Работа? Сделай так, чтоб работа была мне приятна – я, может быть, буду работать… да! Может быть! Когда труд – удовольствие, жизнь – хороша! Когда труд – обязанность, жизнь – рабство! (Актеру.) Ты, Сарданапал! Идем…
А к т е р. Идем, Навухудоноссор! Напьюсь – как… сорок тысяч пьяниц…
Уходят.
П е п е л (зевая). Что, как жена твоя?
К л е щ. Видно, скоро уж…
П е п е л. Смотрю я на тебя, – зря ты скрипишь.
К л е щ. А что делать?
П е п е л. Ничего…
К л е щ. А как есть буду?
П е п е л. Живут же люди…
К л е щ. Эти? Какие они люди? Рвань, золотая рота… люди! Я – рабочий человек… мне глядеть на них стыдно… я с малых лет работаю… Ты думаешь – я не вырвусь отсюда? Вылезу… кожу сдеру, а вылезу… Вот, погоди… умрет жена… Я здесь полгода прожил… а все равно как шесть лет…
П е п е л. Никто здесь тебя не хуже… напрасно ты говоришь…
К л е щ. Не хуже! Живут без чести, без совести…
П е п е л (равнодушно). А куда они – честь, совесть? На ноги, вместо сапогов, не наденешь ни чести, ни совести… Честь-совесть тем нужна, у кого власть да сила есть…
Б у б н о в (входит). У-у… озяб!
П е п е л. Бубнов! У тебя совесть есть?
П е п е л. Ну да!
Б у б н о в. На что совесть? Я – не богатый…
П е п е л. Вот и я то же говорю: честь-совесть богатым нужна, да! А Клещ ругает нас, нет, говорит, у нас совести…
Б у б н о в. А он что – занять хотел?
П е п е л. У него – своей много…
Б у б н о в. Значит, продает? Ну, здесь этого никто не купит. Вот картонки ломаные я бы купил… да и то в долг…
П е п е л (поучительно). Дурак ты, Андрюшка! Ты бы, насчет совести, Сатина послушал… а то – Барона…
К л е щ. Не о чем мне с ними говорить…
П е п е л. Они – поумнее тебя будут… хоть и пьяницы…
Б у б н о в. А кто пьян да умен – два угодья в нем…
П е п е л. Сатин говорит: всякий человек хочет, чтобы сосед его совесть имел, да никому, видишь, не выгодно иметь-то ее… И это – верно…
Наташа входит. За нею – Лука с палкой в руке, с котомкой за плечами, котелком и чайником у пояса.
Л у к а. Доброго здоровья, народ честной!
П е п е л (приглаживая усы). А-а, Наташа!
Б у б н о в (Луке). Был честной, да позапрошлой весной…
Н а т а ш а. Вот – новый постоялец…
Л у к а. Мне – все равно! Я и жуликов уважаю, по-моему, ни одна блоха – не плоха: все – черненькие, все – прыгают… так-то. Где тут, милая, приспособиться мне?
Н а т а ш а (указывая на дверь в кухню). Туда иди, дедушка…
Л у к а. Спасибо, девушка! Туда, так туда… Старику – где тепло, там и родина…
П е п е л. Какого занятного старичишку-то привели вы, Наташа…
Н а т а ш а. Поинтереснее вас… Андрей! Жена твоя в кухне у нас… ты, погодя, приди за ней.
К л е щ. Ладно… приду…
Н а т а ш а. Ты бы, чай, теперь поласковее с ней обращался… ведь уж недолго…
К л е щ. Знаю…
Н а т а ш а. Знаешь… Мало знать, ты – понимай. Ведь умирать-то страшно…
П е п е л. А я вот – не боюсь…
Н а т а ш а. Как же!.. Храбрость…
Б у б н о в (свистнув). А нитки-то гнилые…
П е п е л. Право – не боюсь! Хоть сейчас – смерть приму! Возьмите вы нож, ударьте против сердца… умру – не охну! Даже – с радостью, потому что – от чистой руки…
Н а т а ш а (уходит). Ну, вы другим уж зубы-то заговаривайте.
Б у б н о в (протяжно). А ниточки-то гнилые…
Н а т а ш а (у двери в сени). Не забудь, Андрей, про жену…
К л е щ. Ладно…
П е п е л. Славная девка!
П е п е л. Чего она со мной… так? Отвергает… Все равно ведь – пропадет здесь…
Б у б н о в. Через тебя пропадет…
П е п е л. Зачем – через меня? Я ее – жалею…
Б у б н о в. Как волк овцу…
П е п е л. Врешь ты! Я очень… жалею ее… Плохо ей тут жить… я вижу…
К л е щ. Погоди, вот Василиса увидит тебя в разговоре с ней…
Б у б н о в. Василиса? Н-да, она своего даром не отдаст… баба – лютая…
П е п е л (ложится на нары). Подите вы к чертям оба… пророки!
К л е щ. Увидишь… погоди!..
Л у к а (в кухне, напевает). Середь но-очи… пу-уть-дорогу не-е видать…
К л е щ (уходя в сени). Ишь, воет… тоже…
П е п е л. А скушно… чего это скушно мне бывает? Живешь-живешь – все хорошо! И вдруг – точно озябнешь: сделается скушно…
Б у б н о в. Скушно? М-м…
П е п е л. Ей-ей!
Л у к а (поет). Эх, и не вида-ать пути-и…
П е п е л. Старик! Эй!
Л у к а (выглядывая из двери). Это я?
П е п е л. Ты. Не пой.
Л у к а (выходит). Не любишь?
П е п е л. Когда хорошо поют – люблю…
Л у к а. А я, значит, не хорошо?
П е п е л. Стало быть…
Л у к а. Ишь ты! А я думал – хорошо пою. Вот всегда так выходит: человек-то думает про себя – хорошо я делаю! Хвать – а люди недовольны…
П е п е л (смеясь). Вот! Верно…
Б у б н о в. Говоришь – скушно, а сам хохочешь.
П е п е л. А тебе что? Ворон…
Л у к а. Это кому – скушно?
П е п е л. Мне вот…
Барон входит.
Л у к а. Ишь ты! А там, в кухне, девица сидит, книгу читает и – плачет! Право! Слезы текут… Я ей говорю: милая, ты чего это, а? А она – жалко! Кого, говорю, жалко? А вот, говорит, в книжке… Вот чем человек занимается, а? Тоже, видно, со скуки…
Б а р о н. Это – дура…
П е п е л. Барон! Чай пил?
Б а р о н. Пил… дальше!
П е п е л. Хочешь – полбутылки поставлю?
Б а р о н. Разумеется… дальше!
П е п е л. Становись на четвереньки, лай собакой!
Б а р о н. Дурак! Ты что – купец? Или – пьян?
П е п е л. Ну, полай! Мне забавно будет… Ты барин… было у тебя время, когда ты нашего брата за человека не считал… и все такое…
Б а р о н. Ну, дальше!
П е п е л. Чего же? А теперь вот я тебя заставлю лаять собакой – ты и будешь… ведь будешь?
Б а р о н. Ну, буду! Болван! Какое тебе от этого может быть удовольствие, если я сам знаю, что стал чуть ли не хуже тебя? Ты бы меня тогда заставлял на четвереньках ходить, когда я был неровня тебе…
Б у б н о в. Верно!
Л у к а. И я скажу – хорошо!..
Б у б н о в. Что было – было, а остались – одни пустяки… Здесь господ нету… все слиняло, один голый человек остался…
Л у к а. Все, значит, равны… А ты, милый, бароном был?
Б а р о н. Это что еще? Ты кто, кикимора?
Л у к а (смеется). Графа видал я и князя видал… а барона – первый раз встречаю, да и то испорченного…
П е п е л (хохочет). Барон! А ты меня сконфузил…
Б а р о н. Пора быть умнее, Василий…
Л у к а. Эхе-хе! Погляжу я на вас, братцы, – житье ваше – о-ой!
Б у б н о в. Такое житье, что как поутру встал, так и за вытье…
Б а р о н. Жили и лучше… да! Я… бывало… проснусь утром и, лежа в постели, кофе пью… кофе! – со сливками… да!
Л у к а. А всё – люди! Как ни притворяйся, как ни вихляйся, а человеком родился, человеком и помрешь… И всё, гляжу я, умнее люди становятся, всё занятнее… и хоть живут – всё хуже, а хотят – всё лучше… упрямые!
Б а р о н. Ты, старик, кто такой?… Откуда ты явился?
Л у к а. Я-то?
Б а р о н. Странник?
Л у к а. Все мы на земле странники… Говорят, – слыхал я, – что и земля-то наша в небе странница.
Б а р о н (строго). Это так, ну, а – паспорт имеешь?
Л у к а (не сразу). А ты кто, – сыщик?
П е п е л (радостно). Ловко, старик! Что, Бароша, и тебе попало?
Б у б н о в. Н-да, получил барин…
Б а р о н (сконфуженный). Ну, чего там? Я ведь… шучу, старик! У меня, брат, у самого бумаг нет…
Б у б н о в. Врешь!
Б а р о н. То есть… я имею бумаги… но – они никуда не годятся…
Л у к а. Они, бумажки-то, все такие… все никуда не годятся.
П е п е л. Барон! Идем в трактир…
Б а р о н. Готов! Ну, прощай, старик… Шельма ты!
П е п е л (у двери в сени). Ну, идем, что ли! (Уходит.)
Барон быстро идет за ним.
Л у к а. В самом деле, человек-то бароном был?
Б у б н о в. Кто его знает? Барин, это верно… Он и теперь – нет-нет, да вдруг и покажет барина из себя. Не отвык, видно, еще.
Л у к а. Оно, пожалуй, барство-то – как оспа… и выздоровеет человек, а знаки-то остаются…
Б у б н о в. Он ничего все-таки… Только так иногда брыкнется… вроде как насчет твоего паспорта…
А л е ш к а (входит выпивши, с
