хотите определить?
— Яд.
Долго Гарта уговаривать не пришлось, так что через десять минут карета уносила Яну, Аашу и Гарта к дому стражи.
А вот начальник стражи уперся. Как только узнал о причине визита — так и уперся.
— Нечего бабам рядом с трупом делать!
— я не баба, а нархи — ро! — возмутилась Яна.
— Что — мужик?
— Нет…
Яна набрала воздуха в грудь. Гарт положил руку ей на плечо, мол, помолчи.
— Любезнейший сар. Вы сейчас позовете стражника, который проводит лайри Риккэр в мертвецкую комнату — и она посмотрит на труп. А потом мы вас покинем. Слово лойрио.
Слово было встречено неодобрительно, но выбора у сара Шойса просто не было.
* * *
В покойницкой было холодно и противно. Воняло разложением и смертью. Дорош был здесь всего лишь одним из многих. Из восьми таких же бедолаг.
Яна бестрепетно отдернула простыню, наклонилась над трупом, подняла веко, изучила зрачок, наклонилась и обнюхала губы покойника, вызвав гримасу отвращения у стражника. И наконец, кивнула..
— Я все узнала. Спасибо.
— что именно?
— Важные вещи, — Яна не собиралась откровенничать. — Проводите меня обратно.
— Идем, — стражник тоже не любезничал.
Сар Шойс воззрился на Яну с удивлением.
— Что, плохо стало?
— Да нет, сар. С чего вы так решили?
— Быстро вы…
— Слишком старый труп, почти ничего по нему уже и не поймешь… Раньше бы.
— Это уж ваша беда, лайри.
— а я и не в претензии. И даже благодарна вам за содействие.
— Не стоит.
Яна царственно кивнула и повернулась уже к Гарту.
— Вы идете, лойрио?
— Да, разумеется.
Гарт Авельен галантно предложил нархи — ро руку и только шаги зашелестели по лестнице.
— И что вы поняли?
— Умному хватит, — Яна пожала плечами.
— а все же?
— Гарт! Дружище, какая встреча!
Веселый возглас помешал расспросам. Яна повернулась и улыбнулась. Совершенно непроизвольно. Бывают же среди людей симпатичные личности!
Среднего роста, повыше Яны, но пониже Гарта, молодой человек с растрепанными русыми волосами, которые так и хочется пригладить и ясными голубыми глазами. Симпатичное добродушное лицо, широкая улыбка, дорогой костюм, который подчеркивает гибкую фигуру — приятно и посмотреть, и пощупать.
— Ланист! А ты какими судьбами?
Гарт — и тот расцвел в улыбке.
— Да вот, мимо шел. А тут — ты! Да еще с такой очаровательной дамой! Познакомь нас?
Улыбка исчезла.
— Тайяна э´Лесс Риккэр. Нархи — ро. А этот шалопай — лойрио Ланист Каррер. Мой давний знакомый.
— Что вы говорите? Неужели нархи — ро решили почтить нас своим присутствием?
Молодой человек явно улыбался и шутил, но выходило это совершенно не обидно. Уютно так…
— Иногда в лесу бывает так скучно, — поддержала шутку Яна. — А вы, люди, такие интересные…
— Так вы изучаете людей, милая лайри?
— Как интересно! А где вы остановились? Позволено ли мне будет нанести вам визит?
— Перебьешься! — рявкнул Гарт.
— В доме лары Аэлены, — глаза Яны блеснули опасными искрами. С чего этот хам начинает ей командовать!?
— Гарт, не рычи. Значит, дом Алинара? Лайри, вы позволите подарить вам цветы — или нархи — ро против?
— Нархи — ро не любят сорванных цветов, — вздохнула Яна. — они быстро увядают.
— Понял. А сладкое?
— а сладкое не увядает.
Яна сама себе удивлялась. Она что — кокетничает? После Шета и побега? После убийств?
Но Ланист был симпатичным и веселым, а ей хотелось развеяться…
— Ну тогда, милая лайри, ждите меня со сладким.
— Обязательно, лойрио.
— Ланист, — с угрозой произнес Гарт, но парня было этим не напугать. Он раскланялся и удрал, поцеловав на прощание руку Тайяны. Его даже Ааша не напугала.
Всю дорогу до дома спутники молчали.
Гарт разлепил губы только перед самым особняком, когда уже останавливались кони.
— Ланист — бабник. Свяжетесь — пожалеете.
— благодарю за предупреждение, — вспыхнула Яна.
— Жаль, что оно напрасно, — усмехнулся Гарт. И выпрыгнул из кареты, по всем правилам подавая даме руку.
* * *
— Рахшар.
— Как?
— Именно! — Яна с торжеством смотрела на лица, изумленное — Рошера, вмиг побелевшее — Аэлены. — Чем хотите поклянусь — это дурманное яблоко!
— Та — ак, — Рошер встал, прошелся по комнате. — Что мы имеем? Аэлену пытались затоптать конем на улице, а потом наездника отравили. Рахшаром.
— Конюх что‑то узнал о покушении на детей и его тоже отравили. Рахшаром, — понятливо продолжила Яна.
— Вы хотите сказать… — Аэлена смотрела с ужасом. Она уже поняла, к чему идет.
— Да. Травил один и тот же человек. И скорее всего — Вериола. Или под ее руководством.
— она же…
— Аэлена, это первый раз убить сложно, — Рошер смотрел грустною — А потом, когда привыкаешь…
Женщина закрыла лицо руками. Яна подошла к ней, коснулась запястья.
— Ты не виновата.
— Гетанро — мой род! Моя кровь! Что пошло не так, почему в моем роду появилось — это?!
— Ничего. Так иногда бывает — яблоко гниет прямо на дереве и мы не можем понять отчего.
— Это — мое дерево. А если и дальше в роду Авельенов будут гнилые яблоки?!
— Не будет. Так бывает, раз в сто лет в любом роду рождаются подлецы. И у нас такое бывало… — Яна вспомнила про свою тетю. Да что б ты с сестрой не делила, остальные‑то при чем?! — Это… бывает.
— Знаешь, мне от этого не легче.
— Знаю.
Аэлена отняла руки от лица.
— Яна, а если это я виновата?
— что Вериола решила тебе отомстить? Ты. А вот что она начала убивать посторонних людей — уже она. Не терзай себя, Аэла. Это жизнь, а она не делится на разум без остатка.*
* Сущее не делится на разум без остатка. И. В. Гете. Прим. авт.
— Неутешительно.
— А я тебя и не утешаю. Ты чего больше хочешь — найти эту гадину — или подождать, пока она доберется до твоих детей?
— Я ей сама горло порву! — рявкнула Аэлена, мигом забывая про все беды. Яна улыбнулась.
— Так‑то лучше. Итак — рахшар.
— Он редкий? — уточнила Аэлена.
— Нечастый. Скажем так, достать можно, но места знать нужно. — Рошер думал. — Может ли быть так, что это совпадение?
— Нет. Мне кажется, что яд одинаков.
— Яблоки все одинаковы.
— Но можно их по — разному приготовить, — Яна прищелкнула пальцами. — Рахшар можно мелко порубить, дать отстояться и слить сок. Можно настоять его на крепленном вине. Или выварить в масле.
— И здесь?
— Самый простой. Натертый и слитый.
— А как…
— они действуют по — разному. Вот этот вид дает пену в углах рта, но белки глаз остаются чистыми. А если на вине — лопаются сосуды в глазах, этакая сеточка…
— я понял, — кивнул Рошер. — Ладно, примем, как факт.
— и вернемся к ‘наезднику’. Где ему могли дать яд?
Рошер нахмурился. Вздохнул. И признался.
— Только в доме стражи.
— А кто?
— Не знаю! Кто угодно! Тюремщик, например! Тюремщик!?
Яна прищурилась, вспоминая.
— Вообще, он успел перед смертью сказать одно слово. Или не слово… ‘Слив’. А вот что бы это значило?
— А вот что это означает, надо выяснять мне. Завтра пойду узнавать и разбираться, — Рошер был серьезен. — Если у Вериолы есть сообщник из числа стражников, это очень плохо. Очень.
— Да уж чего бы хорошего. Итак. На мне завтра Эмина и стража.
— У меня бордель.
— Я сижу дома и никуда не выхожу. Гарт занимается детьми. Только бы все обошлось!
— Есть еще Диолат, — напомнил Рошер.
— Я к нему не пойду! И не выйду! Видеть его не хочу! — Аэлена вскочила с места.
— А вот тут я подумала, — Яна была серьезна и спокойна. — Ты не хочешь его видеть, но физически тебя к нему тянет?
— Да.
— Скорее всего, он что‑то применяет. У меня Ааша сегодня чихала полдня. А обнаружить не можем, потому что на нем, а не на тебе. С чего ты ему так понадобилась — не знаю, но…
В дверь заскреблись.
— Войдите!
На пороге кабинета показался дворецкий.
— Лара Аэлена, к вам прибыл трайши Диолат. Почтительнейше просит принять его.
— я к нему не пойду!
Чернильница, запущенная сильной рукой художницы, ударилась о стену.
— Аэлена, — нерешительно начал Рошер.
— не могу! Не выдержу!! Довольно!!!
Рошер переглянулся с Яной.
— Яна, ты…
— Да. — и уже к дворецкому. — передайте трайши, что мы будем через пару минут.
— Мы?
— Я и ты. А Аэлена посидит у себя в комнате. Для надежности — под охраной Ааши.
— думаешь, стоит?
— Мне надо, чтобы ты на него сам поглядел.
Рошер кивнул и потащился к зеркалу. Для разговора с высокородным трайши у него был слишком растрепанный вид.
* * *
Аэлена тигрицей металась по комнате.
Что, ну вот что с ней происходит!? Как так получается, что она себе не хозяйка!?
Одно его слово, один взгляд, ласковое прикосновение — и она что угодно готова отдать. Собачонкой бежать на край света!
Почему!?
Аэлена вообще не отличалась излишней эмоциональностью. Вот такая особенность, как художницы. В картины она вкладывала всю душу, весь разум, чувства, сердце, она жила в них — и рисунки получались ярче своей хозяйки. А вот в жизни…
Аэлена была спокойна, что бы не происходило в ее жизни. Важны две вещи — жизнь и здоровье. Твое и твоих родных и близких. Остальное купим, выбросим, починим, заработаем.
Вокруг могут создаваться и рушиться империи, греметь войны и возвращаться листэрр. Если это не касается твоей семьи — пусть провалится в Разлом!
На этом Аэлена и строила всю свою жизнь.
И уверенно шла по жизни.
Нельзя сказать, что она любила мужа до безумия. Нет, он был частью ее мира. Кусочком ее.
Не любовь?
Не безумные и бешеные страсти, от которых чернеет в глазах?
А что сильнее? Кто ответит? Страсть рано или поздно перегорает и не у всех хватает сил вырастить на пепелище хотя бы зеленую траву. А вот так, когда врастаешь друг в друга, притираешься, жить без своей половинки не можешь…
Аэлена точно знала, если Алинар уйдет — она его отпустит. Но если с ним что‑то случится… она сама не знала, что с ней тогда будет.
Умрет?
Нет, у нее дети и ради них она будет жить. Или хотя бы существовать. Но это уже будет не она. Совсем не она…
Муж, дети, любимая и любящая семья.
И ставить это под угрозу ради Диолата!?
Никогда!!!
Это же логично, разумно, да любая женщина сказала бы — не разбивай семью ради смазливой мордашки! Хочешь — так переспи с ним втихорца, а лучше — переболей. И не уходи от мужа, не разрушай уже построенный
