртоне. Джес изучил наследство – при бабке как-то ни он, ни отец туда не ездили – и остался недоволен. Захолустье. Денег с этой земли не выжмешь, разве что поохотиться приедешь. А так… Даже приличной гавани не сделаешь – рифы мешают. К Мальдонае такое наследство. Джес назначил управляющего и выкинул родовое гнездо из головы. Приехал только к своей свадьбе. Так вот получилось. И разочарование было огромным. Невеста оказалась раза в два крупнее, чем на портрете. Глаз почти не видно за пухлыми щеками. Она постоянно что-то жевала, краснела, мямлила. Он попытался заговорить с ней, но куда там. Сплошное опускание глаз и невнятное бурчание. Джесу как-то не пришло в голову, что он безумно понравился невесте и та его просто стесняется. Застенчивость он принял за глупость, робость – за жеманство, а усталость после путешествия и несоответствие Лилиан его идеалу довершило дело. В брачную ночь он выпил вина для храбрости и приложил все усилия, чтобы сделать наследника. Но с первого раза ничего не получилось. Жена ничем не напоминала Магдалену, да и его подруг тоже. Она не смеялась, не радовалась его ласкам. Она просто плакала или лежала, как мертвая. Да, благородная дама не должна получать удовольствие в постели. Но Джес привык к другому. Одним словом, не сложилось. И трещина пошла шириться. Сначала узенькая, а потом все больше и больше. Супруга постоянно молилась, смотрела на него испуганными глазами, и Джес не понимал почему. Он не бил ее, не оскорблял. Но и выносить этого не мог. И отправил жену в Иртон. Куда бы и подальше отправил, но ссориться с Августом не хотелось. Джес чувствовал себя в ловушке. Чем дальше, тем больше росли отвращение и брезгливость. А невозможность их выплеснуть заставляла чувствовать себя загнанным оленем. Не обидеть жену, не разозлить тестя – дядя Эд подчеркивал, что верфи важны для страны, да и Джес это понимал, но мучительно, так мучительно чувствовать себя частью сделки. О чувствах Лилиан он просто не думал. Какие чувства, вы о чем? Жена ему не нравилась. Ему тошно было в ее присутствии. Не то что Адель. Милая, нежная, хрупкая. Но что он может ей предложить? Любовница, всего лишь любовница. Он в ловушке. Увы. И развестись ему не удастся. И избавиться от дуры-жены тоже. Чтоб ее Мальдоная прибрала! Дура-жена в это время опять перечитывала письма Джайса к матери. Что-то ее цепляло в порыжевших строчках. Что-то было не так. Почему бабка не любила ни одного из своих внуков? Почему она так негодовала? Любовница? Ну и что, не так уж страшно. Все ж королевская фаворитка, а не в борделе работает. И это… «Альдонай дважды благословил нас…» Джесси просила прощения, говорила о своем счастье: «Я снова буду счастлива…» Наконец Лиля разложила все письма по датам и принялась внимательно их перечитывать, подчеркивая наиболее подозрительные места. А потом и выписывая для себя вопросы. Почему Джайс ни разу не привозил детей в Иртон? Почему мать, более-менее нормально относившаяся к сыну, не интересовалась внуками? Почему ни разу не написал о беременности своей супруги? Почему он вообще о ней почти не писал? Алисия Уикская – и все. И кратко – «Альдонай благословил меня сыном, дочерью»… то есть сначала-то дочерью. Не похоже это на счастливого отца. А что она знает о местных папашах? Да ничего. Лиля задумчиво кусала губы. Что-то ей не нравилось. Терзало ощущение неправильности. Черт! Информации не хватает капитально! А информация о дорогом супруге ей нужна вся. Какую только собрать удастся. Надо написать Хельке еще и об этом. Пусть разузнает подробнее, что там случилось в благородном семействе Иртон. Ну побыла Джесси любовницей принца. Даже если бы она от него родила, детей признали бы бастардами. И ничего страшного. Не он первый, не он… Пришедшая в голову идея была невероятна. Настолько, что Лиля боялась в нее поверить. А если…. Если ее супруг и есть сын короля и Джесси? Может такое быть? Скажем, с женой детей бог не дал или чтобы избежать еще большего позора. Лиля срочно вызвала Эмму. И после расспросов выяснила, что внебрачный ребенок, даже от короля, тут считается позором. Да, признать его – признают. Но даже королевский бастард будет считаться в лучшем случае каким-нибудь бароном. А его матери достанется. И сильно. Все-таки тут не Версаль, где бабы еще и хвастались количеством королевского приплода. Женщина, родившая вне брака, даже если она вдова уже лет десять как, считалась отверженной. То бишь блуди, но предохраняйся. Мог ли брат выручить сестренку? Могла ли мать на это сильно прогневаться? Запросто. Но слишком уж много допущений надо сделать в пользу этой версии. Жизнь – это не литературные романы, где такие рояли находились под каждым кустом. Лиля вздохнула. И в очередной раз принялась листать странички старых писем. Письма, бухгалтерские книги, данные для которых ей исправно поставляла Эмма, обучение той же Эммы основам нормального ведения приходно-расходных колонок, беседы с пастором и ежедневные молитвы… вот уж бесполезное занятие.
С другой стороны, пастор многое и рассказывал ей. О местных законах, нравах, обычаях. Он просто рассказывал истории из своей жизни. Но каждая содержала крупицы бесценной информации. Лиля узнала, что на своей земле она – суд и последнее слово, но только в отсутствие мужа. Узнала, что женщина, если она замужем, может распоряжаться так называемой «девичьей долей» – иногда некоторые отцы вкладывали деньги в купеческие дома, чтобы их дочка получала доход на булавки, или дарили девушке участок земли. Но муж мог обрубить эту халяву в любой момент, если все не оформлялось должным образом. Одним словом, для Лили все замыкалось на отца. Она должна была сделать его своим союзником. Потому что Лиля понимала, что ее супруг – неизвестная величина. Договариваться с ним придется. Никуда не денешься. Но чтобы не попасть, надо хоть что-то о нем знать. А как? Воспоминания были однобокими. Да и мало их было. Как обрывки памяти на старом завирусованном носителе. Если целая страничка и встречается, то судить по ней обо всем документе не стоит. А расспрашивать окружающих? Как? Ладно еще, она может поинтересоваться, как там дела у супруга. Кстати, это она из Ширви вытрясла всю информацию по делам мужа помимо сведений, где конкретно воровал товарищ. Как? С помощью вирман и раскаленного железа. Очень убедительно. Но о супруге это не давало никакого представления. Да, занимается верфями. Вроде как у него есть свой полк. Король ему доверяет. Граф Иртон очень занят. И в общем-то все. Что он любит, что ненавидит, чего хочет, о чем мечтает, на что у него аллергия? Этого узнать не представлялось возможным. Не станешь же расспрашивать о таком у слуг. Она, простите, не Штирлиц. А посему рассказывала сказки Миранде. С провокационными вопросами. А как бы сделал папа? А папа тебе сказку рассказывал? А что бы папа сказал или подумал? Отца Мири любила. И говорила о нем много и охотно. Хотя и не слишком информативно. Папа сильный, папа умный, папа часто ездит по стране, папа любит короля. А из кого бы еще выкачать информацию, Лиля не представляла. Подозрения – вещь страшная. А она их и так вызывает больше, чем надо. Наверняка. Чего уж там, графиня из нее… как из графина! Эх, не везет. Тяжко жить на белом свете. Хельке смотрел на градоправителя серьезно и внимательно. Говорить – или нет? Сначала попробуем прощупать почву. –
