что угодно?
Муратов (немножко испугался). Позвольте…
Софья. Я только что сказала вам, как я отношусь к этому человеку…
Муратов. Но — ведь можете же вы ошибаться!
Софья. За ошибки мои я расплачусь сама. И я чувствую людей не хуже, чем вы…
Муратов. Моего отношения к вам вы, однако, не чувствуете.
Софья. Это — неправда! (Усмехнулась.) Вы, я знаю, не верите мне, не уважаете меня…
Муратов (вздохнув). О! Как вы ошибаетесь…
Софья. Да не — о!.. И — не ошибаюсь. Я для вас — купчиха, бывшая замужем за помещиком, испорченная и утомлённая им. Женщина богатая, хитрая, в мыслях грешная, но — трусливая. И — глупая; ведь это в расчёте на глупость вы рисуетесь предо мною цинизмом?.. Да?
Муратов. Я не циник, а скептик, как все неглупые люди…
Софья. Я хорошо помню ваши первые атаки, тогда ещё, при жизни мужа… (Вздохнула.) Знали бы вы, как я тогда нуждалась в участии, в честном отношении ко мне…
Муратов. Я относился к вам честно, как умею…
Софья. Ну, вы плохо умеете! И вы тогда нравились мне: вот, думала я, хороший, умный человек…
Муратов. Я тогда был глупее, чем теперь…
Софья. Я вам не уступила, и на время это зажгло ваше самолюбие, ваше упрямство.
Муратов. Не упрямство, а — страсть!
Софья. Ах, полноте! Вы — и страсть…
Муратов. Мы, кажется, ругаемся?..
Софья. Да, я горячусь, извините…
Муратов (кланяясь). Ничего! Я готов слушать и дальше. Какой-то такой разговор должен был быть между нами…
Софья. Да? И мне тоже кажется.
Муратов (оглянувшись). Так продолжайте.
Софья (смотрит на него). Однажды я едва не поверила в ваше чувство…
Муратов. Когда?
Софья. Это всё равно для вас.
(Встаёт, ходит.)
Муратов (помолчав). А хотел бы я знать, что вы обо мне думаете?
Софья. Нехорошо я о вас думаю.
Муратов. Ну — начистоту! И если попадёте в сердце…
Софья. То — что будет?
Муратов. Как сказать? Что-то будет…
Софья (подумав). Знаете, ведь вы вашим якобы роковым чувством ко мне пользуетесь, чтоб прикрыть вашу лень, оправдать вашу плохонькую жизнь…
Муратов. Для начала — недурно.
Софья. Вы очень нечестный человек…
Муратов (встаёт, усмехаясь). Позвольте однако…
Софья (подходит близко к нему). Нечестный. Честный человек не может всем пользоваться, ничего не платя, ничем не отвечая за то, что берёт…
Муратов. Не помню, что я взял у вас…
Софья. Говорят — вы строгий законник, а я думаю, что вы преследуете людей потому, что не любите их, скучно вам с ними, и вы мелко и злобно мстите им за то, что вам скучно… Властью, данной вам, вы пользуетесь, как пьяница или как мой покойный муж, больной человек… Плохо я говорить умею, всё какие-то не свои слова на языке. Но — я очень чувствую всё и — скажу по душе: жалко мне вас…
Муратов. Не благодарю…
Софья. Ужасно вы живёте…
Муратов. Да?
Софья. Никого и ничего не любя…
Муратов. Да, я не люблю людей…
Софья. И дело ваше вы не любите.
Муратов. И дело не люблю. Охранять леса? Нет, это меня не забавляет. Далее!
Софья. А ведь вы этому учились — охранять леса.
Муратов. Именно этому.
Софья. Как же так?
Муратов. Ошибся. Что ж, это обычная ошибка русского! Русский человек стремится прежде всего уйти из своей родной среды, а — куда, каким путём — это всё равно! С тем нас возьмите. Вы всё сказали, что хотелось?
Софья. Да.
Софья. Сделайте вывод сами.
Муратов. Может, вы надеетесь, что я, после сей философической беседы, застрелюсь? Нет, я не застрелюсь. Таких, как я, — тысячи, и жизнь — наше поле, сударыня! Таких, как вы — единицы, десятки; вы совершенно лишние люди в жизни сей. И девать вам себя — некуда. Раньше вы в революцию ходили, но революция никому больше не нужна, и — сделайте-ка отсюда вывод!
Софья (усмехаясь). Я, кажется, попала-таки в сердце вам.
Муратов. В сердце? Нет!
Софья. Но — мы кончили?
Муратов. Вы — умнее, чем я думал. Удивляюсь, как вы можете терпеть всё это… эту пошлость вокруг вас… (Вздохнув.) Всё-таки есть у меня к вам нечто в душе…
Софья. Совершенно ненужное ни вам, ни мне…
Муратов. Простенько вы смотрите на людей, сударыня; очень уж несложно!
Софья (пылко). Ах, оставьте вы эту сложность, постыдитесь её, наконец! Ведь вы за нею скрываете только ложь и разврат.
Муратов. Вы сердитесь? Ухожу. Я люблю сам сердиться, но когда другой — особенно женщина — отдаёт себя наслаждению злостью, это мне не нравится… (Не торопясь идёт в дом, на ступенях террасы остановился.) А я не считаю, что мы поссорились, — можно?
Софья (негромко). Как хотите….
Муратов. Не считаю. До свидания, более приятного для меня.
(Софья, оставшись одна, ходит, пожимает плечами, усмехаясь.)
Стёпка (выглядывает). Софья Ивановна, меня бабушка за ухи оттрепала…
Софья (не глядя на нее). А ты что сделала?..
Стёпка. Сахарку немножко взяла…
Стёпка. Так ведь не дала бы она…
Софья. А ты у меня спроси.
Стёпка. А тебя не было!
Софья. А ты бы подождала меня…
Стёпка. Разве что так! Дура я…
Софья (гладя её волосы). Конечно — дурочка…
Стёпка. А когда я умной-то буду?
Софья. Подожди, будешь… Ступай, посмотри, кто приехал.
Стёпка (убегая). Гляди — немец твой…
Софья (усмехается, заглядывает за угол террасы). Анна Марковна, вы что прячетесь?
Целованьева. Беседовали вы тут… У меня вон варенье-то прикипело. Девчонку эту напрасно вы ласкаете, она сахар ворует…
Павла (с террасы). Тётя Соня — там приехали!
Софья. Знаю, иду… Ты что грустная?
Павла. Миша рассказывал про училище…
Целованьева. Охо-хо…
Софья. Нужно приготовить холодного чего-нибудь, наверное, спросят.
(Ушла в дом.)
Целованьева. Ох, Павленька, напрасно мы домишко свой продали!
Павла. Пустяки, мамочка…
Целованьева. Свой угол — никогда не пустяки!.. (Понизив голос.) Софья-то тут лесничего отшивала, ай, какая смелая женщина! Видно, решила за немца выйти…
Павла (задумчиво). Она — хорошая…
Целованьева. Все хороши, да — не наши!
Павла. И умная она…
Целованьева. Ну, уж это довольно глупо, ежели женщина всегда умна. Ты бы вот не часто с Михаилом-то…
Павла. Мамаша, оставьте это! Как вы можете напоминать?.. Фу, как скучно с вами! Вы стали злая. На кого злитесь? Удивительно, право…
Целованьева. Ну, ну… На себя обернись… Погляди, какая сама-то стала…
(Скрылась за угол.) (Павла раздражённо толкает гитару. С террасы сходит Шохин, в руках пакеты.)
Павла. Вам кого?
Шохин. Никого. Сахар принёс.
Павла. Вы — Шохин?
Шохин. Шохин. Старшой объездчик.
Павла (тихо). Это вы убили человека?..
Шохин (не сразу). Я-с.
Павла. Господи! Ах вы, несчастный…
Шохин (тихо). Меня оправдали.
Павла. Разве это не всё равно? Ведь вы сами-то себя не оправдаете… Как это вы…
Шохин (сердито). Топором… обухом…
Павла. Ой, я не про то…
Шохин. Ну… Куда это положить? (Кладёт пакеты на стол и вдруг говорит поспешно, резко.) Они в седьмом году — чего делали? Приедут — лес рубят чужой…
Павла. А вы — били их?
Шохин. На то нанят…
Павла. Ах, боже мой! Разве можно из-за этого убивать!..
Шохин. И за меньше убивали…
Павла (смотрит на него и жалобным, ребячьим голосом зовёт). Мамочка!
Шохин (тихо и обиженно). Вы — напрасно это… И ведь ничего…
(В доме шум, он оглядывается, скрывается быстро. Выходит Антипа, усталый, пыльный.)
Антипа (оглядывая сад). Это кто убежал?
Павла. Шохин…
Антипа. Чего он?
Павла. Я не знаю.
Антипа. А Михаило где?
Антипа (сошёл, обнял её за плечи). Почему грустная, а?
Павла. Шохин этот…
Антипа. Ну?
Павла. Он ведь человека убил…
Антипа (хмуро). Как же… убил, дурак! Я адвоката ему нанимал, отсудили. Теперь он — собачка верная моя… А если хочешь — могу прогнать…
Павла. Ой, не надо! Тогда он меня…
Антипа. А ты — полно-ка!
Павла. Ну, другого кого… Не надо!
Антипа. Эх ты… Гляжу я на тебя… большие слова в душе ворочаются, а сказать — не умею… Кабы ты поняла! Без слов…
Павла (робко). Я — пойму, подождите…
Антипа. Жду. (Вздохнул.) Только — гляди: времени у меня мало. Я человек короткой жизни. И люблю, чтобы всё сразу открывалось мне…
Павла. Вон, про вас говорят, что переменились вы…
Антипа (хмуро). Я? Как это — переменился? Отчего?
Павла. Не знаю отчего…
Антипа. Кто говорит-то?
Павла. Люди.
Антипа. Лю-уди! (Свистнул.)
Павла. Дела забросили…
Антипа (усмехаясь). Мои дела; хочу — брошу, хочу — нет… (Присматривается к ней, обняв за плечи.) Удивительно слышать это от тебя, — ребёнок ты, а туда же — дела!
Павла (негромко, оглянувшись). А ещё говорят, что всё хозяйство забирает в свои руки тётя Соня…
Антипа (вспыхнув, сердито). Ну, если я узнаю, кто это говорит, — башку сверну! Да. И ты этих пакостей не повторяй — это я тебе приказываю! Слышишь? Меня с сестрой никому не поссорить — дудки! (Оттолкнул её тихонько.) Скажи, пожалуйста, — куда метят!..
Павла (обиженно и медленно отходит прочь). Вот уж вы и рассердились… А ещё просите — говори со мной обо всём, что думаешь…
Антипа (порывисто схватил её за плечо). Погоди, ты и говори, всё говори! Не обижайся, — это я так, — досадно мне! А ты — говори! Только — своё говори, а не людское… Людское — это от злости больше, от зависти. Несчастливы люди, малосильны, оттого завистливы и слабы…
Павла. Миша и слаб, а — не злой и не завистник.
Антипа (отшатнулся от неё). Что такое? Зачем ты про него?
Павла. Затем, что неверно вы говорите о людях.
Антипа. Неверно? Потому что — сын… да, вот как вышло…
Павла (беспокойно). Вы, пожалуйста, не думайте…
Антипа (пристально смотрит на неё, торопливо). Про что не думать?
Павла (смущённо). Про то, о чём в четверг говорили… Нисколько он мне не интересен…
Антипа (снова обняв её, смотрит в глаза). Я — не про это, ей-богу! Я тебе верю… Сказала — ну, и кончено! Спасибо. Люблю я тебя, Павла… так, что даже задыхаюсь от этого, от силы. Идём к пруду… идём, я те поцелую там…
Павла (тихо). Ну, что это, днём — нехорошо…
Антипа (уводя её). Хорошо будет! Иди, милая… иди, вечера моего заря ясная…
(Ушли. На террасу выходит Хеверн, прищурился и смотрит вслед им. Стёпка приносит серебряное ведёрко со льдом и бутылками в нём.)
Софья (выходит). Ну-с, продолжайте…
Xеверн. Вы сегодня очень весело настроены, и это меня стесняет…
Софья. Да-а? Вам больше нравятся унылые женщины?
Xеверн. О, вы знаете, кто мне нравится…
Софья (с улыбкой). Будь вы богаче, я говорила бы с вами серьёзнее — не обижайтесь!
Xеверн (чуть поморщился). Это очень драгоценная ваша черта — сказать всегда прямо. Но — я буду богаче! Я уже есть богаче! Я хорошо понимаю, что нигде не нужно так быть богату, как в России, где только деньги дают независимость и почтение. И я знаю, что в сорок лет я буду иметь сто тысяч, — мне тридцать четыре года.
Софья. Слишком много арифметики вводите вы в жизнь.
Xеверн. А! Это — необходимость. Нужно уметь считать, хотя бы для того, чтоб в пятьдесят лет не жениться на двадцатилетней девушке. Это никогда не составит семьи и может очень вредить делу.
Софья (холодно). Вы думаете?
Xеверн. О, я уверен! Поздние браки в
