Хоть десять!
Софья. Скажите мне, просто и прямо, что побудило вас собрать эти бумаги?
Муратов. Моё чувство…
Софья. Оставим чувства в покое…
Муратов. Ну — что же я скажу тогда? (Пожал плечами, усмехается.) Уж очень вы строги со мною — терпенья нет! Я даже и не назвал — какое чувство…
Софья. Ревность, что ли?
Муратов. Представьте — нет!
Софья. Желание причинить мне неприятность, да?
Муратов. Тоже — нет. Боюсь, что не сумею объяснить вам так, чтоб это не рассердило вас и чтоб вы поняли. (Подумав.) Не поймёте, наверное; я сам плохо понимаю, в чём тут дело…
Муратов (вздохнув). Есть между нами некий спор, — есть, как вы думаете? (Она молча кивает головою, присматриваясь к нему.) Ну так вот эти бумаги — доказательство, что прав — я, а вы ошибаетесь.
Софья (вздохнув). Уклончиво.
Муратов. Позвольте откланяться…
Софья (оглядывая его). Прощайте. Отчего вы так легко одеты? Ветер, может пойти дождь…
Муратов (тихонько смеётся). О, не беспокойтесь!
Софья. Почему вы смеётесь?
Муратов. Есть причина… есть, уважаемая женщина! Я — ушёл.
Софья. Извините — не провожаю. Вы зайдёте в контору? Пожалуйста, пошлите ко мне Тараканова…
(Бросив бумаги на стол, вытирает руки платком, потом крепко прижала пальцы ко глазам. В дверь из сада входит Антипа, нездоровый, встрёпанный, в толстом пиджаке, без жилета, ворот рубахи расстегнут, на ногах валяные туфли.)
Софья (вспыльчиво). Надо спрашивать — можно ли войти!
Антипа (равнодушно). Ну, вот ещё… новости!.. Что я — чужой, что ли?
Софья. Что тебе нужно?
Антипа. Ничего. (Осматривает комнату.)
Софья (присматриваясь к нему, мягче). Ты что шляешься растрёпой таким?
Антипа (садясь в кресло у камина). Умру — нарядишь.
Софья. Н-но, здравствуйте!
Антипа. Не люблю я старых этих барских домов. Не дома — гроба! И запах даже особый, свой. Напрасно я к тебе переехал. Чужой стал я всему…
Софья. Перестань, пожалуйста… Не время мне слушать этот вздор. (Входит Тараканов, она протягивает ему толстую папку со стола.) Матвей Ильич, отберите, пожалуйста, все счета и документы по Чернораменской даче и по Усеку. Здесь и сейчас… (Садится к столу, пишет. Тараканов пристроился за столиком у камина, надел очки; Антипа смотрит на него, улыбаясь.)
Антипа. Что в газетах пишут?
Тараканов (мрачно). Китай ополчается…
Антипа. Противу кого?
Тараканов. Против нас. По наущению немца.
Антипа. Не любишь ты немцев!
Тараканов. Нисколько не люблю.
Антипа. За что?
Тараканов. Они нас умнее.
Тараканов. Я уважаю. Только не люблю.
Тараканов. У нас все, кто поумнее, чудаки…
Антипа. Это, пожалуй, верно! (Подумав.) Хоша — ты вот и не больно умён, а тоже чудак.
Тараканов. Это неверно.
Антипа. Сказывай! А зачем мундир снял, службу бросил?
Тараканов. Объяснял я это.
Антипа. Объяснял, да не объяснил.
Тараканов. Отойди, сказано, ото зла и сотворишь благо…
Антипа (ударив ладонью по ручке кресла). Дудки! Ничего не сотворишь, отойдя ото зла, ничего, таракан! Нет, ты иди в самое во зло, в сердце ему бей, вали его наземь, топчи, уничтожь, а не поддавайся ему, не давай одолеть тебя — вот как надо! Верно говорю, Софья?
Софья. Верно. Не мешай мне…
Тараканов. Это — просто один крик, слова, барабанная дробь. Погоди, навалится на тебя злое — сам побежишь прочь…
Антипа. Я? Нет, я не из таких. Я, брат, знаю: жизнь наша — кулачный бой! Я — не убегу.
Тараканов. Поглядим.
Стёпка (из двери налево). Антип Иванович, мужики пришли.
Антипа. Какие?
Стёпка. Каменские…
Антипа. Вот я им задам, прохвостам!
Софья. Подожди, они не виноваты! Я знаю — это Хеверн приказал им…
Антипа. Ну? Верно?
Софья. Верно, верно…
Антипа (уходя). Бестолковая немчура…
Тараканов. Потолковее нас…
Стёпка. Софья Ивановна, дай мне книжку…
Софья. Спроси у Миши.
Стёпка. Он меня прогнал. Он молодой хозяйке в ухо поёт…
Софья. Это что такое?
Стёпка. Сидят на диване рядышком, а он ей песню поёт.
Софья. Ну — иди, иди! И не болтай пустяков.
Стёпка. Я — только тебе!
(Ушла.)
Тараканов (ворчит). Молодая хозяйка… Какая она хозяйка?
Софья. Вы давно знаете Муратова?
Тараканов. Я? Лет десять.
Софья. А как вы о нём думаете?
Тараканов (глядя на неё через очки). Раньше — давно — думал хорошо. Затевал он тут весьма много полезного по своей части, по лесной, новые насаждения и всё такое. Хворост крестьянам давал, много очистил леса, осушил. Потом — вдруг, словно ударился обо что, — ослеп и озлился. Теперь — очень неприятное лицо. Люди у нас — соломенные; вспыхнет, сгорит, дыму — не мало, а — ни света, ни тепла.
Софья (внимательно слушает, облокотясь на стол). А что в нём неприятно вам?
Тараканов. Мне? Да то же, что и всем… не любит он никого, злит всех, ссорит… Сплетник… ну, и по женской части нечистоплотен… А — умный ведь…
Павла (входит). Можно к тебе?
Софья. Конечно!
Павла. Холодно везде…
Тараканов (подавая пачку бумаг). Извольте-ка… Могу идти?
Софья. Благодарю вас. Пошлите, по дороге, Стёпу. И — Мишу…
Павла. Почему ты такая нарядная?
Софья. Гостя жду.
Павла. А Миша опять стихи сочинил.
Софья. Хорошо?
Павла. Да. Про сосны.
Софья. Он выпивши?
Павла (вздохнув). С утра.
Целованьева (в двери). Конечно — мальчик должен пить мёртвую.
Софья. Почему же должен?
Целованьева. А — обидели!
Софья. Мало ли обиженных!
Целованьева. Все и пьют. А вы думаете — отчего пьют? И отец твой от обиды пил: он был умный, а никто за ним этого не признавал. Он и стал ум свой озорством доказывать, вот — как лесничий! Его, конечно, судить, а он того пуще озорует. Много ли человеку надо? Душа человечья — детская, душа недотрога… Зачем, бишь, я пришла? Да, Софья Ивановна, вы Стёпке жёлтую ленту подарили?
Софья. Подарила, а что?
Целованьева. Ну, тогда — ничего. А то она запутала в мочало своё ленту и пялится на кухне перед зеркалом…
Павла. Бросьте это, мамочка!
Целованьева. Да мне что? Своё добро береги, а чужое — вдвое…
(Степка входит.)
Целованьева. Вот она, красавица…
Стёпка. Звали меня?
Целованьева (уходя). Конечно, звали. Какая без тебя жизнь!
Софья. Затопи камин, Стёпа…
Стёпка (убегая). Ух, не любит меня бабушка… страсть сердитая!..
Софья. Славная девчоночка…
Павла. Одна она в доме весёлая. Только дерзкая очень.
Софья (подходя к ней). Скажи-ка ты Антипе, чтоб он тебя в Москву свозил…
Павла. Зачем?
Софья. Посмотришь, как живёт столичный город.
Павла (равнодушно). Хорошо, я скажу.
Софья (положив руку на голову ей). Тебе этого не хочется?
(Из внутренних комнат вошёл Михаил, посмотрел на них и опустился тихо в кресло. Почти не видный за портьерой, сидит и дремлет.)
Павла. Ехать? Нет. Мне — уснуть хочется на год, на три… а проснусь — и чтобы всё было другое…
Софья. Это — ребячество, Павла! Надо учиться самой строить свою жизнь. Нельзя ждать, что другие сделают необходимое тебе.
Павла. Не сердись на меня, пожалуйста!
Софья. Ты — молодой человек, сердце у тебя доброе, людей тебе жалко, — да?
Павла. Я знаю, что ты хочешь сказать. Право же, Миша мне вовсе не нравится, просто я люблю, когда он говорит.
Софья (удивлённо отклонилась). Я не про это! Но, уж если ты сама начала, так я скажу — ты плохо ведёшь себя с ним! Он — не ребенок, и это может кончиться худо для тебя.
Павла. Ах, мне так скучно! Что же мне делать? Он такой занятный…
Софья. Уезжай с Антипой, а я без вас устрою Михаила.
Павла. А может, лучше с мамашей?
Софья. Тебе тяжело с мужем?
(Павла молча жмется к ней.)
Софья (поднимая голову её, смотрит в глаза). Милая, я это понимаю… Я говорила тебе, что у меня муж тоже был…
Стёпка (вбегает). Софья Ивановна — немец приехал, нарядный — ужасти!
Софья. Вот… (Провела рукой по лицу.) Ну, Павля, ты оставь меня…
Павла (вскакивая). Ах, господи… как я желаю тебе…
Софья. Спасибо, милая!.. Скажи, Стёпа, что я прошу его… (Оставшись одна, прикрыла книгой бумаги на столе, оправляет волосы перед зеркалом, увидала в кресле Михаила.) Миша! Ты — давно здесь?
Михаил. Давно…
Софья. Слышал, что мы говорили?..
Михаил. Слышал что-то… Немец приехал. Монашка что-то сочиняла…
Софья. Сочиняла?
Михаил. Ну, конечно. Она же всегда сочиняет… Она всё ещё живёт в куклы играя. И я для неё — кукла, и отец, и ты… Она на всю жизнь такой будет.
Софья. Знаешь — это, пожалуй, верно!
Михаил. Зачем ты меня звала?
Софья. Теперь не нужно уже. Иди, пожалуйста… Я потом позову тебя.
Михаил (вставая). Пошёл. Выходи-ка ты замуж за этого немца и гони всех нас к чертям в болото… всех, вместе с романическим папашей и его второй молодостью…
Софья. Ах, да иди же!
Михаил. Ш-ш! Тебе нужно быть в полном обладании всеми чувствами… Здравствуйте, цивилизация и культура!
Xеверн (одетый очень парадно, бриллиант в галстуке и на пальце левой руки. Молча здоровается с Михаилом, целует руку Софьи, идёт за нею к столу). Вы, вероятно, догадываетесь, почему я просил вас принять меня сегодня…
Софья (садясь). Кажется — догадываюсь…
Xеверн. Это очень приятно мне…
Софья. Да?
Xеверн. Это устраняет лишние объяснения. Можно курить?
Софья. Как всегда. (Пододвинула ему пепельницу, спички.)
Xеверн. Я несколько волнуюсь…
Софья. Дать воды?
Xеверн. О, нет! Это волнение естественно…
Софья. У вас очень внушительный вид сегодня…
Xеверн. Если б и мысли мои внушили вам доверие ко мне…
Софья. А вот — познакомьте меня с ними.
Хеверн. Такова и есть цель моего визита! (Раскуривает сигару.) Вы знаете, что я очень уважаю ваши идеи, они вполне отвечают моим задачам.
Софья. Весьма лестно слышать это.
Хеверн (кланяясь). Да. Я говорю искренно. Вы, конечно, не откажете мне в знании России и русских людей — я умею видеть много и хорошо! Я восемнадцать лет среди русских, я изучил их, и мой вывод есть такой: Россия страдает прежде всего недостатком здоровых людей, умеющих ставить себе ясные цели. Вы — согласны?
Софья. Далее.
Хеверн. Да. У вас очень редки люди, уверенные в себе, в своих силах. У вас очень много метафизики — мало математики…
Софья. Вы говорили это не раз…
Хеверн. Я так думаю! Теперь — вы: вы женщина с умом и характером.
Софья. Благодарю вас…
Хеверн. Это — правда! Я даже думаю о вас аллегорически: Софья Ивановна — это новая, здоровая душою Россия, которая, в условиях, достойных её, может делать всякое дело, может делать очень много культурной работы.
Софья. Вы меня захвалите…
Хеверн. Это всё совершенно серьёзно! И потому союз со мной, который я вам предлагаю, имеет очень глубокий смысл. Это — более, чем просто брак, да! Моя энергия и ваша — о! — это будет колоссально! Когда два сильных лица понимают свои задачи, это очень… важно, особенно для России, в те дни, когда она должна, наконец, бросив всякие эти… мечтания, взяться за простое дело жизни, поставить себя на крепкую ногу… Ваш брат увлечён семейной жизнью, он стал плохо работать, как я имел честь не однажды указать вам, заботясь о ваших интересах…
Софья. Вы впервые объясняетесь в любви?
Хеверн (несколько смущён). Позвольте — теперь вопрос не этот! О чувствах я говорил вам — четыре раза.
Софья. Четыре? Так ли?
Хеверн. Так. Я — помню! Первый раз —
