умная женщина. Звание капитана замка пожаловала, делами нагрузила, деньгами жалует, за стол зовет, как равного… вот!Вот оно — главное звено цепочки.Лилиан Иртон относилась равно доброжелательно и к нему — и к эввирам, и к вирманам. Она никого не выделяла, но все живущие в замке ощущали ее заботу и участие. И Лейс не стал исключением.Ему было хорошо в Иртоне…Хотя — а при чем тут Иртон?Без графини это просто куча камней в захолустье.Лилиан Иртон вдохнула в него жизнь. И в замок — и в Лейса. И мужчина собирался делать то, что умел лучше всего.Служить.Служить человеку, который оценит его по достоинству. Как графиня. Не будет унижать, показывая свою снисходительность. Не будет цедить приказы свысока, а то и вовсе передавать их через управляющего. Нет…. Этого Лейс накушался с избытком.Он не был слепым. И понимал, что между графом и графиней наверняка будет столкновение. Примет ли граф свою жену — такой?Неизвестно.А вот какую сторону примет сам Лейф?Иногда мужчине казалось, что он уже знает.Ладно… чего он тут замечтался?Надо и остальные караулы проверить…И намекнуть ребятам насчет ханганов. Пусть потщательнее приглядывают. Кто их знает — чужаков…***Боль.Она в очередной раз пронизывает все тело.И привычно растворяется в области живота.Уже привычно…Он успел притерпеться к ней, как к старой знакомой. И иногда дааже радуется ее приходу.Он жив.Если ему больно — он еще жив!А умирать не надо. Нет, ему еще рано умирать.Почему?Он уже не помнил.Все растворялось в боли и слабости, тонули в красноватом тумане мысли, стучали в висках железные молоты… забытье прерывалось судорогами рвоты — и опять пустота.Юноша не знал, что часть пути его старались держать на снотворных и обезболивающих, опасаясь, что иначе он не перенесет дороги. Это было дело лекарей.А он выпивал очередной горький настой — и погружался в видения.Там он был здоров.Во имя Звездной Кобылицы, как же мало мы ценим ее самый великий дар — наше здоровье?! Почему мы понимаем это, только утратив его?Амир понял слишком поздно.Болезни подкралась незаметно. Словно бы исподволь, змеей вползла во сне в его горло.Он боролся с ней, сколько мог. Смирял приступы слабости и тошноты. Превозмогал себя… Пока однажды его не вывернуло наизнанку на глазах у отца.Сначала отец не обеспокоился.Но когда состояние паренька начало ухудшаться…За эти полгода кто только не перебывал у его постели.Докторусы, травники, знахари…Травяные отвары, прочистительные клистиры, кровопускания…Лучше не становилось.Становилось только хуже.Его окуривали благовонными дымами, о нем молились в храмах… но все было напрасно.Единственный, кого он запомнил из всей плеяды докторусов, был Тахир Джиаман дин Дашшар. Который пришел и честно сказал: ‘Принц, я не знаю, чем вас можно вылечить ‘.Амир тогда был в одном из немногих просветлений, поэтому хорошо помнил печальные глаза мужчины.- Я прожил много лет, но есть что-то, чего и я не знаю… — я умру? — Не знаю, господин. — тогда тебе надо уходить. Тахир пожал плечами. — я думал об этом. Но я стар и много прожил… — мой отец возьмет твою жизнь. А я не хочу. — Приступ боли согнул юношу, но он был только рад этому. Боль проясняла разум. — Ты единственный, у кого хватило смелости сказать мне правду. Глаза старика были печальными. — Если бы я мог — я бы отдал свою жизнь вместо вашей. — Ты не можешь. А я… Сейчас ты напишешь приказ. Я приложу печать. И тебя выпустят из города. Уплывай из Ханганата. Так надо… пусть хотя бы один из нас останется жив. И второе просветление, за которое он цеплялся, что есть силы.Ему стало немного легче. Его поили молоком, купали в воде со странным запахом, а потом пришел отец.Сел рядом на кровать, погладил по волосам.Рабы выскользнули за дверь, оставляя отца наедине с сыном. — Амир, ты умираешь. — Я знаю, отец. — Мне написал Тахир Джиаман дин Дашшар. — Да, отец. — Я знаю, ты отпустил его. Почему? — Он тоже знал, что я умираю. И… не лгал мне. — Вот, значит, как… я не противился тогда. И не стал ловить его. И преследовать тех, кто ему помог. Как оказалось — не зря. Вспыхнувшая надежда отозвалась острой болью. Но к боли юноша давно притерпелся. — Отец? — Он пишет, что тебе дают яд. Он не знает, как, но знает человека, который распознал отраву с его слов и может тебя вылечить. — Так пусть… — Это — женщина. Ативенская графиня Иртон. Я расспросил людей. И она действительно творит чудеса. Но сюда я ее вызвать не могу. Пока я спишусь с Эдоардом, пока он напишет ей, пока она приедет… Юноша кивнул. Полгода. Минимум. Он столько не протянет. Докторусы давали ему месяца три. Максимум. — Я придумал иначе. Ты отправишься в Иртон. — Н-но… — Если это яд — отравителю сложнее будет давать его на корабле. Я знаю, что сейчас зима, что пролив опасен… я знаю. Но выбора у нас нет. — Здесь я умру. Там же… — Это — шанс. Крохотный, но шанс. И заодно я напишу Эдоарду. Тебе с собой я дам золото, дам людей, дам почтовых птиц… и буду ждать вестей, сын. — Я сделаю все, чтобы выжить, отец. Амир смотрел твердо и серьезно. И Ханган вздохнул. — Верно говорят мудрецы, что только от любимой и любящей женщины рождаются настоящие дети. Гизъяр готова была войти в огонь ради меня. А я любил ее без меры и памяти. И тебя люблю. Ты мой первенец. Остальные мои сыновья… Селим глуп и слаб. Шаран шалеет от женщин — Ханганатом будет править не он, а его гарем. Мехмед скорее ученый, чем правитель. Рашад — воин. Ему нельзя доверять страну. Джиан и Зуртан слишком малы. И неизвестно, что из них получится. Ты — единственный, кому я бы доверил страну. — Кому-то это не понравилось. — После твоего отъезда я объявлю, что наследником станет Рашад. И посмотрю, что получится. — Не… — Остальные еще хуже. — А если… — я знаю. Я подставляю под удар еще одного сына. Будь оно все проклято… Амир впервые видел на лице отца слезы. — Вернись живым, сынок. Только вернись. — я постараюсь, отец. Обрывки мыслей, слов, чувств… неужели когда-то он просто — жил?И — боль.В какой-то момент стало легче. А потом…Грохотнуло так, что мальчик открыл глаза.- Какого… и …, вы, … и … тут делаете, …?!Голос был звонким, женским и отчетливо властным. Да и текст… Амир настолько удивился, что даже попытался открыть глаза.Он был уже не на корабле. Лежал в просторной комнате, из окон лился солнечный свет, вокруг все было белым и удивительно чистым, пахло чем-то резким — и посреди комнаты стояла ОНА.Таких женщин Амир еще не видел.Он успел познать женщину, но ни на рынках, ни в гареме ему не встречалось что-то подобное… если бы Амир видел вирманских женщин — он бы так не удивился. Но вирманки редко приплывали в Ханганат по своей воле. А рабыни — они всегда сначала рабыни, а потом — люди.Эта же…Высокая, с толстой золотой косой, в чем-то зеленоватом и белом, она стояла посреди комнаты — и отчитывала его докторусов, не выбирая выражений.- вы что — с ума сошли?! Какие курильницы в больнице? В… нос себе их засуньте для большей устойчивости! И зачем вы приволокли сюда эту грязную шкуру?!- Это шкура не рождённого жеребенка, освященная в храме…- а стирать вы ее не пытались? Вон отсюда с этой пакостью! И если я еще раз ее увижу рядом с пациентом — вы у меня сами родите! Тахир какого лешего меня не позвали сразу же?!***Лиля была, мягко говоря, не в настроении. Она до поздней ночи сидела рядом с бессознательным пациентом, поила его взбитым белком из ложечки, пыталась скормить активированный уголь… потом еще инструктировала сиделок — с легкой руки Ингрид всех вирманских женщин Лиля готовила, как медсестер.Уснула она ближе к рассвету.А через пару часов ее разбудил Джейми, который начал так целенаправленно ломиться в дверь, что даже вирмане не остановили.- что случилось?- Госпожа, там ханганские докторусы… вы же велели, чтобы никто не подходил к больному, кроме вас.- Где Тахир?- Пока там, держит оборону.Последние слова Джейми договаривал уже в закрытую дверь.Лиля швырнула одеяло прямо на пол и заметалась по комнате.Натянуть рубашку, впрыгнуть в юбку-брюки, накинуть жилет — и вперед. Косу на ходу переплетем.В палату она влетела ураганом — и вовремя.У кровати пациента последним заслоном стояла одна из вирманок, уперев руки в бока с таким выражением, словно сейчас топор возьмет…Тахир героически держал оборону от трех осанистых старцев с бородами, один из которых потрясал тяжелой бронзовой курильницей так, словно намеревался въехать оппоненту по голове, второй размахивал куском грязной тряпки непонятного назначения, а третий был обвешан пучками трав и перьями птиц.С трав сыпался мусор, с тряпки сыпался мусор, курильница дымила нещадно, так, что Лиля едва не расчихалась.И — озверела.Да так…Бог не обидел графиню ни ростом, ни массой. А за последние несколько месяцев масса стала уже не творожной, а скорее мышечной.Так что первым делом Лиля выхватила курильницу.И от души грохнула об пол, разметав содержимое по полу.Уберут!Твою же ж…!Мужчины обернулись на нее с искренним возмущением, но прежде чем кто-то успел рот открыть — Лилиан Иртон перешла в атаку.***- Ваше сиятельство, я сразу же…- Значит так, — голос Лили не предвещал ничего хорошего. — Вы, господа, сейчас вымоетесь, выстираете свои шмотки — и чтобы я ни одного из вас не видела грязным, рядом с больным. Это первое. Второе. Прежде чем явиться сюда — будете получать разрешение либо от меня, либо от Тахира. Любого, кто придет сюда в наше отсутствие, я прикажу схватить, как отравителя. И третье. Подробно напишете мне, чем и как лечили мальчика. И предоставите образцы лекарств. А сейчас — ВОН!Сказано было увесисто. А может, убедительности словам придали двое вирман, которые помчались в лазарет вслед за графиней — и сейчас ненавязчиво поигрывали топорами.Мужчины попятились к двери, даже и не думая убрать за собой.Лиля проследила гневным взглядом ошметки грязи, падающие с их обуви.Ей-ей, она бы сейчас приказала вирманам вытереть этими придурками пол. Но с кровати раздался то ли вздох, то ли стон — и графиня забыла обо всем, кроме пациента.Метнулась к кровати, опустилась рядом на колени.Мальчик открыл глаза
