Ты, сделав меня бесстыдной, думаешь испугать меня? Чем же? Тем, что расскажешь об этом людям. А какое мне дело до людей? Ты, такой ничтожный, ничего не можешь сделать… Не всякий подлец вреден, иной только жалок… Ступай вон!
Якорев (слушает её сначала со злой усмешкой, но слова её звучат всё тише и крепче, они пугают его, наконец он говорит, смущённо пожимая плечами). Вы однако… вы забыли, что первая начали дело…
Вера (спокойно). Ступай вон, я говорю!
Якорев (огорчённо). Если бы я знал, что вы такая…
Вера. То… что?
Якорев (соображая). Не связывался бы… Вы, в сущности, обманули меня… Повредить мне для вас не легко, я это понимаю. Отец и брат — оба в полиции… да если ещё муж… конечно, меня загрызут… Я готов дать вам честное слово…
(Он быстро уходит. Софья бежит, Вера бросается встречу ей.)
Софья (испуганно). Что ты кричишь? Он был груб с тобой?
Вера (задыхаясь от возбуждения). Он вёл себя, как рыцарь, мама! Я сказала ему: дорогой мой, я тебя люблю…
Софья. Ты говорила — не любишь…
Вера. Подожди, мама!.. На пути нашем к счастью сказала я, неодолимые препятствия… Я всё уничтожу или умру, ответил подлец… то есть — герой, мама́. Мы говорили долго, красиво, и оба плакали от восторга друг перед другом, две чистые, две пылкие души.
Звёзды ясные, звёзды прекрасные
Нашептали цветам сказки чудные…
и обманули одну маленькую девочку… Но, говоря о любви, мама, он употребляет слишком много вводных предложений… это всегда противно, и я сказала ему уйди прочь!
Софья. Родная моя, дитя моё…
Вера. Нет, я закричала, потому что мне сделалось больно, нестерпимо больно! Моя милая мама как это всё случилось? Ведь я шутила, играла, — скажи мне, разве нельзя шутить, нельзя верить в хорошее?
Софья. Что я тебе скажу?
Вера (помолчав, серьёзно). Я никогда не решусь иметь детей, это страшно!.. Я тоже не понимаю ничего не понимаю и не могла бы сказать им ничего…
(В столовой голоса Надежды и Александра.)
Вера. Брат и сестра идут… спрячь меня! Они меня тоже искали? Не пускай их ко мне… не нужно!
(Софья уводит её через дверь в углу.)
Вера (на ходу) Мама, ты тоже верила в хорошее когда была девушкой?
Софья. Тоже…
Вера. А может быть, все герои — лгуны?..
(В столовой раздаются голоса.)
Александр. Я надаю ей пощёчин!
Иван. Но каково это отцу!
Надежда (заглядывая в комнату Якова). Здесь нет её.
Иван. Удар за ударом падает на мою голову!
Александр. Надо скорее выдать её за Ковалёва!
Иван. Да, если он её возьмёт!
Надежда. Не беспокойся, возьмёт!
(Голоса стихают, видимо, перешли в гостиную. Идёт Пётр, бледный, на лице пьяная улыбка, садится в кресло, закрывает глаза. Из маленькой двери выходит Софья; она наливает в стакан воды из графина на столике у кровати Якова.)
Пётр. Опять кто-нибудь плачет?
Софья. Ты пришёл? Где ты был?
Пётр. Кто это плачет?
Софья. Вера…
Пётр. А, она вернулась…
Софья (подходя к нему). Да.
Пётр (усмехаясь). Отсюда не уйдёшь… не-ет! И пробовать не стоит…
Софья (тихо). Петя, ты выпил?
Пётр. Чуть-чуть, мама! Совсем немножко…
Софья. Зачем? Ведь это для тебя самоубийство!
Пётр. Самоубийство — глупость! Ужасно дрянно, когда люди моих лет стреляются.
Софья. Господи! Как страшно ты говоришь! И — где ты был?
Пётр (усмехаясь). У Кирилла Александровича. Но я больше не пойду к нему и вообще в ту сторону. Там — строго! Там от человека требуют такую массу разных вещей: понимания жизни, уважения к людям и прочее, а я… как пустой чемодан. Меня по ошибке взяли в дорогу, забыв наполнить необходимыми для путешествия вещами…
Софья. Тебя там и напоили?
Пётр. Боже сохрани! Там пьют чай с философией и всякими другими премудростями, но… даже варенья не дают! Нет, я зашёл в трактир. Вот это хорошо!
Софья. Иди к себе и ляг…
Пётр (задумчиво). И лежать… А вместе с тобой ляжет такая холодная, тяжёлая тоска… Какие средства ты знаешь против тоски?
Софья. Я ничего не знаю. Я боюсь говорить. Если бы все мы лгали — это было бы лучше…
Пётр. Молчать — лгать, говорить — лгать… Ну, иди, отирай слёзы… Неси воду… Это — Вере?
Софья (идёт). Да… Я позабыла…
(В двери сталкивается с Любовью и Яковом.)
Любовь (Якову). Теперь — легче?
Яков (хрипло). Да… немного…
Любовь. Очевидно, что ванны вредны тебе…
Яков. Пожалуй, так… Но Лещ этот…
Любовь. Я приглашу другого доктора…
Яков. Неудобно… Лещ обидится…
Пётр (вставая). Извиняюсь… я занял ваш трон!
Яков (усмехаясь). Сиди, сиди. Я лягу на постель… мне и сидеть трудно!
Пётр (Любови). Ты видела Веру?
Любовь (устраивая Якова). Пришла?
Яков. Ну, что? Как она?
Пётр. Я не видел.
Любовь (Петру). Побудь здесь, я пойду к ней… (Уходит.)
Яков. Нестерпимо жалко бедную девочку…
Пётр. Разве человеку легче, если ты польёшь уксусу на рану его?
Яков (удивлённо). Ты точно Люба…
Пётр. Люба? Она всегда видит больше других и оттого такая злая… О, вот идут люди разума…
Яков (с гримасой). Они станут кричать здесь, эх…
Надежда (входит). Вы куда это спрятали Веру?
Александр. Как глупо!
Пётр. Она с мамой…
Надежда (присматриваясь). Ты что такой трёпаный? (Уходит в маленькую дверь.)
Александр. Как вы чувствуете себя, mon oncle?
Яков. Неважно… неважно…
Александр. Сердце? Helas… [9] Закурим…
Яков. Я бы попросил тебя…
Александр. Ах, pardon! При сердце табак вреден, а также вино, женщины и всё остальное!
Пётр. Какой он остроумный, дядя!
Яков (грустно). Да…
Пётр. Дядя, один гимназист — ужасный комик — однажды сказал:
Чтобы не повредить покою своему,
Не спрашивай людей — зачем и почему…
Александр. Му-му-му — какие-то телячьи стихи!
Надежда (выскакивает, возмущённая). Любовь просто обезумела от злости!
Александр (закуривая). Что ещё?
Надежда. Дядя, вы имеете на неё влияние, вы должны укротить её, она развращает Веру…
Яков (волнуясь). Развращает? Люба…
Надежда. Что за идеи у неё!
Яков (Александру). Я вас просил не курить здесь…
Александр. О, pardon!
Яков (слабо). Я не могу спорить, Надя, — мне худо… Но говорить так о Любе… прошу… не надо…
Надежда. Она внушает Верке мерзости!
Иван (идёт). Гм… а Леща всё нет…
(Маленькая дверь с шумом растворяется, выскакивает Вера, за нею идут Софья и Любовь.)
Вера (горячо, с тоскою). Вы обе — и ты и мама — ошибаетесь! Папа, ты честный, хороший человек!
Иван (торжественно). Несчастная! Тебе ли сомневаться в этом?
Пётр (грустно усмехаясь). Эх, Верка…
Вера. Папа, не говори так… с жестами! Пусть я дурная, пусть грязная, но ведь я — дочь тебе, я кровь твоя!
Иван. О, да, к несчастию…
Пётр. Какой прекрасный комик пропадает!
Вера. Папа, скажи мне, отвечай!
Яков (его не слышат). Уйдите… здесь не место…
Иван (отталкивая Веру). Ты не имеешь права спрашивать меня!
Вера. Не имею?
Иван (идя к Петру). Ты что сказал?
Александр (удерживая его). Стой, отец, я надеру ему уши.
Софья (спокойно). Не смей!
Пётр (выступая из-за её плеча). Хочешь драться, полицейский?
Иван. Вот! Вот, Надя…
Вера (с отчаянием). Папа, я тебя прошу…
Пётр (бледный, трясётся). Отец, она имеет право требовать у тебя ответа, она не знает — кто ты? Мы оба спрашиваем, — впрочем, я не буду, но ей, чтобы жить, нужно знать — честный ли человек её отец?
Иван (поражён). Что? Что?
Надежда. Петька, замолчи!
Софья (тихо, внушительно). Пусть они говорят!
Пётр. Я думаю, отец, что нечестные люди, больные — вообще, нехорошие люди — не имеют права родить детей…
Александр (усмехаясь). Вот осёл! Разве это делается по праву?
Пётр (пьянея от возбуждения). Отец, я так думаю! Разве дети для того, чтобы стыдиться своих отцов? Разве они для того, чтобы оправдывать и защищать всё, что сделано их родителями? Мы хотим знать, что вы делаете, мы должны понимать это, на нас ложатся ваши ошибки!
Иван. Что он говорит? Продолжай, дрянь…
Пётр. Ты дал мне жизнь, ты воспитал меня — почему же я дрянь? Я твоя кровь, отец!
Вера (жалобно). Петя, молчи!
Яков (тихо). Люба! Скажи им, что я не могу… (Любовь не слышит его.)
Пётр. Отец, ты честный человек?
Вера (требует). Мама, проси его, чтобы он ответил, проси!
Иван (растерянно). Послушай, скверное животное…
Пётр. Вот, Вера, слушай!
Иван (впадая в обычный, фальшивый тон пафоса). Слушай и ты, развратная девчонка…
Софья. Молчи, Иван, не губи себя до конца! (Вдруг опускается на колени.) Простите меня!
Надежда. Что за комедия? Мама, стыдитесь!
Иван. Ф-фу, чёрт возьми!..
Софья. Я могу только это. Простите меня, дети, за то, что я родила вас, — вот что я могу сказать…
Любовь (бросаясь к ней). Встань, мама, это бесполезно!
Софья (мужу). Проси у них прощения, это всё хорошее, что мы можем сделать…
Иван. Ты… ты понимаешь, что ты делаешь? (Бежит из комнаты и орёт.) Вы меня хотите с ума свести!
Надежда (матери). Вы убиваете уважение к себе!
Пётр (грустно). Мама, вот это и есть — трагический балаган!
Вера (горячо). Она — искренно!
Пётр. Не всё ли равно?
Яков (тихо). Люба… Соня… (Он делает попытку встать, опрокидывается, хрипит, и рот у него открывается, точно для крика.)
Софья. Я виновата перед вами, перед всеми, перед каждым! Что с вами будет?
Пётр (увидел лицо дяди, вздрогнул, подошёл к нему и, посмотрев, торжественно говорит). Дядя Яков — умер…
(Все на момент оцепенели, молчат, потом медленно, осторожно подходят к мёртвому.)
Любовь (тихо). Только так можно уйти из этого дома… Одна дорога…
Пётр. Другая — смерть души…
Софья (подавленно). Это мы его убили…
Вера (смотрит на всех). Почему я не боюсь?..
Надежда (уходит). А мужа дома нет… ах, боже мой!
Иван (в столовой). Ага-а! Теперь я буду говорить иначе! Да, теперь…
Любовь. Скажите им, чтобы не кричали…
(Никто не идёт.)
Иван (при входе встречает Надежду). Эй, вы! Я назначен… что? (Входит в комнату Якова.) Умер… (Вытягиваясь на носках, смотрит в лицо брата через головы Софьи и детей.) Умер… Как же это? Надо доктора! Позовите Леща, он пришёл…
Лещ (входит). Почему же нет радости, так естественной в этом случае?
Надежда (тихо). Шш! Дядя умер…
Лещ. Н-но? (Подходит, берёт руку Якова.) Н-да… Этого, разумеется, нужно было ждать каждый час… но всё же смерть никогда не является в пору… гм…
(Все молчат, как будто ждут чего-то. Александр вошёл, понял, что случилось, и лицо у него стало довольное. Иван тревожно оглядывается, переминаясь с ноги на ногу, покашливает тихонько, на минуту закрыл глаза и начинает говорить сначала мягко, почти искренно, потом снова впадает в фальшивый, напыщенный тон.)
Иван. Дети, друзья мои! Здесь, окружая дорогое нам тело умершего, пред лицом вечной тайны, которая скрыла от нас навсегда — навсегда… э-э… и принимая во внимание всепримиряющее значение её… я говорю о смерти, отбросим наши распри, ссоры, обнимемся, родные, и всё забудем! Мы — жертвы этого ужасного времени, дух его всё отравляет, всё разрушает… Нам нужно всё забыть и помнить только, что семья — оплот, да…
(Пётр осторожно и бесшумно закрывает ширмами постель дяди и печально смотрит на отца.)
Федосья (идёт и бормочет). Скончался, тихий…
Иван. Семья — вот наша крепость, наша защита от всех врагов…
Софья (тихо). Перестань…
(Иван надулся, готовый крикнуть,
