постоялкой заводишь… ты всегда надута… а я… а мы с матерью жмемся в углу….
Акулина Ивановна (врываясь в комнату, жалобно кричит). Голубчики! Да я ведь… родной ты мой! Разве я говорю что? Да я и в углу!.. и в углу, в хлеву! Только не ругайтесь вы! Не грызите друг друга… милые!
Бессемёнов (одной рукой привлекая ее, а другой отталкивая). Пошла прочь, старуха! Не нужна ты им. Оба мы не нужны! Они – умные!.. Мы – чужие для них…
Татьяна (стонет). Какая мука! Какая… мука!..
Петр (бледный, с отчаянием). Пойми, отец… ведь глупо это! Глупо! Вдруг, ни с того ни с сего…
Бессемёнов. Вдруг? Врешь! Не вдруг… годами нарывало у меня в сердце!..
Акулина Ивановна. Петя, уступи! Не спорь!.. Таня… пожалейте отца!
Бессемёнов. Глупо? Дурак ты! Страшно… а не глупо! Вдруг… жили отец и дети… вдруг – две правды… звери вы!
Татьяна. Петр, уйди! Успокойся, отец… ну, прошу…
Бессемёнов. Безжалостные! Стеснили нас… Чем гордитесь? Что сделали? А мы – жили! Работалистроили дома… для вас… грешили… может быть, много грешили – для вас!
Петр (кричит). Просил я тебя, чтоб ты… все это делал?
Татьяна. Ступай вон, Петр! Я не могу, я ухожу… (В изнеможении опускается на стул.)
Бессемёнов. А! бежите… от правды, как черти от ладана… Зазрила совесть!
Нил (широко распахнув дверь из сеней, останавливается на пороге. Он – с работы. Лицо у него черное, закопченное дымом, измазанное сажей, руки тоже грязные. Он в короткой куртке, промасленной до блеска, подпоясан ремнем, в высоких грязных сапогах по колено. Протягивая руку, он говорит). Дайте поскорее двугривенный, извозчику заплатить! (Его неожиданное появление и вдруг раздавшийся спокойный голос сразу прекращают шум в комнате, и несколько секунд все молчат, неподвижно глядя на него. Он замечает впечатление и, сразу сообразив в чем дело, с улыбкой сожаления говорит.) Н-ну-у! Опять баталия!
Бессемёнов (грубо кричит). Ты, нехристь! Куда пришел!
Нил. А? Куда?
Бессемёнов. В шапке! Шапку…
Акулина Ивановна. Что, в самом деле? Грязный лезешь прямо в горницы… ишь ты!
Нил. Да вы двугривенный-то дайте!
Петр (дает ему деньги и вполголоса говорит). Иди сюда скорее…
Нил (с улыбкой). На помощь? Трудно приходится! Сейчас!
Бессемёнов. Ишь! Вот он!.. Тоже – всё с рывка, с наскоку… Тоже нахватался где-то… чего-то… Уважения нет ни к чему на свете…
Акулина Ивановна (подделываясь под тон мужа). И впрямь… Сорванец какой! Таня, ты поди… поди в кухню… в кухню! скажи Степаниде – обедать…
(Татьяна уходит.)
Бессемёнов (угрюмо улыбаясь). Ну, а Петра куда пошлешь? Э-эх ты! Глупая старуха! Глупая ты… Пойми, я не зверь какой! Я от души… от страха за них… от боли душевной кричу… а не от злости. Чего же ты их разгоняешь от меня?
Акулина Ивановна. Да я ведь знаю… голубчик мой! Я знаю все… да жалко их! Мы старые с тобой… мы – таковские! Куда нас? Господи! На что нас? А им – жить! Они, милые, горя-то от чужих много увидят…
Петр. Отец, ты, право, напрасно… волнуешься… Ты вообразил что-то…
Бессемёнов. Боюсь я! Время такое… страшное время! Все ломается, трещит… волнуется жизнь!.. За тебя боюсь… Вдруг что-нибудь… кто нас поддержит в старости? Ты – опора нам… Вон Нил-то… вишь какой? И этот… птица эта, Тетерев… тоже! Ты сторонись их! Они… не любят нас! Гляди!
Петр. Э, полно! Ничего со мной не будет… Вот, подожду еще немного… потом подам прошение…
Акулина Ивановна. Подай-ка ты, Петя, поскорее, успокой отца…
Бессемёнов. Я в тебя, Петр, верю, когда ты вот так говоришь… рассудительно, серьезно… Верю, что ты жизнь проживешь не хуже меня… Ну, а иной раз…
Петр. Ну, давай, оставим это! Будет… Подумай, как часто у нас бывают такие сцены!
Акулина Ивановна. Голубчики вы мои!
Бессемёнов. Вот еще Татьяна… эх! Бросить бы ей это училище… Что оно для нее? Одно утомление…
Акулина Ивановна. Ох, надо!
Нил (входит раздетый, в синей блузе, но еще неумытый). Обедать скоро будем, а?
(Петр, при виде Нила, быстро выходит в сени.)
Бессемёнов. Рожу-то умыл бы сначала, а потом об еде спрашивал.
Нил. Ну, рожа у меня не велика, вымою живо, а вот есть я хочу, как волк! Дождь, ветер, холодище, паровоз старый, скверный… измаялся я в эту ночь – прямо сил нет! Заставить бы начальника тяги прокатиться в такую погодку, да на этаком паровозе…
Бессемёнов. Болтай больше! Что-то, я смотрю, ты про начальников-то легко говорить стал… смотри, худа не было бы!
Нил. Начальникам худо не будет…
Акулина Ивановна. Отец не про них говорит, а про тебя.
Нил. Ага, про меня…
Бессемёнов. Да, про тебя!
Нил. Ага!..
Бессемёнов. Ты не гакай, а слушай…
Нил. Я слушаю…
Бессемёнов. Зазнаваться ты стал…
Нил. Давно?
Бессемёнов. Ты таким языком со мной не смей говорить!
Нил. А у меня один язык (высовывая язык, показывает), и я со всеми им говорю…
Акулина Ивановна (всплескивая руками). Ах ты, бесстыдник! Кому ты язык показываешь?
Бессемёнов. Погоди, мать, постой! (Акулина Ивановна, укоризненно покачивая головою, уходит.) Ты… умник! Я хочу с тобой говорить…
Нил. После обеда?
Бессемёнов. Сейчас!
Нил. Лучше бы после обеда! Право, я голоден, устал, продрог… сделайте одолжение, отложите разговор! И потом, – что вы можете мне сказать? Ругаться ведь будете… а мне ругаться с вами неприятно… лучше бы вы… того… сказали бы прямо, что терпеть меня не можете… и чтоб я…
Бессемёнов. Ну, чёрт с тобой! (Уходит в свою комнату и плотно, крепко прикрывает дверь за собою.)
Нил (ворчит). И отлично! Лучше чёрт, чем ты…
(Напевая себе под нос, ходит по комнате. Татьяна входит.) Опять лаялись?
Татьяна. Ты не можешь себе представить…
Нил. Ну! превосходно представляю… Разыгрывали драматическую сцену из бесконечной комедии, под названием «Ни туда, ни сюда»…
Татьяна. Тебе хорошо говорить так! Ты умеешь стоять в стороне…
Нил. Я умею оттолкнуть от себя в сторону всю эту канитель. И скоро – оттолкну решительно, навсегда… Переведусь в монтеры, в депо… надоело мне ездить по ночам с товарными поездами! Еще если б с пассажирскими! С курьерским, например, – фьить! Режь воздух! Мчись на всех парах! А тут – ползешь с кочегаром… скука! Я люблю быть на людях…
Татьяна. От нас ты однако бегаешь…
Нил. Да… прости за правду! – убежишь ведь! Я жить люблю, люблю шум, работу, веселых, простых людей! А вы разве живете? Так как-то слоняетесь около жизни и по неизвестной причине стонете да жалуетесь… на кого, почему, для чего? Непонятно.
Татьяна. Ты не понимаешь?
Нил. То-то нет! Когда человеку лежать на одном боку неудобно – он перевертывается на другой, а когда ему жить неудобно – он только жалуется… А ты сделай усилие, – перевернись!
Татьяна. Ты знаешь – один философ сказал, что только глупому жизнь кажется простой!
Нил. Философы в глупостях, должно быть, знают толк. Но я ведь умником себя не считаю… Я просто нахожу, что с вами жить почему-то невыносимо скучно. Думаю, потому что очень уж вы любите на все и вся жаловаться. Зачем жаловаться? Кто вам поможет? Никто не поможет… И некому, и… не стоит…
Татьяна. Откуда в тебе эта черствость, Нил?
Нил. А это – черствость?
Татьяна. Жестокость… Я думаю, что ты заразился ею от Тетерева, который ненавидит за что-то всех людей.
Нил. Ну, не всех… (Усмехаясь.) Тебе этот Тетерев не кажется похожим на топор?
Нил. Обыкновенный, железный топор на деревянном топорище…
Татьяна. Нет, не шути! Не надо… Знаешь… с тобой приятно говорить… ты такой свежий… Но только вот… невнимателен ты…
Нил. К чему?
Татьяна. К людям… Ко мне, например…
Нил. Мм… наверно, не ко всем.
Татьяна. Ко мне…
Нил. К тебе? Н-да… (Оба молчат. Нил рассматривает свои сапоги. Татьяна смотрит на него с ожиданием чего-то.) Видишь ли… Я к тебе… то есть я тебя…
(Татьяна делает движение к нему, Нил, ничего не замечая.) Очень уважаю… и люблю. Только мне не нравится – зачем ты учительница? Дело это тебе не по душе, утомляет, раздражает тебя. А дело – огромное! Ребятишки – ведь это люди в будущем… Их надо уметь ценить, надо любить. Всякое дело надо любить, чтобы хорошо его делать. Знаешь – я ужасно люблю ковать. Пред тобой красная, бесформенная масса, злая, жгучая… Бить по ней молотом – наслаждение! Она плюет в тебя шипящими, огненными плевками, хочет выжечь тебе глаза, ослепить, отшвырнуть от себя. Она живая, упругая… И вот ты сильными ударами с плеча делаешь из нее все, что тебе нужно…
Татьяна. Для этого нужно быть сильным…
Нил. И ловким…
Татьяна. Послушай, Нил… Тебе иногда не жалко…
Нил. Кого?
Елена (входит). У вас обедали? Нет? Идемте ко мне, пожалуйста! Какой пирог я испекла! Где прокурор? Прекрасный пирог!
Нил (подходя к Елене). Я иду! О, я съем весь прекрасный пирог! Я умираю с голода, меня нарочно не кормят! На меня рассердились здесь за что-то…
Елена. За язык, наверное… Таня, идем!
Татьяна. Я только скажу маме… (Уходит.)
Нил. Откуда вы знаете, что я показал отцу язык?
Елена. Что-о? Я ничего не знаю! Что такое?
Нил. Ну, я и не скажу… Лучше вы расскажите мне о прекрасном пироге.
Елена. Я узнаю! А о пироге… знаете, меня научил печь пироги один арестант, осужденный за убийство. Муж позволял ему помогать на кухне. Он был такой жалкенький, худенький…
Нил. Муж?
Елена. Милостивый государь! Мой муж был двенадцати вершков роста…
Нил. Он был так низок?
Елена. Молчать! И имел вот такие усы (показывает пальцами, какие усы) длиною по три вершка…
Нил. Первый раз слышу о человеке, достоинства которого измеряются вершками!
Елена. Увы! У него не было никаких достоинств, кроме усов!
Нил. Это грустно! Продолжайте о пироге…
Елена. Он, этот арестант, был повар… и убил свою жену… Но мне он очень нравился. Он ведь убил ее как-то так…
Нил. Между прочим… понимаю!
Елена. Убирайтесь! Не хочу с вами говорить. (Татьяна, появляясь в двери, смотрит на них. Из другой двери выходит Петр.) Прокурор! Ко мне… есть пирог!..
Петр. С удовольствием!
Нил. Его сегодня папенька пробрал за непочтение…
Петр. Ну, перестань…
Нил. И я удивляюсь – как решается он идти к вам без спроса?
Петр (глядя на дверь в комнату стариков, беспокойно). Идти, так идемте!
Татьяна. Идите, я сейчас приду…
(Нил, Петр и Елена уходят. Татьяна идет в свою комнату, но в это время из комнаты стариков раздается голос Акулины Ивановны.)
Акулина Ивановна. Таня!
Татьяна (останавливается, нетерпеливо поводя плечами). Что?
Акулина Ивановна (в двери). Подь-ка сюда! (Почти шепотом.) Что, Петруша-то опять к той пошел?
Татьяна. Да… и я иду…
Акулина Ивановна. Ах ты горе наше горькое, а? Завертит она, егоза, Петю! Уж я чувствую!.. Ты бы хоть поговорила ему. Поговорила бы: братец, мол, отстранись! Не пара, мол, она тебе… сказала бы ты ему! Ведь у ней и денег-то всего-навсего три тыщи, да мужнина пенсия… я знаю!
Татьяна. Мамаша, оставьте это! Елена
