начальства!
И ежели их благородия находили, что волнение усмиримо посредством окончательного выбития зубов, то немедля прибегали к этому средству, если же видели, что это не может создать гармонии отношений, то обольстительно добивались толку:
Чего ж вы хотите?
Землицы бы…
Некоторые в свирепости своего непонимания интересов государства шли дальше и клянчили:
Леформов бы каких-нибудь, чтобы, значит, зубья, ребры и внутренности наши считать вроде как бы нашей собственностью и зря не трогать!
Тут их благородия и начинали усовещевать:
Эх, братцы! К чему эти мечты? «Не о хлебе едином» — сказано, и еще сказано: «За битого двух небитых дают»!
А они согласны?
Кто?
Небитые-то?
Господи! Конечно! К нам в третьем году, после Успенья, англичане просились — вот как! Сошлите — просят — весь ваш народ в Сибирь, а нас на его место посадите, мы, говорят, вам подати аккуратно платить будем, и водку станем пить по двенадцать ведер в год на брата, и вообще… Нет, говорим, зачем же? У нас свой народ хорош, смирный, послушный, мы и с ним обойдемся… Вот что, ребята, вам бы лучше, чем волноваться зря, пойти бы, да жидов потрепать, а? К чему они?
Коренное население подумает, подумает, видит — нельзя ждать никакого толка, кроме предначертанного начальством, и решается.
Ну, ин, айдати, робя, благословясь…
Разворотят домов полсотни, перебьют несколько еврейского народу и, устав в трудах, успокоятся в желаниях , а порядок торжествует!…
Кроме их благородий, коренного населения и евреев, для отвода волнений и угашения страстей, существовали в оном государстве добрые люди, и после каждого погрома, собравшись всем своим числом — шестнадцать человек, заявляли миру письменный протест:
«Хотя евреи суть тоже русские подданные, но мы убеждены, что совершенно истреблять их не следует, и сим — со всех точек зрения — выражаем наше порицание неумеренному уничтожению живых людей. Гуманистов. Фитоедов. Иванов. Кусайгубин. Торопыгин. Крикуновский. Осип Троеухов. Грохало. Фигофобов. Кирилл Мефодиев. Словотеков. Капитолина Колымская. Подполковник в отставке Непейпиво. Пр. пов. Нарым. Хлопотунский. Притулихин. Гриша Будущев, семи лет мальчик».
И так после каждого погрома, с той лишь разницей, что Гришин возраст изменялся, да за Нарыма — по случаю неожиданного выезда его в одноименный город — Колымская подписывалась.
Иногда на эти протесты отзывалась провинция:
«Сочувствую и присоединяюсь» — телеграфировал из Дремова Раздергаев, Заторканный из Мямлина тоже присоединялся, а из Окурова — «Самогрызлов и др.», причем для всех было ясно, что «др.» — он выдумал для пущей угрожаемости, ибо в Окурове никаких «др.» не было.
Евреи, читая протесты, еще пуще плачут, и вот, однажды, один из них, человек очень хитрый — предложил:
Вы знаете что? Нет? Ну, так давайте перед будущим погромом и спрячем всю бумагу, и все перья, и все чернила и посмотрим, — что они будут делать тогда эти шестнадцать и с Гришем?
Народ дружный — сказано-сделано: скупили всю бумагу, все перья и спрятали, а чернила в Черное море вылили и … сидят, дожидаются.
Ну, долго ждать не пришлось: разрешение получено, погром произведен, лежат евреи в больницах, а гуманисты бегают по Петербургу, ищут бумаги, перьев — нет бумаги, нет перьев, нигде, кроме как в канцеляриях их благородий, а оттуда не дают!
Ишь вы! — говорят. — Знаем мы, для каких целей вам это надобно! Нет вы обойдетесь без этого!
Хлопотунский умоляет:
— Да как же?
Ну уж, — говорят, — достаточно мы вас протестам обучали, сами догадайтесь..
Гриша, — ему уже сорок три года минуло, — плачет:
Хосю плотестовать!
А не на чем!
Фигофобов мрачно догодался:
На заборе бы, что ли?
А в Питере заборов нет, одни решетки.
Однако, побежали на окраину, куда-то на бойни, нашли старенький заборчик, и только что Гуманистов первую букву мелом вывел, вдруг, яко бы с небес спустясь, подходит городовой и стал увещевать:
— Это что же будет? За эдакое надписание мальчишек шугают, а вы солидные, будто, господа — ай-яй-яй!
Конечно, он их не понял, думая, что они — литераторы из тех, которые под 1001 статью пишут, а они сконфузились и разошлись — в прямом смысле — по домам.
Так один погром и остался не опротестован, а гуманисты — без удовольствия.
Справедливо говорят люди, понимающие психологию рас: хитрый народ евреи!
__________
Бессмысленно, стыдно, вредно для нас угнетать народ, который дал миру величайших пророков правды и справедливости и который по сей день одаряет мир людьми великого таланта и ума.
Пора нам выступить на защиту евреев со всей слой, какую мы способны развить, пора оказать им полную и всемерную справдливость.
