день никто из них не рискнет пролить на землю даже каплю человеческой крови. В этот день богине угодны танцы, прыжки через огонь и гулянье до рассвета. Нарушителям же грозит бесплодие. Прогневай богиню любви — и твоя любовь не даст потомства. Это в ее власти.В этот день судьба и свела старшего Эрквига — и младшую из рода Торсвег.В этот день гуляют все. И молодежь жжет на берегу огромные костры. И веселится до упаду.Лейф тогда только что вернулся из похода. И гостил у друга. Сам бы он век не пошел на берег. Не хотелось. Хоть и твердила ему мать, что давно пора жениться, но… морскому волку цепь не оденешь. Друг уговорил. А Ингрид сама сбежала из дома. Из-под строгого присмотра нянек и братьев.И веселилась на берегу.Лейф увидел ее, когда она, в облаке золотых искр, прыгала — перелетала через костер. Тут и настигла его улыбка Флейны. До того хороша оказалась девушка в простеньком платьице, что сердце зашлось бешеным бегом.— Кто это? — хрипло спросил он друга.Друг не знал. И Лейф решился подойти к ней.Никто не решится навлечь на себя немилость Флейны, ведь сердце есть у всякого. И каждый человек на земле кого-то, но любит. И эта любовь во власти богини.Лейф думал, что это месть богини, за пренебрежение обычаем, а ноги сами несли его через костер — и к девушке. И та не отводила взгляда. Стояла прямо и глядела ему в глаза. И было в ее карих очах что-то непонятное. Смущение? Непонимание? Или…Лейф мог ожидать чего угодно — страха, возмущения, даже крика и бегства. Мог. Красавцем он и в детстве не был, а уж сейчас-то… В зеркале он себя видел. И знал, что море и ветры продубили его кожу до коричневого цвета, что нос сломан в двух местах, что старые шрамы рассекают щеку и подбородок… но девушка смотрела ему прямо в глаза.И не отшатнулась, когда он подошел. Наоборот — улыбнулась и протянула ему руку.— Я — Ингрид. А ты?— Лейф.— Лейф… — в ее устах это прозвучало, как песня. — Я никогда тебя не видела раньше, Лейф…В ту ночь они и стали мужем и женой. Смешно? Грустно? Нелепо?В эту ночь — в единственную ночь года, молодые могут обменяться клятвами в присутствии жреца, у костра Флейны. И эти клятвы считаются законными на Вирме. Такими же, как брачные браслеты в Ативерне. И для этого ничего не надо. Ни согласия семей, ни выкупа, вообще ничего.Даже имени семьи не нужно. Достаточно просто имен. Может, жрец Флейны, соединивший руки Лейфа и Ингрид над жертвенным костром, и проливший туда несколько капель крови и был во власти богини, которой хотелось наконец примирить два враждующих семейства. Но… люди есть люди. И война им часто милее любви.Их отыскали на рассвете. А может и не искали. Просто Гуннору Торсвегу захотелось подпалить корабль своего врага. И никак он не ждал увидеть на палубе, под навесом — свою сестру. Да еще в объятиях своего врага.Увы. Спросонок Лейфу было не до объяснений поджигателя.Он всегда спал чутко. А этой ночью и вообще не спал, держа в объятиях утомленную и счастливо уснувшую на его груди любимую женщину. Его женщину.И когда о борт стукнула лодка, Лейф осторожно устроил любимую рядом, чтобы не разбудить неосторожным движением, а сам протянул руку. Недалеко. Совсем рядом. К перевязи с метательными ножами. Восемь штук. Должно хватить. Он дождался, когда через борт перелезет Гуннор с ведром смолы. И на миг застынет, в ошеломлении глядя на сестру.Этого хватило Лейфу, чтобы метнуть ножи. Один — в Гуннора. Один — в его помощника, который как раз перелезал через борт. И, осторожно завернув так и не проснувшуюся любимую в меха, выкинуть трупы за борт.Ему не хотелось обрывать минуты счастья. А через несколько часов на корабль начали возвращаться дружинники. И рассказали своему предводителю, что Эйнрик Торсвег ищет свою дочь, Ингрид. Та-де ушла на праздник — и до сих пор не вернулась. Тут вирманин и заподозрил, что дал клятву дочери своего заклятого врага. И тихо спросил у Ингрид, так ли это?Женщина не отрицала ничего. Только покачала чуть заметно головой.— Ты забыл? Я была Торсвег. А теперь я вся твоя. Хочешь — бери, хочешь — убей. Я даже спорить не буду. Мне все равно без тебя не жить, лучше от твоей руки сейчас, чем потом, без тебя… все равно умру.— А ты знала, кто я?— Нет. Отец меня берег. Я вообще думала, что Эрквиги — это кто-то вроде диких зверей. Глупо…И Лейф видел, видел в ее глазах — она не лжет. Ни на секунду не лжет. Ни когда отвечала ему, глядя прямо в глаза, ни на секунду не отводя любящего, любящего, боги, взгляда, ни когда вложила тонкие пальцы в его протянутую руку и доверчиво подала ему ножи, зная, что через секунду один из них может вонзиться в ее горло.Не вонзился. А Лейф понял — на одной земле с Торсвегами ему не жить. Пока не жить.Что он мог сделать? Оставаться здесь — значило развязать войну. Отец, мать, братья… они могут простить ему женитьбу на дочери старого врага. Но Торсвеги не простят. Ни Гуннора, ни Ингрид. И начнут мстить. Лейф не боялся поединков. Но…Лучшим выходом было честно признаться во всем родителям — и на время скрыться с острова.Отец все понял. Одобрил убийство Гуннора. Пристально поглядел на бледную, но прямую как стрела, Ингрид. И улыбнулся.— Ладно. Давай поговорим без женских ушей. Да и мать пока с невесткой познакомится поближе.Отец не возражал. Ничуть не возражал. Лейф оставил родным все, что привез последний раз, взял только самое необходимое — и поднялся на корабль. С дружиной они свое добудут.Вирман кормит море.С ним на корабль поднялись тридцать человек. Его дружина. С Ингрид — еще девять женщин, которые не собирались разлучаться со своими мужьями на несколько лет. И двенадцать детей. Места в трюме хватило всем.Все бы удалось, но в море Лейф встретил корабль Эйнрика. С выпуклым алым щитом на мачте11.И принял бой. Ингрид умоляла не драться с ее отцом, даже пробовала кричать тому, что жена Лейфа, что любит его, но все оказалось бесполезно. Эйнрик первый выпустил стрелу. В дочь. И бил насмерть. Если бы Лейф не успел загородить любимую щитом, она бы сейчас не стояла рядом с ним. Но успел. Загородил, сбил на палубу — и перекинул в руки друга, который оттащил Ингрид в трюм, к остальным женщинам. И принял бой.Хотя боем это назвать нельзя. Бой — другое. Дружина на дружину, сила на силу… но Лейф словно с ума сошел, увидев летящую в Ингрид стрелу. Такого он никому прощать не собирался. Словно демон наружу выглянул. И Лейф отдал приказ, о котором потом даже не сожалел:— стрелять зажигательными!Лейф выиграл только благодаря новой придумке — зажигательным снарядам, за которые заплатил на торгу бешеную цену. Никто не знал, из чего их делают степняки. Но жидкость, заключенная в них, горела даже на воде. Пяти снарядов оказалось достаточно. Корабль Эйнрика вспыхнул, как свечка. Люди — тоже. И дружине Лейфа оставалось только осыпать их стрелами и копьями. Кто-то скажет — нет чести в таком бое?Но Лейфу было наплевать. Ему надо людей сберечь. А за жену он вообще… мало еще помучился, Торсвег, мало!!!Людей он сберег. А Ингрид рыдала по отцу три дня. И впервые мужчина ощутил себя настолько беспомощным. Но все проходит. Прошло и это состояние Ингрид. Однажды ночью, когда команда спала, а он стоял свою вахту у прави ла, женщина подошла к нему и тихонько прижалась щекой к плечу.— Прости меня…— За что!? Это ты прости меня. Я знаю, это был твой отец, но у меня не было выбора. Мы все умерли бы там.— Я знаю. И… я люблю тебя.— Я тебя тоже люблю. Не оставляй меня. Прошу тебя.— Никогда.— Никогда….А потом они оказались в Ативерне.И здесь начались настоящие проблемы. В порту Альтвера их никто не ждал. Никому не были нужны вирмане. А надо было как-то устраиваться. Где-то зимовать. На что-то жить…Кое-какие деньги у Лейфа были. Но надолго бы их не хватило. Можно конечно, выйти в море и ограбить пару кораблей. Но — опасно. Это с Вирмы выдачи нет. А ему предстоит жить в Ативерне. Хотя бы пару лет. И не хотелось бы наживать себе лишних проблем.В «Свинью и собаку» они зашли случайно. Ингрид попросила пополнить запасы лекарственных трав. Лейф согласился. Они вместе погуляли по ярмарке, а потом решили перекусить в трактире. И зашли… на свою голову.Ингрид, любимая, родная, единственная, что ж теперь, если Флейна создала тебя прекрасной, как солнышко? Если бы родители тебя не прятали — женихи бы дом в осаду взяли!Когда наглый молодчик начал вязаться к Ингрид, Лейф едва не взвыл с досады. Видимо, придется быстро сниматься с якоря и уходить. И то… могут и погоню послать. А снаряды закончились. Осталось две штуки. Этого мало, ужасно мало…Спасение пришло совершенно неожиданно. И имело вид толстой женщины в розовом платье.* * * А что это там за шум?От решения глобальных проблем Лилю отвлекли звуки начинающегося скандала.Лиля огляделась. Арт и охрана сидели за столом. Шерл у стойки договаривался с хозяином о комнатах. А шум…Шумели двое.Лиля ахнула, прижимая руки к щекам.Один был типичный вирманин. Высокий, светловолосый, мощного телосложения. За его спиной пряталась такая же светловолосая красотка, при виде которой Лиля только вздохнула. Прелесть, что за фигура. Не девочка — конфетка. Плейбой с его тяп-моделями курит в уголочке. Рядом с ними с самым решительным видом стоял еще один вирманин. Товарищ по оружию?А противостояли им три… «золотых молодежника». Иначе и не скажешь. Вот сколько миров, сколько обычаев, а детки разных «крутых папаш» во всех мирах одинаковы. Как плесень и глисты. Одинаковые выражения лиц, одинаково наглое поведение, вседозволенность и никакого понятия о хорошо просоленных розгах. А надо бы.И кто сказал болванам, что они — неприкосновенны?— Это сынок мэра, — услышала Лиля краем уха разговор за соседним столиком. Кажется, персона была достаточно известна и доставляла кому неприятности, а кому и бесплатные развлечения. Ага. Сын мэра . Ясно. И здесь дети власть имущих ведут себя по-хамски.— А с ним?— Его приятели. Тож блаародные…Женщина фыркнула. Вот-вот, бла-ародные, точнее и не скажешь. И прислушалась уже к ссоре.— Ты, щенок… — рычал вирманин.Лиля была с ним полностью согласна.— Ты, холоп, лучше оставь эту шлюшку с нами и убирайся. Если она