не рвался. До берега надо было еще добраться – в холодной, почти ледяной воде. И если вирмане могли в ней продержаться, насчет себя пираты иллюзий не питали. Шлюпок больше не было. Уйти было нереально. Прилив еще не начался. А когда он начался, из-за скал выскользнул хищный корабль вирман. О «морских волках» все знали. Связываться с ними – пиратов было не так много. Вирман – не больше, но пираты-то об этом не знали. И когда им предложили сдаться или умереть, пираты не стали долго раздумывать. Кувшин с горючей смесью, взорвавшийся на берегу, и несколько кувшинов, показанных вирманами, послужили хорошим аргументом. С приливом вирмане прошли к кораблям пиратов, закинули крюки и рванули на абордаж. На кораблях оставались только по пяти матросов, так что много времени это не заняло. К рассвету все было кончено. Кого-то убили, кого-то повязали, и Лейс расхаживал по берегу, пересчитывая прибыли и потери. В прибылях было: два практически не поврежденных корабля; десятка три живых оглушенных пиратов; с десяток пиратов, подыхающих от травм различной степени тяжести; семейство Грисмо; пласт янтаря, о котором рассказывал глава семейства. Не так плохо. В убытках: десятка два убитых – не меньше пяти вирман, примерно столько же из людей Лейфа и десяток крестьянских парней – пираты пытались прорваться к лесу, но сообразили поздно, поэтому вирмане с солдатами успели догнать их и перебить. Но кое-кто действительно полег; и примерно человек пятнадцать было ранено, некоторые серьезно. В убытки Лейс отнес и свою рану на плече. Достаточно неприятную, но не смертельную. Просто придется поберечь левую руку какое-то время. А так обошлись малой кровью. Вирмане вообще были довольны и счастливы. Они хотя и были на окладе, но все догадывались, что графиня на премиальные не поскупится. Что-что, а жлобства за Лилиан Иртон не заметили. А погибшие? Кто сказал, что ремесло пирата полно радостей? Вирмане привыкли терять своих. И сейчас не думали о потерях. Люди погибли с честью и пируют в чертогах богов. Живым – живое. То есть пересчитать, подогнать и подвести итоги. Думать о добыче было всяко приятнее. Лейса перехватил измазанный своей и чужой кровью Эрик. Ночью чей-то нож полоснул ему по ноге, и теперь вирманин прихрамывал. Но голубые глаза горели задором, а белые зубы ухмылялись. – Как дела? – Подсчитываем прибыли, – усмехнулся Лейс. – Вы корабли отведете? – Отведем. Где Лейф застрял? – Полагаю, он еще не знает. – А, ладно. Справились – и хорошо. Я потерял троих, восемь ранено. А ты? – Десятка полтора легло. Раненых пока не считал. Всех повязали? – Обижаешь. – Эрик явно был в отличном настроении. Хельке молился. Крист был с ним, но Трост – где-то там. И старый эввир молил богов только об одном. Пусть его племянник уцелеет. Пусть с ним все будет в порядке. Пусть только обойдет его беда. Рядом так же молился Крист. Но они ничего не могли сделать. Только прятаться и ждать. Самая страшная пытка – неизвестность. Связанные пираты выглядели жалко и тоскливо. Джим погиб, так что ему повезло. Иначе свои бы за подставу задавили. Дик остался жив, но лишился уха и куска скальпа. И теперь был весьма несчастным. Остальные пираты – не лучше. Трупы вирмане стаскивать не стали. Освободили пяток тех, что поцелее, и заставили работать. Сами сидели и приглядывали. Выполз Трост, увидел несколько весьма живописных покойников с разбитыми головами и распоротыми животами, и позеленел, как молодая елочка. Отошел в кусты, и оттуда послышались весьма характерные звуки. Двое оказавшихся рядом вирман понимающе переглянулись. Куда деваться… всех когда-то рвало. А вот громкий мальчишеский крик был уже не нормой. И вирмане бросились туда. Но не успели. Никто бы не успел. Билли Ром лежал в кустах и откровенно дрожал за свою шкуру. Хотя нет. Дрожал – не то слово. Скорее чувства были сложной смесью страха, злобы и ненависти. На вирман, судьбу, капитана, себя… Билли не сильно досталось по голове в схватке, но бровь рассекло, и лицо залило кровью. Так что сознание он потерял и свалился в кусты. Тут бы и уползти, но… бессознательные тушки не ползают. А когда пришел в себя, было поздно убегать. Вся стоянка была захвачена вирманами и какими-то непонятными типами. Билли опознал кое-кого из своих. Кто-то валялся дохлым, а остальные были повязаны по рукам и ногам – не вырвешься – и бдительно охранялись… Можно бы уползти, но куда? Партизанить пират не привык. И потом, рядом стояли вирмане и что-то обсуждали. А шуметь, чтобы добили? Увольте… Билли лежал и ждал. Пока в кусты не ввалился сопляк, который вечером пришел к капитану. Взглянул на Билла, и его вывернуло прямо в лицо пирату. Что пронеслось в голове у Билла? С одной стороны – спрятаться уже не удастся. Убежать? Не получится. Догонят. И всколыхнулась ярость. Убить мерзавца!!! Хотя бы одному, но отомстить!!! Нож словно сам собой скользнул в руку. Троста спасла совокупность обстоятельств. Во-первых, он влетел в кусты и согнулся в три погибели. Так что точно ударить было невозможно. Билли все еще был слегка неадекватен после удара по голове. Не говоря уж о том, что первый приступ Троста пришелся очень «удачно» над его лицом. Так что обзора попросту не было, пришлось бить на звук. И нож, вместо того чтобы войти под ребро мальчишке, сильно распорол ему бок.

Второй удар стал бы добивающим. Но в кусты ворвались вирмане. Проблемы Билли закончились раз и навсегда с ударом топора. Троста же подхватили и потащили на полянку. Присвистнули. Остановили кровотечение. И поместили на самодельные носилки. Парень, можно сказать, родился в рубашке. Да, кровотечение. Будет шрам, возможен перелом ребер, но могло быть намного хуже. – Жив? – подошел Эрик. – Жить будет. Еще как. Но лучше к лекарю. – С нами этот, графский травник. – Этого мало. Он уже распорядился готовить носилки, говорит, что в Иртоне будет лучше. – Интересно, чем? – Там восточный целитель. Да и сама графиня, говорят, кое-что смыслит в этом деле. Эрик пожал плечами. – Ладно. Сейчас пленных соберем, чтобы перегонять удобнее было, они и носилки потащат. – На корабль? – Вот еще, – возник рядом Лейс. – Пират на корабле – к несчастью. Трост слышал все как сквозь вату. Болело тело, болела рана, а еще было страшно умереть. Больше мальчику воевать не хотелось. Лилиан Иртон провела бессонную ночь. Мягко говоря. Она заперлась с Тахиром и Джейми, пригласила для компании Мири и разрешила Марте носить им холодную воду – пить и умываться. И принялась за обучение своей команды. Джейми кое-что уже умел – по дороге в Иртон Лиля с ним немного занималась. Тахир кое-что знал. Но вот так, серьезно, про дезинфекцию, про разные виды швов, про узлы, про хирургические иглы и дренажи… Тахир только хватался за голову, каждые пять минут повторяя: «Лиля-джан, ради этого и умереть стоило…». Джейми молча перенимал опыт, понимая, что учеба будет, а разъяснений не последует, как ни спрашивай – в крайнем случае, тебе скажут про древние свитки или отмахнутся: «Не лезь, учись!» Миранда лезла под руки и спрашивала, что и где. Лиля унимала ее и объясняла, что девочке это всегда пригодится. Времена у нас тяжелые, мужья ездят всюду, кто знает, где им прилетит по черепу, так что учись, дите. Умнее будешь. Ганц Тримейн обходил стены замка и осматривал свое ополчение. Вояки были те еще, но при закрытых воротах сойдут. Пиратов внутрь приглашать никто не собирался. А проверить, что и как – это он мог. И тревожиться. Зря он не поднялся сюда на военном корабле. Надо было приказать… Королевский представитель – вообще та еще должность. С одной стороны, у тебя есть власть. С другой стороны, тебе надо лавировать между Властью и властью. Высшая Власть – король. Но и на местах есть его представители, которым не нравится, когда в их дела лезут. Поэтому, как правило, чиновники вроде Ганца одиноки. У них нет семьи, им некогда заниматься землями, да и земля делает их слишком зависимыми – о поместье надо заботиться, надо присматривать, нанимать управляющего… Короче, это не выход. Поэтому король нанимал представителями безземельных дворян. Платил им бешеные деньги, осыпал привилегиями – при дворе шевалье мог на равных держаться даже с иными графами. Понятно, соблюдая разумную осторожность. Но и спрашивалось с него. Первое же подозрение на нечестность. Первая же оплошность. Нет, король тебя не уничтожит. Но статуса ты лишишься. А там… скольких ты допрашивал? О скольком ты выяснил? Иные секреты опасны. Тебя уничтожат те, кому ты оттоптал мозоли. Или их семьи. На выбор. Лишившись своего статуса, ты проживешь не более месяца. Да и не уходят с этой службы просто так. Обычно – вперед ногами. Но люди идут. Слишком хорошо оплачивается. Дают не только тебе. Но и твоей семье. Угодий прирежут, выгодный брак сестре или брату устроят – о своих короли Ативерны заботятся. И Эдоард не исключение. Но – вот такая цена. Опасность, одиночество. Поэтому Ганц стоял весьма обособленно. С королевскими представителями все обращались как с драгоценностями. Не дай Альдонай царапнуть, бросить, потерять из вида. С этой стороны поведение Лилиан Иртон тоже было странным. Она спокойно смотрела на Ганца, улыбалась, дружелюбно разговаривала – она совершенно не боялась. Не чувствовала опасность? Не ждала от него угрозы? Ей просто нечего было бояться? Ганц не знал. Собственно, Лилиан Иртон была непонятной. Она со всеми разговаривала дружелюбно, всем улыбалась, не повышала голоса, кроме некоторых случаев, но ее распоряжения выполнялись быстро и качественно. Тихая-тихая, но выпороть на конюшне или выгнать – запросто. И сейчас. Когда ей сообщили про пиратов, он видел, что ей было страшно. Но она взяла себя в руки. И сейчас организует… как она это сказала? Гос… хос… таль? Не важно. Важно другое. Единственное, что могла сделать графиня, – позаботиться о раненых. Она к этому и готовится. И, как мог оценить Ганц, вполне грамотно. Где только научилась? Ну да не важно. Ганц прошелся по стене, дал пинка одному из новобранцев, выругал второго, приказывая не спать. В замке кипела работа. Рвали ткани на бинты, кипятили в больших котлах, воняла какая-то непонятная установка у ювелира, которую запустила графиня и обозвала «противо… воспалительным». Ну да ладно. Будет время расспросить графиню об этих странностях. В ту же копилку. Ганц вспомнил про ткань, и появилась другая мысль. А ведь графиня практически ничего не получает. Если что и было, то не так много. Слуги сплетничают, что графиня продала всю свою одежду и украшения, только чтобы купить скот. А вот про подарки от графа ни слова. С одной стороны, он и не обязан. С другой – это твоя жена. Она носит твоего ребенка. Мог бы и позаботиться. Графиня любезно предоставила в распоряжение Ганца всю переписку, которую нашла в замке. И не было там ничего важного. Обращенного к жене – ничего. Словно Лилиан Иртон и вообще не существовало как одушевленного предмета.