Я в спектакле не принимал участия… я сам — публика.
М е д в е д е в а. Каждый поодиночке тоскует смертно, стыдится всяко… а на людях — пыжится, серьёзное лицо делает… куда уж! А вы поближе друг ко другу, поближе…
В у к о л. Премудрая — довольно! Это меня не касается. А вот что, добрая баба-яга… ведь сын-то у меня в самом деле исчез…
М е д в е д е в а (равнодушно). Куда?
В у к о л. Может быть — в Африку, может — ко всем чертям…
М е д в е д е в а (недоверчиво). Фокусничаете вы с ним, батюшка… Идите-ка чай пить. (Идёт с ним в дом — встречу им Мастаков и Зина.) Слышали — доктор-то? Уехал!
М а с т а к о в. И прекрасно! Нужды в нём ни у кого нет. (Зине.) Мы походим немножко, да?
З и н а. Пожалуйста. Очень душно, и голова кружится.
М а с т а к о в (не зная, о чём говорить). Может, вам нужно принять каких-нибудь капель?
З и н а (улыбаясь). Каких же?
М а с т а к о в. Не знаю. (Вздохнул.) Елена никогда не принимает лекарств. А вот Ольга Владимировна пьёт какие-то капли. Иногда от неё пахнет чем-то оглушающим… вроде эфира. И духи у неё… убийственно крепкие…
З и н а (с интересом). Вам нравится она?
М а с т а к о в. Она? Гм… Д-да… как сказать? Не всегда, я думаю… (С оживлением — но искусственно.) Эх, какая хорошая ночь! Так бы и запел!
З и н а (с упрёком). Что вы? Здесь?
М а с т а к о в. Это действительно… глупо сказал я… Да я и не умею петь… (Стараясь попасть в тон.) Конечно… люди рождаются и умирают… днём и ночью…
З и н а (невольно улыбнулась). Вы так сказали… точно упрекаете их за это.
М а с т а к о в (смущён). Да? Вот видите… чёрт возьми! (Просто.) Это, должно быть, потому, Зина, что я не знаю… как следует говорить, когда в доме покойник… Я столько прочитал ужасов о смерти, все они так плохо написаны, что у меня нет уважения, нет интереса к этой теме… О смерти сказано больше, чем следовало… она стала похожа на актрису, которую перехвалили. Очень однообразная актриса, но — кричат — ах, она гениальна! (Увлекаясь, он берёт Зину под руку.) Конечно, однажды надо будет умереть… в один прекрасный день. Но, милая девушка, до того дня я проживу тысячи прекрасных дней… тысячи — вы понимаете? И каждый день — новые лица, новые движения души, новые цветы и солнце. (Серьёзно.) Знаете ли вы, что солнце каждый день новое? Вы читали что-нибудь о Хорсе, боге солнца, и дочерях его хорсалках, иначе — русалках? Вы любите мифологию?
З и н а. Я её не знаю.
М а с т а к о в. О, это надо знать! Это изумительно красиво… и, как всё детское, — просто, мудро, невыразимо трогательно. Вам это необходимо знать, вы сами такая русалочка… Я иногда смотрю на вас и думаю — как счастлив будет человек, которого вы полюбите… Представляю себя на его месте… это ужасно хорошо и полно самых капризных неожиданностей…
З и н а (смущённо). Послушайте… уместно ли…
(В палисадник входит Ольга с букетом цветов в руках. Она одета в тёмное, стоит за кустами и слушает.)
М а с т а к о в (увлечён). Если бы вы знали — какая это счастливая особенность представлять себя чем хочешь! Королём, трубочистом, паяцем! Живёшь десятками жизней, чувствуешь все радости и печали мужчин и женщин… скучные, тяжёлые думы стариков и милую, радужную путаницу детской души…
З и н а. Это удивительно интересно…
М а с т а к о в. Недалеко отсюда лежит камень-валун… такой старый, серьёзный камень, весь в морщинах… я знаю, что он был когда-то вершиной горы и звёзды были ближе к нему, чем теперь, — он это помнит, и ему скучно… Понимаете? Об этом камне я мог бы рассказать в четырёх строках… только четыре строгие строки! Видите? Так живёшь… Вдруг — полюбишь вас и думаешь о вас целый день… носишь ваш образ в сердце своём, и вы поёте мне такие славные, чудные песни…
З и н а (отнимая у него руку). Что вы говорите? Разве можно говорить со мной об этом… сегодня!
М а с т а к о в (удивлён). Нельзя? (Она быстро идёт прочь от него.) Но… когда же можно… странная девушка!
О л ь г а (выходит, иронически). Вы — поторопились!
М а с т а к о в (тревожно). Ты — снова… Послушай — Елена тоже здесь!
О л ь г а. Вот почему вы не приходите ко мне! Это и есть та работа, которой вы так заняты?
М а с т а к о в (тревожно, тихо). Если вы встретитесь — я не знаю, что буду делать…
О л ь г а (стараясь сохранить спокойствие). Не знаете? Да?
М а с т а к о в. Честное слово…
О л ь г а. Честное слово и — вы?
М а с т а к о в. Когда люди смотрят друг на друга свирепыми глазами мне стыдно, я… я чувствую себя совершенно лишним…
О л ь г а. Вы отдаёте себе отчёт?..
М а с т а к о в. Ах, отчёт! Конечно… я всегда делаю глупости!
О л ь г а. Не притворяйтесь!
М а с т а к о в. Ш-ш! Зачем же кричать?
О л ь г а. Что это такое? Ваш способ обратить в шутку отношение ко мне, да? Вы плохо, вы пошло придумали!
М а с т а к о в. Ах, зачем ты говоришь этим тоном? Что я тебе сделал? Ведь ты — не девушка… и я не могу жениться на тебе немедленно… это смешно! Ей-богу — это смешно!
О л ь г а (тише). Не смейте издеваться надо мной! Я требую объяснений! Я не знаю… это, наконец, жестоко… это — грязно! Послушайте, проповедник добра и красоты, или как вас там зовут…
(Из дома выходит Елена.)
М а с т а к о в (раздражаясь). Я же объясняю вам русским языком…
О л ь г а (видит Елену). А, милостивый государь, теперь я вам сделаю небольшой скандал… вам всё-таки будет неловко…
М а с т а к о в. Что же это будет! Чего вы хотите?
О л ь г а (бросив цветы). Елена Николаевна… позвольте вам напомнить ваши слова… мы обе женщины…
Е л е н а (кутаясь в платок, тихо говорит, подходя ближе). Пожалуйста, уйдёмте отсюда.
О л ь г а. Но вы — умнее меня… вы устроили как-то так, что… я, кажется, с ума схожу!
Е л е н а. Константин, ты плохо выбрал место…
М а с т а к о в (почти грубо). Я ничего не выбирал! И ничего не понимаю! Что требуют от меня? Чтобы я немедленно венчался? «Исайя ликуй»? Ещё раз — «ликуй Исайя»?
О л ь г а. Что за пошлая шутка! Послушайте, он сейчас объяснялся в любви Зине…
М а с т а к о в (удивлён). Я?
О л ь г а. Он носит её образ в сердце своём… говорил он ей…
М а с т а к о в. Послушайте! Что за глупость?
О л ь г а (мечется, взбешена). Это не глупость, это носит другое имя! Авантюризм, распущенность… Мне — стыдно, сознаюсь — я никогда не бывала в таком смешном, дурацком, унизительном положении… о да, сознаюсь!
М а с т а к о в (смотрит на них обеих по очереди). Довольно! Говорите что вам угодно, делайте что хотите, а я — я уеду! Я не позволю тащить меня на верёвке даже и в рай… Ничего дурного я не сделал, и никто не страдает, это я страдаю!
О л ь г а (Елене). Какова наглость?
Е л е н а (спокойно). Не надо сильных слов… они ничего не объясняют.
М а с т а к о в. Вам угодно, против всякой очевидности, считать меня виновным в проступке, который… в котором и вы принимали участие, как я помню… Позвольте! Я осуждён? Очень рад! Я уезжаю, Елена… я иду уложить чемоданы… вы уж доконайте меня в моём отсутствии!
О л ь г а. Что за дикая выходка! Неужели это нормальный человек? Или очень ловкий? Не понимаю!
М а с т а к о в (горячится). Перестаньте болтать! Я уезжаю! Я не могу так жить — у всех на меня какие-то вассальные права… и — при чём тут Зина? Ты же сама, Елена, просила меня развлечь эту вдовую девицу! (Спокойнее и проще.) Если я действительно виноват — я извиняюсь… совершенно искренно, да! Но я скажу, что правда, великая правда сказана о женщинах словами… я забыл эти слова… вы заставите всё забыть! (Он быстро уходит из палисадника. Ольга растерянно смотрит вслед ему. Елена сумрачно задумалась.)
О л ь г а (тихо). Он действительно уедет?
Е л е н а. Не думаю.
(Пауза.)
О л ь г а (подавленно). Вот мы снова друг против друга… Вы действительно поставили меня в смешное положение… ведь это вы, да?
Е л е н а (тихо). Нет, не я…
О л ь г а. Гм… Мне надо уходить… (Елена молчит.) Послушайте, вы так много говорили о женской солидарности и высоких идеях… но — как же вы можете прощать ему это… эти выходки… распущенность эту?
Е л е н а. Прошлый раз я, должно быть, говорила недостаточно ясно и виню себя за это теперь…
О л ь г а (издеваясь). Слышали бы вы, как он говорил Зине о своей любви!
Е л е н а. Завтра он может повторить это другой девушке или вам…
О л ь г а (зло). О, нет! Я-то уж не позволю издеваться под собой!
Е л е н а. Я сказала вам — он как во сне живёт и верит в свои сны…
О л ь г а. Лечите его! Посадите в больницу! Привяжите на цепь!
Е л е н а. Не надо быть грубой! Вы любите его рассказы?
О л ь г а. Теперь они будут напоминать мне… только моё унижение! Вы счастливы слышать это? (Елена молча взглянула на неё.) Странный вы человек… трудно вам поверить! (Задумчиво.) Я считала его таким
