от Тетерева, который ненавидит за что-то всех людей.
НИЛ. Ну, не всех… (Усмехаясь.) Тебе этот Тетерев не кажется похожим на топор?
НИЛ. Обыкновенный, железный топор на деревянном топорище…
ТАТЬЯНА. Нет, не шути! Не надо… Знаешь… с тобой приятно говорить… ты такой свежий… Но только вот… невнимателен ты…
НИЛ. К чему?
ТАТЬЯНА. К людям… Ко мне, например…
НИЛ. Мм… наверно, не ко всем.
ТАТЬЯНА. Ко мне…
НИЛ. К тебе? Н-да…
Оба молчат. Нил рассматривает свои сапоги. Татьяна смотрит на него с ожиданием чего-то.
Видишь ли… Я к тебе… то есть я тебя…
Татьяна делает движение к нему, Нил, ничего не замечая.
Очень уважаю… и люблю. Только мне не нравится – зачем ты учительница? Дело это тебе не по душе, утомляет, раздражает тебя. А дело – огромное! Ребятишки – ведь это люди в будущем… Их надо уметь ценить, надо любить. Всякое дело надо любить, чтобы хорошо его делать. Знаешь – я ужасно люблю ковать. Пред тобой красная, бесформенная масса, злая, жгучая… Бить по ней молотом – наслаждение! Она плюет в тебя шипящими, огненными плевками, хочет выжечь тебе глаза, ослепить, отшвырнуть от себя. Она живая, упругая… И вот ты сильными ударами с плеча делаешь из нее все, что тебе нужно…
ТАТЬЯНА. Для этого нужно быть сильным…
НИЛ. И ловким…
ТАТЬЯНА. Послушай, Нил… Тебе иногда не жалко…
НИЛ. Кого?
ЕЛЕНА (входит). У вас обедали? Нет? Идемте ко мне, пожалуйста! Какой пирог я испекла! Где прокурор? Прекрасный пирог!
НИЛ (подходя к Елене). Я иду! О, я съем весь прекрасный пирог! Я умираю с голода, меня нарочно не кормят! На меня рассердились здесь за что-то…
ЕЛЕНА. За язык, наверное… Таня, идем!
ТАТЬЯНА. Я только скажу маме… (Уходит.)
НИЛ. Откуда вы знаете, что я показал отцу язык?
ЕЛЕНА. Что-о? Я ничего не знаю! Что такое?
НИЛ. Ну, я и не скажу… Лучше вы расскажите мне о прекрасном пироге.
ЕЛЕНА. Я узнаю! А о пироге… знаете, меня научил печь пироги один арестант, осужденный за убийство. Муж позволял ему помогать на кухне. Он был такой жалкенький, худенький…
НИЛ. Муж?
ЕЛЕНА. Милостивый государь! Мой муж был двенадцати вершков роста…
НИЛ. Он был так низок?
ЕЛЕНА. Молчать! И имел вот такие усы (показывает пальцами, какие усы) длиною по три вершка…
НИЛ. Первый раз слышу о человеке, достоинства которого измеряются вершками!
ЕЛЕНА. Увы! У него не было никаких достоинств, кроме усов!
НИЛ. Это грустно! Продолжайте о пироге…
ЕЛЕНА. Он, этот арестант, был повар… и убил свою жену… Но мне он очень нравился. Он ведь убил ее как-то так…
НИЛ. Между прочим… понимаю!
ЕЛЕНА. Убирайтесь! Не хочу с вами говорить.
Татьяна, появляясь в двери, смотрит на них. Из другой двери выходит Петр.
Прокурор! Ко мне… есть пирог!..
ПЕТР. С удовольствием!
НИЛ. Его сегодня папенька пробрал за непочтение…
ПЕТР. Ну, перестань…
НИЛ. И я удивляюсь – как решается он идти к вам без спроса?
ПЕТР (глядя на дверь в комнату стариков, беспокойно). Идти, так идемте!
ТАТЬЯНА. Идите, я сейчас приду…
Нил, Петр и Елена уходят. Татьяна идет в свою комнату, но в это время из комнаты стариков раздается голос Акулины Ивановны.
АКУЛИНА ИВАНОВНА. Таня!
ТАТЬЯНА (останавливается, нетерпеливо поводя плечами). Что?
АКУЛИНА ИВАНОВНА (в двери). Подь-ка сюда! (Почти шепотом.) Что, Петруша-то опять к той пошел?
ТАТЬЯНА. Да… и я иду…
АКУЛИНА ИВАНОВНА. Ах ты горе наше горькое, а? Завертит она, егоза, Петю! Уж я чувствую!.. Ты бы хоть поговорила ему. Поговорила бы: братец, мол, отстранись! Не пара, мол, она тебе… сказала бы ты ему! Ведь у ней и денег-то всего-навсего три тыщи, да мужнина пенсия… я знаю!
ТАТЬЯНА. Мамаша, оставьте это! Елена совсем не обращает внимания на Петра…
АКУЛИНА ИВАНОВНА. Нарочно это! Нарочно! Она, шельма, разжигает его… Показывает только видимость такую, что-де ты мне не интересен… а сама следит за ним, как кошка за чижом…
ТАТЬЯНА. Ах!.. да что мне! Мне-то что? Говорите сами… оставьте меня! Поймите, – я устала!
АКУЛИНА ИВАНОВНА. Да ты не сейчас поговори с ним… Ты поди, ляг, отдохни…
ТАТЬЯНА (почти кричит) Мне негде отдохнуть! Я навсегда устала… навсегда! Понимаете? На всю жизнь… от вас устала… от всего! (Быстро уходит в сени.)
Акулина Ивановна делает движение к дочери, как бы желая остановить ее, но, всплеснув руками, остается на месте, недоумело раскрыв рот.
БЕССЕМЁНОВ (выглядывая из двери). Опять схватка?
АКУЛИНА ИВАНОВНА (встрепенувшись). Нет, ничего… это так…
БЕССЕМЁНОВ. Что так? Надерзила она тебе?
АКУЛИНА ИВАНОВНА (торопливо). Нет, ничего, что ты это? Я ей говорю… обедать, мол, пора! А она говорит – не хочу! Я говорю – как не хочешь? А она…
БЕССЕМЁНОВ. Завралась ты, мать!
АКУЛИНА ИВАНОВНА. Правое слово!
БЕССЕМЁНОВ. И сколько ты, ради их, врешь предо мной! Взгляни-ка мне в глаза-то… Не можешь… эх ты!
Акулина Ивановна стоит пред мужем, понуря голову, молча. Он тоже молчит, задумчиво поглаживая бороду. Потом, вздохнув, говорит.
Нет, зря все-таки разгородились мы от них образованием-то…
АКУЛИНА ИВАНОВНА (тихо). Полно, отец! Теперь и простые-то люди тоже не лучше…
БЕССЕМЁНОВ. Никогда не надо детям давать больше того, сколько сам имеешь… И всего мне тяжелее, что не вижу я в них… никакого характера… ничего эдакого… крепкого… Ведь в каждом человеке должно быть что-нибудь свое… а они какие-то… ровно бы без лиц! Вот Нил… он дерзок… он – разбойник. Но – человек с лицом! Опасный… но его можно понять… Э-эхе-хе!.. Я вот, в молодости, церковное пение любил… грибы собирать любил… А что Петр любит?
АКУЛИНА ИВАНОВНА (робко, со вздохом). К постоялке ушел…
БЕССЕМЁНОВ. Ну вот!.. Погоди же! – Я ее… ущемлю!
Входит Тетерев, заспанный и мрачный более, чем всегда. В руке – бутылка водки и рюмка.
Терентий Хрисанфович! Опять разрешил?
ТЕТЕРЕВ. Вчера, после всенощной…
БЕССЕМЁНОВ. С чего это?..
ТЕТЕРЕВ. Без причины. Обедать скоро?
АКУЛИНА ИВАНОВНА. Сейчас накрою… (Начинает хлопотать.)
БЕССЕМЁНОВ. Эхма, Терентий Хрисанфович, умный ты человек… а вот губит тебя водочка!..
ТЕТЕРЕВ. Почтенный мещанин, – ты врешь! Меня губит не водка, а сила моя… Избыток силы – вот моя гибель…
БЕССЕМЁНОВ. Ну, сила лишней не бывает…
ТЕТЕРЕВ. Опять врешь! Теперь сила – не нужна. Нужна ловкость, хитрость… нужна змеиная гибкость. (Засучивая рукав, показывает кулак.) Гляди, – если я этой штукой ударю по столу, – разобью его вдребезги. С такими руками – нечего делать в жизни. Я могу колоть дрова, но мне трудно и смешно писать, например… Мне некуда девать силы. Я могу найти себе место по способностям только в балагане, на ярмарке, где мог бы рвать железные цепи, поднимать гири… и прочее. Но я учился… И хорошо учился… за что и был изгнан из семинарии. Я учился и не хочу жить напоказ, не хочу, чтоб ты, придя в балаган, любовался мною со спокойным удовольствием. Я желаю, чтобы все смотрели на меня с беспокойным неудовольствием…
БЕССЕМЁНОВ. Злой ты…
ТЕТЕРЕВ. Скоты такой величины, как я, не бывают злыми, – ты не знаешь зоологии. Природа – хитра. Ибо, если к силе моей прибавить злобу, – куда бежишь ты от меня?
БЕССЕМЁНОВ. Мне бежать некуда… я в своем доме.
АКУЛИНА ИВАНОВНА. Ты бы молчал, отец.
ТЕТЕРЕВ. Верно! Ты в своем доме. Вся жизнь – твой дом, твое строение. И оттого – мне негде жить, мещанин!
БЕССЕМЁНОВ. Живешь ты зря… ни к чему. Но ежели бы захотел…
ТЕТЕРЕВ. Не хочу захотеть, ибо – противно мне. Мне благороднее пьянствовать и погибать, чем жить и работать на тебя и подобных тебе. Можешь ли ты, мещанин, представить себе меня трезвым, прилично одетым и говорящим с тобою рабьим языком слуги твоего? Нет, не можешь…
Поля входит и при виде Тетерева пятится назад. Он, заметив ее, широко улыбается и, кивая головой, говорит, протягивая ей руку.
Здравствуйте и не бойтесь… Я ничего не скажу вам больше… ибо все знаю!
ПОЛЯ (смущенно). Что?.. ничего вы не можете знать…
АКУЛИНА ИВАНОВНА. А, пришла! Ну-ка, иди-ка, скажи Степаниде, чтобы щи несла…
БЕССЕМЁНОВ. Пора… (К Тетереву.) Люблю я слушать, как ты рассуждаешь… Особенно про себя самого хорошо выходит у тебя. Так вот – глядишь на тебя, страшен ты! А начнешь ты мысли-то свои высказывать, я и чувствую твою слабость… (Довольно и тихо смеется.)
ТЕТЕРЕВ. И ты нравишься мне. Ибо ты в меру – умен и в меру – глуп; в меру – добр и в меру – зол; в меру честен и подл, труслив и храбр… ты образцовый мещанин! Ты законченно воплотил в себе пошлость… ту силу, которая побеждает даже героев и живет, живет и торжествует… давай, выпьем перед щами, почтенный крот!
БЕССЕМЁНОВ. Принесут – выпьем. Но, между прочим, зачем ты ругаешься?.. Без причины не надо обижать людей… Надо рассуждать кротко, складно, чтобы слушать тебя было занятно… а если ты будешь людей задевать словами – никто не услышит тебя, а кто услышит – дурак будет!
НИЛ (входя). Поля пришла?
ТЕТЕРЕВ (ухмыляясь). Пришла…
АКУЛИНА ИВАНОВНА. А тебе ее на что?
НИЛ (не отвечая ей. Тетереву). Эге-э! Разрешил? Опять? Часто же начал ты…
ТЕТЕРЕВ. Лучше пить водку, чем кровь людей… тем паче, что кровь теперешних людей – жидка, скверна и безвкусна… Здоровой, вкусной крови осталось мало, – всю высосали…
Поля и Степанида. Степанида несет миску. Поля – тарелку с мясом.
НИЛ (подходя к ней). Здравствуй! Готов ответ?
ПОЛЯ (вполголоса). Не сейчас же… при всех…
НИЛ. Вот важность! Чего бояться?
БЕССЕМЁНОВ. Кому?
НИЛ. Мне… и вот ей…
АКУЛИНА ИВАНОВНА. Что такое?
БЕССЕМЁНОВ. Не понимаю…
ТЕТЕРЕВ (усмехаясь). А я – понимаю… (Наливает водки и пьет.)
БЕССЕМЁНОВ. В чем дело? Ты чего, Пелагея?
ПОЛЯ (смущенная, тихо). Ничего…
НИЛ (усаживаясь за стол). Секрет… Тайна!
БЕССЕМЁНОВ. А коли тайна – говорите где-нибудь в углу, а не при людях. То есть, это, я скажу, насмешка какая-то… хоть беги из дома! Какие-то знаки, недомолвки, заговоры… А ты сиди дураком и хлопай глазами… Я тебя, Нил, спрашиваю, кто я тебе?
АКУЛИНА ИВАНОВНА. Уж что это, Нил, право…
НИЛ (спокойно). Вы мне приемный отец… Но сердиться и поднимать истории не следует… Ничего особенного не случилось…
ПОЛЯ (вставая со стула, на который только что села). Нил…
Васильевич сделал… сказал мне… вчера вечером… спросил…
БЕССЕМЁНОВ. Что спросил?.. Ну?
НИЛ (спокойно). Вы не пугайте ее… Я спросил ее – не хочет ли она выйти за меня замуж…
Бессемёнов удивленно смотрит на него и Полю, держа в воздухе ложку. Акулина Ивановна тоже замерла на месте. Тетерев смотрит пред собой, тяжело моргая глазами. Кисть его руки, лежащей на колене, вздрагивает. Поля низко наклонила голову.
(Продолжает). А она сказала, что ответит мне сегодня… Ну, вот и все…
ТЕТЕРЕВ (махая рукой). И очень… просто… и больше ничего…
БЕССЕМЁНОВ. Та-ак… Действительно… очень просто! (С горечью.) И модно… по-новому! Впрочем – что уж тут!
АКУЛИНА ИВАНОВНА. Нехристь ты, нехристь! Отчаянная ты голова!.. Чай бы, с нами первоначально поговорить надо…
НИЛ (с досадой). Вот дернуло меня за язык!
