Это касается ее жизни и жизни ее детей. Ради такого можно не на один — на пять трупов сразу посмотреть.
Да и что в них такого страшного? Оболочка, просто оболочка. Хотя…
Рошер наклонился, указал на что‑то Гарту.
— отравили. Пена в углах рта, видишь?
— Интересно, чем?
— а вот.
Бутыль из‑под вина нашлась неподалеку. Гарт поднял, принюхался.
— Нет. Не распознаю.
— Яне надо показать. Она во всем этом разбирается.
— Яне?
— Нархи — ро, — пояснила Аэлена.
Гарт покривился.
— У них достаточно… своеобразное отношение к людям, — признала Аэлена. — Но они не злые. Просто — другие.
— Видел я таких других…
Ворчал Гарт больше по растерянности. Будешь тут и нервничать, и ворчать…
— А что за бутылка?
— Красное крепленное. С Иннуарских виноградников.
— откуда? — удивилась Аэлена.
— Да из погреба теперь спер, нет?
— Не из нашего, — решительно замотала головой женщина. Так было легче. Отвлечься, обсуждать вино, не думать о том, что где‑то рядом враг…. страшный враг.
— Вы его не покупаете?
— Алинар не любит красные вина, только белые. Я вообще не люблю вино. А Иннуарские вина мы не закупаем вообще. Они, на мой вкус, кисловаты и дороговаты. Можно найти и что получше по той же цене.
— Вот даже как…
— кто бы не дал ему эту бутылку — ее принесли снаружи. А это возможно?
— у нас на воротах охрана не стоит. Да и бутылка же, не корзина с гадюкой.
— Вот! — Рошер вскинулся, словно его пнули. — Во — от! А если он что‑то видел? Или корзину у него держали? Аэла, припомни, он когда работал?
— Конюхи при лошадях с рассвета и до вечера. Два дня через день, а что?
— Он как раз мог видеть что‑то, чего не надо. Ну‑ка…
Рошер обошел конюшню, пригляделся, влез на сеновал, потом высунулся оттуда и взмахом руки подозвал Гарта. Мужчина легко поднялся по лестнице.
На сеновале было темно и прохладно. Приятно пахло скошенной травой.
— Видишь?
Гарт тоже видел. Из окошка под крышей открывался вид на игрушку детей. Домик на дереве.
Рошер упал в сено.
— Лежу я, это, попиваю винцо, к примеру, жду подружку, смотрю в окно…
— и видишь там нечто…. странное.
— Чего быть не должно! Настолько, что даже конюх это понял!
— А назавтра узнаешь про змею!
— И связываешь ниточки воедино!
— Еслли бы этот паразит все рассказал мне! Или Аэлене! — Жалости Гарт не испытывал, одну досаду. Судя по всему, конюх решил подработать шантажом, за что и поплатился.
— Не решился. Или думал, что с убийцы больше получит.
— может быть и то и другое. Но тогда это… не слуга?
— Почему? — искренне удивился Рошер.
— а сколько можно получить со слуги? Медяки! Заплатить могут только люди богатые…
— Оплата может быть разной. Кому‑то и горсть алмазов мала, кому‑то и кусок хлеба велик.
— тоже верно. А почему он был один? Их же в поместье несколько?
Этот вопрос объяснила Аэлена. Ночевали конюхи по одному, попеременно. Мало ли что случится с лошадями, а он и тут. При конюшне даже каморка была оборудована, специально.
— Вот…
Аэлена распахнула дверь и присвистнула. Совершенно позабыв, что она лайри и не должна выражать свои чувства подобным вульгарным образом.
Покойный конюх явно был романтиком.
В каморке было устроено… этакое романтическое свидание. Кто бы там ни побывал, но готовились основательно. Кровать перестелили почти белым бельем, на стол поставили тарелку с фруктами, два стакана — и даже! Даже розу в кувшине!
— У него тут романтическое свидание намечалось? — удивился Гарт.
— до или после? — задумчиво пробормотала Аэлена.
— Вместе? — предложил свой вариант Рошер.
— То есть? — не понял Гарт.
— Если он шантажировал женщину и попросил оплату в таком виде?
— Тоже возможно. А с кем из служанок он крутил? С кем он вообще был, бывал?
Аэлена задумалась. Покачала головой, в ответ на вопрос деверя.
— Не представляю. Я вообще стараюсь брать на работу людей семейных и не поощряю разврат в своем доме. Дети же рядом, мало ли что они увидят…
— Но слуг я все равно расспрошу, — подвел итог Рошер. — Аэла, надо вызвать стражу и сдать труп.
— я займусь, — кивнул Гарт. — Аэлена, а ты собирай ко мне детей, хорошо?
— Сделаю.
Аэлена развернулась и пошла собирать малышню. Мысли бились в голове вспугнутыми летучими мышами.
Страшно, Четырехликий, как же страшно! Кто это может быть?
И зачем? За что!?
Четырехликий, помилуй хотя бы моих детей. Я сильная, я со всем справлюсь, но мои дети и муж… они беззащитны. Хотя бы их! Сбереги хотя бы их! Пожалуйста…
* * *
Рошер тем временем опрашивал слуг и служанок. Но…
Да, конюх. Дорош Рейнар.
Работник хороший, но не без своей дури. У кого‑то самомнение, у кого‑то вино, карты или кости. В случае Дороша этой дурью были женщины.
Причем — замужние.
Мужчина влюблялся, обхаживал объект воздыханий, добивался своего, обожал женщину, ценил… месяца два. И — переключался на следующую.
Постоянства ему не добавляли даже регулярные визиты мужей с чем‑нибудь увесистым. Но при этом он жестко разделял работу и личную жизнь. Знакомился на улицах, в тавернах, где‑то еще, но из прислуги никого не трогал. Мог ущипнуть, мог шлепнуть по попке, сказать комплимент в меру разумения, но и только‑то.
Нарывался уже, чудом ноги унес, вот с тех пор и решил, что на работе — ни — ни.
За кем он сейчас ухаживал?
Да кто ж знает!
Вроде как с Вайсти они вместе выпивали… может, чем и делились. Вайсти?
Второй конюх. Но его сегодня нет, выходной у него.
Была ли у него семья? Нет, семьи не было, детей тоже. Родители вроде как были, но в другом городе. Отрезанный ломоть, иначе и не скажешь.
Где жил покойный?
Да вроде как на Кузнечной улице, снимал комнатушку. Говорил, зеленый дом…
Вот туда Рошер и собрался.
В гостиной было весело и интересно, так что мимо пришлось красться на цыпочках. Туда прибыл сам почтенный начальник стражи. Сар Карен Шойс.
И тут же взялся за прислугу.
Если конюха отравили, то кто?
Конечно, кто‑то из слуг! Дворецкий, например! Или второй конюх!
Нельзя доказать? Так на дыбе признаются!
Гарту, понятное дело, эта постановка вопроса не понравилась. На дыбе кто хочешь и в чем хочешь признается. Хоть в покушении на короля! А нужно‑то не признание, а правда! А как ее добиваться — сар начальник и понятия не имел.
Орать? Грозить? Ногами топать?
Маловато будет!
Слуги краснели, бледнели, зеленели, но свою вину упорно отрицали. Вот ведь негодяи!
Пойти тем же путем, что и Рошер и начать с обыска у конюха, сару и в голову не пришло. Может, мысль и заглянула, но увидела, что внутри пусто — и вышла. Ну, не дано человеку!
Зато орет он душевно, громко так! И подхалим знатный, и деньги для стражи выбивать умеет! Так что все довольны, и стражники, и начальство.
Так что Рошер ускользнул потихоньку и отправился на Кузнечную улицу.
Небольшой закоулок на окраине города был серым. И этим все сказано. Серые дома, серая земля, почти никакой зелени, а еще — несколько кузниц. Ой, не просто так обозвали улочку. Живущие здесь уже привыкли, а вот кто в гости пришел — так и тянуло уши заткнуть. То слева — БАМММ! То справа — БОМММ!!! То вопль несется на половину улицы: ‘А ну качай меха, как следует, свинячье отродье!!!’. Одним словом — весело. Зато и недорого, наверное.
Зеленый домик Рошер нашел без труда. И уговорить хозяйку дать ему покопаться в вещах постояльца было несложно. Звучало это, правда, так: ‘Мы тут с Дорошем встретиться договорились, да я пораньше пришел. Ничего, если я его в комнатке подожду?’.
За три серебряных монеты хозяйка и возражать не стала. Поняла, конечно, что неспроста это, выжига старая, но спорить не стала. Справедливо рассудила, что ничего крупного Рошер не вынесет, а мелочь… Да нет у ее постояльца ничего ценного! А если есть, так она всяко отопрется!
Ценного и не нашлось.
Платила Аэлена, то есть ее супруг, своим людям вполне прилично, но деньги у Дороша не задерживались. Уходили в красивую одежду, которая не конюху бы впору, а может, даже и лойрио из небогатых. В дорогостоящее хобби — соблазнять женщин нынче недешево, красивые жесты нужны….
А Дорош соблазнял. И не самых бедных горожанок, сразу видно. В одном из шкафчиков комода нашлась целая коллекция женского белья. Чулочки, панталончики — и судя по размерам, принадлежали они разным дамам. Оч — чень разным.
Милые сувенирчики на память?
Или повод для шантажа?
Да нет, часть бельишка была самой обыкновенной. Без инициалов, вышивок и прочего. Красивое, тонкое, изящное, но с уверенностью опознать его на своей жене Рошер бы точно не взялся. Слишком уж безликое. Любовнику оно определенно говорило о победах, а вот остальным…
Или есть что‑то еще?
Письма, записки, памятные мелочи?
Рошер придерживался того мнения, что шантажист — тварь подлая. И не может он быть шантажистом только один раз. Дорошу за тридцать, в этом возрасте из малопочтенной профессии уходят, а не приходят.
Так что пришлось простучать подоконники, стены, половицы… умаялся — как если бы бревна ворочал! Но!
Зато его усердие было вознаграждено! Под подоконником тайничок и нашелся. Рошер потянул его в сторону… а тот возьми, да и отойди, открыв нишу с ценным содержимым — небольшой такой деревянной шкатулкой с кучей записок, которые тут же отправились по карманам. Шкатулка тоже была обследована, а потом вернулась на место. Пусть берет, кому надо.
Сам Рошер спустился вниз — и за небольшую сумму в пять серебрушек уговорил почтенную кайту Вирнес сообщить ему, ежели кто будет интересоваться конюхом?
Мало ли…
Кайта прищурила и без того маленькие глазки, подумала — и выдала, что интересовались. Уже с утра и интересовались, полюбовница его, не иначе. Отставку он ей дал, что ли?
Уж она бегала тут, бегала, унижалась… она, кайта Вирнес, никогда бы себе такого не позволила, фу, пошлость какая!
Видела ее? Раньше?
Ну — у… если подумать…
Рошер тоже подумал, глядя на оплывшее брылястое личико прелестной кайты и добавил еще пару монет. Что поделать — сейчас он не стражник. И не может пригрозить тюрьмой или отвесить пару пинков. Но подкупить свидетеля — может. А золотой ключик открывает любые двери.
Кайта расплылась в улыбке.
— приятно и поговорить с хорошим человеком. Да видела я ее, в квартале модисток. У нее своя лавка, она кружевными шалями торгует. Уж дети у нее, а туда же… срамота!
— вы ее знаете?
— Имени не знаю, а лавка — третья от угла, как свернуть с Каштановой улицы на Кружевную. Там еще ставни с рисунком в виде паука, плетущего паутину.
Рошер поблагодарил кайту еще одной монетой.
— Бросил, значит.
