в столицу.
Страшно, да.
Но может быть это испытание в вере, которое посылает ему Альдонай?
Верую, господи.
***
Из Альтвера отплывали с вечерним приливом.
Лиля стояла на корме, мучилась подступающей тошнотой и мрачно мечтала об изобретении паровозов. Или самолетов.
В целом первые визиты прошли неплохо. Не считая этого случая с Авермалем. Но тут уж — пусть сына воспитывает. А то надо же! Увидел девчонку на улице — и повело!
Спермотоксикоз, однако, снимать надо. А то ведь могут и другие снять.
Вместе с головой.
Но так…
Лейф более-менее успокоился, поучив крупную сумму от Авермаля, Торий тоже приносил свои извинения, он бы и в три раза больше выплатил, лишь бы Лиля не гневалась. Факт.
Рвать контакты с Торием пока действительно нельзя. Если придется вернуться в Иртон — барон незаменим. А Лиля, честно говоря, не возражала бы.
За зиму она оценила эту глушь.
Где тихо, спокойно, уютно, теперь еще и хорошие соседи будут… если Джейми утвердят.
Хочется ли ей жить в столице?
Да на фиг!
Грязно, скучено, вонюче — и все эпидемии ее. И все происшествия.
А с другой стороны — она медик. Она в Иртоне квалификацию, к чертям, растеряет. Может, и стоит остаться?
Где-нибудь под боком у отца?
Лиля не знала.
Неизвестным компонентом в ее расчетах пока оставался Джерисон Иртон. Что сделает этот друг, крепко получив по ушам?
Мужское самолюбие — штука такая. Топтать, пинать и забывать про него не стоит. Иначе потом так огребешь.
А с другой стороны — помереть ей что ли было?
Желудок забурчал особенно громко — и Лиля, сгибаясь над бортом корабля (подветренным, уже выучила, куда блевать лучше) мрачно подумала, что умереть было бы быстрее.
А до столицы почти две недели пути… буэээээээ…
***
— Рик, ты все собрал?
Ричард посмотрел на кузена.
— все. А ты?
— Слуги еще копаются, но уже почти. Итак — в дорогу?
— Да, пора. А то Бернард обидится, что у него почти не погостим.
— Он и так обидится. Судя по сплетням — жлоб жуткий. Родную дочь в черном теле держит.
Рик махнул рукой.
— Будет королевой — приоденем. А нет — так и не надо.
В дверь поскреблись.
Рик открыл и едва присвистнул. На пороге стояла Анелия Уэльстерская. Джес, не будь дурак, тут же козлом скакнул за штору, пока не заметили. Он не проболтается, а случись что — свидетель Рику обеспчечен.
— Ваше высочество вы разрешите мне…
— Разумеется, госпожа. Прошу вас. Но почему вы…
Анелия подняла руку.
— Ваше высочество, у меня не так много времени. Я должна быстро вернуться. Я… вот.
Принцесса протянула медальон, который показался большим в ее маленькой ручке.
— ваше высочество?
— Это на память о нашем лесном приключении… и обо мне, если не вернетесь.
Рик вздохнул.
— ваше высочество.
Анелия закрыла ему рот рукой.
— Нет! Не клянитесь, не обещайте, не говорите ничего. Просто знайте… я буду вас ждать. И молиться за вас, даже если вы не вернетесь.
Девушка на миг придвинулась к Рику и коснулась губами его щеки. Робко-робко…
Тут же отодвинулась.
По щеке принцессы скатилась прозрачная слезинка. Она всхлипнула — и опрометью вылетела из комнаты.
Расслабиться Анелия смогла только у себя в покоях.
Идею ей подсказал Альтрес Лорт, он же дал медальон. Но…
Сама Анелия лучше и не придумала бы.
И сейчас ей казалось, что рик вернется, обязательно вернется.
****
Его высочество предъявил подарок вылезшему из-за шторы и активно отряхивающемуся другу.
— Ты посмотри…
Обычный золотой кружок, на крышке выбита морда рыси. Видимо — на память.
— а что внутри?
Внутри оказался портрет Анелии, исполненный с большим искусством. И локон темных волос. Видимо — на память.
— Рик, а ты как считаешь — вернемся?
— Смотря что предложит Бернард. Но я сильно подозреваю, что — да.
Рик смотрел на дверь. Щека еще хранила тепло девичьих губ, а в душе просыпалась жалость…
Ребенок ведь, ей бы в куклы играть… Ребенок…
Впрочем, у мужчин жалость и любовь — вещи далеко не всегда совпадающие.
***
Готовилась к отъезду и Аделаида Вельс.
Герцог Фалион крепко сожалел, что нельзя отослать мерзавку в Ативерну. Но… куда там!
Ее величество Милия Шельтская почему-то стала благоволить к негодяйке. И пока та на виду, в посольстве — сделать что-либо с Аделью не представлялось возможным.
Вот дома, в Ативерне — там другой вопрос. Там можно ее убрать по-тихому — и разводить руками.
Ночь, грабители, мы так сожалеем, все ужасно печально, ах-ах-ах…
Но до возвращения на родину — куда денешься.
Пришлось герцогу удовлетвориться тем, что в посольстве Аделаида стала вроде прокаженной. С ней даже старались не общаться лишний раз.
Кстати, лэйру это не особенно задевало. Она уже сделала ставку на Альтреса Лорта — и теперь прикидывала, как себя вести в Ивернее.
По пути — ну тут понятно. Страдающая женщина под ударами судьбы.
Кузен издевался, граф Иртон обманул и бросил, ребенка потеряла… надо — страдать. А страдать Аделаида умела.
Кстати, это и в Ивернее подойдет. Может быть, и с Лидией поможет сблизиться. Женщины любят слушать о чужих страданиях и переживаниях.
А потом…
Пальцы Аделаиды коснулись дорогой шкатулки из благовонного дерева.
Под бархатным дном в ней нашли себе пристанище несколько маленьких плоских флакончиков.
Снотворное.
Возбуждающее.
Медленный яд.
Быстрый яд.
Как объяснил Альтрес — и даже продемонстрировал на крысах, каждый флакончик рассчитан на пять-шесть человек. Так что капать надо осторожнее.
Что именно достанется Лидии?
В зависимости от везения и самой принцессы. Но Цель Аделаида знала точно.
Ричард должен уехать из Ивернеи, пусть не со скандалом, но точно без обязательств перед Лидией,… а она должна будет по дороге исчезнуть из посольства.
Альтрес заставил ее выучить несколько адресов и обещал если что — вывезти Аделаиду в Уэльстер. А там…
Положения при дворе, прости, пока не обещаю. Сама понимаешь.
Но богатого мужа в глуши — запросто. Это лучше, чем ничего. А лет через пять, когда все успокоится, посмотрим…
Аделаида считала такое предложение весьма щедрым.
В Ативерне ей ловить нечего. Да, там есть дом, есть кое-какие деньги, но… Это все еще надо получить. А она при пересечении ативернской границы окажется под стражей. И получить сможет только пару оплеух. Это дело не пойдет.
Пес с ними, с домом и деньгами. Жива будет — заработает. Найдет под кого лечь.
Так что собираемся. Корабли посольства пойдут по Лимайере, а на Ивернейской границе их встретят. М-да… опять корабль…
Аделаиду не укачивало, но корабли она все равно не любила. Тесно, противно… пфе!
***
Альттрес Лорт тоже готовился.
Сам он в Ивернею уехать не мог. Но вот своим агентам давал самые подробные инструкции. Рассчитывать только на Аделаиду Вельс?
Господа, вы шутить изволите?
Нет уж.
У него и своих агентов хватает. Несколько монет здесь, несколько писем там — и люди начинают работать на тебя. Это Альтрес умел.
Эх, если бы Эдоард не предостаил своему отпрывску право выбирать… хотя тут его осуждать нельзя. Когда человека принуждают — он все-таки возмущается.
А вот когда ему дают свободный выбор — потом и не потрепыхаешься. Сам придумал, сам так захотел… ну и чего ты теперь?
— Чего задумался?
Гардвейг, видимо, воспользовался потайным ходом. И теперь стоял у портьеры и смотрел на брата.
Альтрес вскочил и помог брату усесться в кресло, шипя сквозь зубы про крутые и темные лестницы, чью-то больную ногу и дурацкое безрассудство.
Гардвейг не обратил на это никакого внимания. Брат был единственным, кому дозволялось учить короля, а также попрекать, разносить (не теряя осторожности) и даже составлять за него указы. Альтресу король доверял полностью. Как самому себе.
— прекрати квохтать…
Альтрес фыркнул, но замолчал и принялся смотреть на сюзерена.
— Надеюсь, в Ивернее твои люди не оплошают?
— Сам надеюсь.
— Анелька все сделала правильно?
— Более чем. Если вылить чуть-чуть черной краски на Лидию — Ричард вернется сюда.
— Точнее нам придется ехать в Ативерну.
— Нам?
— Или мне — или тебе. Наверное, поеду я. А ты останешься здесь. Я дам тебе полномочия регента на случай моего отсутствия, подтянешь войска… справишься.
— А ее величество?
— Куда ее тягать с детьми? Старших возьму, все равно девки…
— тоже ведь… Гард, давай их к Милии пристроим, что ли? Не годится это — принцесс в такой глуши растить. Мы с тобой это как-то упустили…
— Их надо замуж выдавать. И лучше за границу. Подумай. Может, имеет смысл переговорить с Ханганом…
— Имеет смысл взять с собой соплюшек — и представить их наследнику Ханганата.
— Наследнику?
— раньше я не знал всей подноготной. Но теперь могу и доложить. Гард, в Иртоне гостил один из самых знаменитых докторусов нашего времени. Тахир Джиаман дин Дашшар.
— Ханган.
— Ну да. А теперь представь — Великий Ханган отправил среди зимы своего наследника, на трех кораблях, через проклятый пролив, к Тахиру, чтобы тот вылечил принца.
— и как?
— Лечение прошло более-менее успешно. Оказалось, что парня травят…
— Чем же?
— Мой человек так и не понял… писал что-то про кровь Кобылицы…
Это верно. Лиля не особо распространялась о болезни наследника, но шила в мешке не утаишь. Сплетни, слухи… а вирмане, которые ходили в Альтвер и зимой, и ранней весной, позволяли себе расслабиться в трактирах. Где их и ловил Ройс.
Ставил выпивку, расспрашивал…
А потом отправлял отчеты. Лиля, кстати, была немного в курсе, но не препятствовала. Если информации мало — это плохо. Если ее много — это тоже плохо. Так что будем делиться кусочками сведений.
— Ладно, не это важно. Мальчишку вылечили?
— Не до конца. И сейчас они всей командой направляются в Лавери.
— Зачем?
— Я понял так, что лилиан Иртон — любимая ученица Тахира и расстаться с ней он не может ни под каким видом.
— Даже так?
— А Эдоард ее призывает ко двору.
— Ага. То есть девчонка ко двору, за ней лекарь, за лекарем принц… Эдоард не боится мальчишку угробить?
— Он хотел, чтобы ее сиятельство еще ранней весной приехала. Не получилось. Принц как раз еще недостаточно окреп, вот сейчас…
Гардвейг кивнул.
— Говоришь, хороший докторус…
— А это вот…
— Альтрес достал свиток, на котором были переписаны вопросы Лилиан.
— Я могу послать им ответы, но сам понимаешь. Лучше…
— Вызвать их не получится?
— Нет.
— Тогда посмотрим, что дальше будет. Если все будет хорошо — увидимся на свадьбе. Но ты подумай пока, чем можно заинтересовать этого докторуса… мало ли что.
Гардвейг неосознанным жестом потер ногу — и у Альтреса сердце защемило.
Смерть близкого человека страшна.
Еще страшнее смерть единственного близкого человека. С которым вы даже дышите одним дыханием.
А самое страшное — это когда он медленно умирает у тебя на глазах, ты все видишь, все понимаешь, но помочь ничем не можешь… свою бы жизнь отдать, так ведь не возьмут! Хоть криком кричи…
Гардвейг перехватил взгляд своего брата.
— Так, Альт, хватит киснуть. Будешь сопли распускать — женю.
— иди ты, — беззлобно ругнулся шут.
— Угрожать он еще будет… твое величество.
Гардвейг даже и не подумал обидеться.
— А то ж… вот кстати —