— нет людей и весь свет на нём клином сошёлся…
Бетлинг (с тоской). Почему же не начинают заседание?
(От него постепенно отходят, гостиная пустеет. Он сидит, глядя на портрет царя, отирая рот платком. Оглядываясь на людей, подходит Троеруков, говорит вполголоса.)
Троеруков. Позвольте узнать, ваше превосходительство, верно, что портрет на меня похож?
Бетлинг. Да, есть некоторое…
Троеруков. Ваше превосходительство, вы наш почетный староста, прошу вас: поддержите ходатайство моё…
Бетлинг. Но — позвольте: что же я могу?
Троеруков. Вы — можете! Пустяки, ваше превосходительство! Вы, как патриот, намекните, что если сына убрали, так и отцу неприлично тут висеть. А я бы взял его себе, перекрасил одежду на штатскую, на купеческую…
Бетлинг (возмущён). Извините, но вы… вы — с ума сошли? Вы… фантазёр! (Встал, идёт к дверям буфета. Троеруков испуганно скрывается в комнату направо. Навстречу Бетлингу из буфета: Жанна, Елизавета, Достигаев, Зыбин.)
Жанна (говорит с акцентом). Нужно покупать автомобили. Ах, ты — здесь? Я тебя искала.
Бетлинг. Послушай…
Жанна. Немножко мольчи! Я говорю: нужно делать шик, это удивляет простые люди. Богатство — удивляет, не правда?
Зыбин. И рабочий народ живёт спокойно, довольствуясь удивлением.
Жанна. Вы всегда делаете иронию, это плохое дело! Ты всё сидел здесь, как этот…
Зыбин. Орёл на скале.
Жанна. Нет — куриса! Он ужасно много сидит.
Елизавета. И что же — высиживает?
Жанна (грозит ей пальцем). Н-но!
Бетлинг (раздражённо). Ты обещала придти через две минуты. А меня взяли в плен эти… коммерсанты, один нетрезвый, другой — сошёл с ума, остальные грубияны.
Жанна. Вот, он снова сидит! Лиза — что вы смеётесь?
Бетлинг. Политика, политика! Все точно грибами отравились. Что они могут понимать в политике, эти монстры? Я — устал!
Зыбин. Теперь даже рабочие, солдаты воображают…
Бетлинг. Ах, перестаньте, друг мой!
Елизавета. После заседания будут танцевать?
Мелания (вышла, садится в кресло у дверей в зал). Нашла время для пляски, умница!
Елизавета (весело). Почему же? Старики поговорят, разойдутся, а мы бы…
Варвара (из буфета). Лиза — не видала, где Андрей?
Мокроусов. В маленькой гостиной.
Жанна. Ты — расстроена, Барбиш?
Варвара. Я? Нисколько.
3ыбин. Варвара Егоровна, добрый вечер! Что, вы уже решили отрубить мне голову?
Варвара. Я — нет! Это Нестрашный и его чёрная сотня решает.
Жанна. Я не хочу политики! Я не хочу, чтобы ты, Варья, рубила голову мосье Зыбин. За что? Он — весёлая голова… Ты — умная голова, а русский народ — добрый! Он не хочет рубить голови своим дворьяне.
(Звонок в зале.)
Бетлинг. Наконец! Идём, Жанна.
Жанна. Я всегда думаю, когда говорью — дворьяне. Я дольго говорила: дворники, дворнягьи — маленьки собачки. Это очень смешно!
(Идут в зал. Проходя мимо Мелании, Елизавета не поклонилась ей.)
Мелания. Здравствуй, Лизавета!
Елизавета. Ах, извините! (Проскользнула в зал.)
Мелания. Варвара — подожди.
Варвара. Я вам нужна, тётя?
Мелания. Зову, значит — нужна! Чего это муженёк-то твой городил насчёт церкви, болван? Ты что не учишь его? Училась-училась, а учить не умеешь! Политики! Без церкви-то всем вам башки оторвут.
Варвара. Вы не поняли! Андрей говорил о приближении церкви к народу, о том, что богослужение нужно сделать проще, но эффектнее…
Мелания (пристукивая посохом). Страшнее надо, страшнее, угрознее! Еффекты для театров оставьте.
Варвара. Простите, мне нужно мужа…
Мелания (отмахиваясь). Иди, иди! Другого бы поискала мужа-то, поумнее. Беги! Добегаетесь, смутьяны!
(Встала, хочет идти в зал. Нестрашный и Мокроусов выходят из буфета.)
Мокроусов. Подходящего человека не успел найти, Порфирий Петрович.
(Мелания остановилась, слушает.)
Нестрашный. Будучи у меня, в союзе Михаила Архангела, везде успевал, а теперь — не успеваешь? Странно, брат…
Мокроусов. Народ ненадёжен очень.
Нестрашный. Сам-то надёжен ли?
Мокроусов. Оскорбляете, Порфирий Петрович! Он — осторожный человек, прячется…
Мелания. Как же это, где же он прячется, ежели на митингах каждый день орёт?
Мокроусов. Я разумею — по ночам. И один никогда не ходит.
Нестрашный. Ну, ладно! Ты всё-таки… Ты — патриот, не забывай!
Мелания (Нестрашному). Присядь-ка на минутку. (Сели за стол у двери направо, шепчутся.)
Нестрашный. Следует. Только людишки-то у меня в союзе рассеялись. Теперь — такое время: всякому до себя.
(Звонцов выглянул из двери и быстро скрылся.)
Нестрашный. Да, конечно, сделаем. Ну, кажись, начинается говорильня. Идёшь?
(Пошли. Из дверей зала — Тятин; Мелания и Нестрашный смотрят вслед ему. Он сел за стол, вынул блокнот, пишет. Выскочил Звонцов, отирая лицо платком, попятился.)
Тятин (встал). Любезный братец…
Звонцов. Некогда мне!
Тятин. Ничего, успеешь совершить подвиги ума и чести.
3вонцов. Это что за тон?
Тятин. Ты пустил слух, будто бы я научил Шуру похитить какие-то деньги у отца и деньги эти спрятаны мною…
Звонцов. Не смей… трогать… меня… трясти! Скандал устроить хочешь?
Тятин. Правду говоря, не плохо бы! Да я тебя и оскандалю…
3вонцов. Не напечатают! Выгонят из газеты.
Тятин (оттолкнув его). Экая ты дрянь!
Звонцов. Я не знаю, кто выдумал эту сплетню, но я её не повторял. Деньги! Чего теперь стоят деньги? Я не скрою, твоя позиция неожиданна для меня. Ты так искусно прятал твои убеждения.
Тятин. Это не относится к делу.
Звонцов. И — вдруг… Странно! Ты — интеллигент… Мы, интеллигенты…
Тятин (усмехаясь). Они — интеллигенты!
Звонцов. Мы являемся законными преемниками власти этих быков…
Тятин. Агитируешь?
Звонцов. Мы, люди, которым самодержавие идиотов было так мучительно…
Тятин. Брось! Я не играю в дураки. И оставь Шуру в покое. Вы там травите её. Смотри, я — смирный человек, но до времени. (Идёт в буфет.)
Звонцов (отирая лицо платком). Негодяй!
(Варвара и Достигаев очень быстро выходят из зала.)
Варвара. А как же тётка Мелания?
Достигаев. Подумай — сама догадаешься, умница. (Быстро прошёл в буфет.)
Звонцов. О чём он?
Варвара. Это тебя не касается. Почему ты не позвал меня на совещание по продовольствию?
Звонцов (сухо). Не нашёл.
Варвара. А — искал?
Звонцов. Поручил Мокроусову, но, очевидно, этот болван…
Варвара (зловеще). Пытаешься действовать самостоятельно? Андрей, твоё выступление было неудачно. Очень. Пойми: большевики — это уже не «ослы слева», и знамя их не «красная тряпка», как сказал о них и о знамени Милюков, нет, это уже знамя анархии…
Звонцов. Ты страшно горячишься. И — говори тише, кругом — люди. И почему нужно говорить сейчас? Начинается заседание.
Варвара. Слушай: мы между двух анархий, красной и чёрной.
Звонцов. Ну да, да! Я понимаю это, знаю…
Варвара. Нет! Ты не понимаешь ни трудности нашей позиции, ни выгод её…
Звонцов. Ах, боже мой! Как ты любишь учить! Но я именно так и говорил о большевиках.
Варвара (страстно). Нет, не так! Надо было резче. Надо бить по черепам каменными словами. Твоё ликование по поводу неудачи большевиков в Петрограде — неуместно и бестактно. Лозунг «Вся власть Советам» — вот чем ты должен действовать на толстую кожу…
Звонцов. Ты ужасно настроена!
Варвара. Красивые речи твои…
Звонцов. Удивляюсь! Чего ты боишься?
Варвара (шипит в лицо ему). Ты — глуп! В тебе нет классового чувства…
Звонцов. Позволь! Чёрт возьми! Что я — наёмник твой? И — при чём здесь классовое чувство? Я — не марксист… Какая дичь!
(Быстро идёт в зал, Варвара изнеможенно садится на стул, бьёт кулаком по столу, Елизавета идёт навстречу Звонцову из зала.)
Елизавета. Дрюдрюшечка, солёненький мой, как люблю тебя!
Звонцов (сердито). Позволь… В чём дело?
Варвара. Ведёшь ты себя, Лиза…
Елизавета. Ай! Ты — здесь? Да, Варя, я плохо веду себя. «Жизнь молодая проходит бесследно», и — очень скучно всё! Но ты — не бойся. Я Андрея не отобью у тебя, я его люблю… патриотически… нет, как это?
Звонцов (хмуро). Платонически. Пусти меня!
Елизавета. Вот именно — протонически! И — комически. Андрюша, после всей этой чепухи — можно танцы, а?
Варвара. Ты с ума сошла!
Елизавета. Милые губернаторы! Вы всё можете! Давайте устроим…
Звонцов (строго). Это невозможно. (Освободился, ушёл.)
Елизавета. Выскользнул… Ну… устроим маленький пляс у Жанны. Варя, приглашаю! Бог мой, какое лицо! Что ты, милая? Что с тобой?
Варвара. Уйди, Елизавета!
Елизавета. Дать воды?
Варвара. У-уйди…
(Елизавета бежит в буфет. Варвара несколько секунд стоит, закрыв глаза. Мелания и Павлин — из зала. Варвара скрывается в дверь направо.)
Мелания. Жарко. Тошно. Надоело всё, обрыдло, ух! Сильную бы руку на всех вас…
Павлин (вздохнув). «Векую шаташася языцы».
Мелания. Говорил с Прокопием?
Павлин. Беседовал. Натура весьма разнузданная и чрезмерно пристрастен к винопитию…
Мелания (нетерпеливо). Для дела-то годится?
Павлин. Ничем не следует пренебрегать ради просвещения заблудившихся, но…
Мелания. Ты — прямо скажи: стихи-то подходящи?
Павлин. Стихи вполне пригодны, но — для слепцов, а он… зрячий…
Мелания. Ты бы, отец Павлин, позвал бы к себе старика-то Иосифа, почитал бы стихиры-то его да и настроил бы, поучил, как лучше, умнее! Душевная-то муть снизу поднимается, там, внизу, и успокаивать её, а болтовнёй этой здесь, празднословием — чего добьёмся? Сам видишь: в купечестве нет согласия. Вон как шумят в буфете-то…
Павлин (прислушиваясь). Губин бушует, кажется. Извините — удаляюсь.
(Открыл дверь в зал, оттуда вырывается патетический крик: «Могучая душа народа…» Из дверей буфета вываливаются, пошатываясь, Губин, Троеруков, Лисогонов, все выпивши, но — не очень. Мокроусов, за ним старичок-официант с подносом, на подносе стаканы, ваза печенья.)
Губин. Чу, орут: душа, души… Душат друг друга речами. И все — врут. Дерьмо! А поп огорчился коньяком — даже до слёз. Плачет, старый чёрт! Я у него гусей перестрелял.
Троеруков. Сядем здесь под портретом…
Губин. Не желаю. Тут всякая сволочь ходит.
Лисогонов. Скажите, Лексей Матвеич…
Губин. И не скажу. Больно ты любознателен, поди-ка, всё ещё баб щупаешь, а?
(Троеруков хохочет. Мокроусов открыл дверь направо, официант прошёл туда.)
Лисогонов. Лексей Матвеич — вопрос: помиримся с немцами или ещё воевать будем?
Троеруков (печально). Царя — нет. Как воевать?
Губин. Воевать — не в чем. Сапог нет. Васька Достигаев с Перфишкой Нестрашным поставили сапоги солдатам на лыковых подошвах.
(Ушли в гостиную направо. Мелания — крестится, глядя в потолок. Из зала выходят Нестрашный, Целованьев, затем — Достигаев.)
Нестрашный. Наслушался. Хватит с меня. Мать Мелания, ты тоже не стерпела?
Мелания. Я отсюда речи слышу, душно там. Что делается, Порфирий Петрович, а?
Нестрашный. Об этом — не здесь говорить. Ты бы заглянула ко мне. Завтра?
Мелания. Можно. Послал господь на нас саранчу эту…
Нестрашный. Надо скорее Учредительное собрать.
Мелания. На что оно тебе?
Нестрашный. Мужик придёт. Он без хозяина жить не может.
Мелания. Мужик! Мужик тоже бунтовать научен. Тоже орёт, мужик-то.
Нестрашный. А мы ему глотку землёй засыпем. Дать ему немножко землицы, он и…
Достигаев. Допустим, Перфиша, что глотки мы заткнули, живот мужику набили туго, а — что делать с теми, у кого мозги взболтаны? Вот вопрос.
Нестрашный. Это ты, фабрикант, опять про рабочих поёшь?
Достигаев. Вот именно! Я — фабрикант, ты — судовладелец, кое в каких делах мы компаньоны, а видно всё-таки, что медведи — плохие соседи.
Нестрашный. Перестань… Все знают, что ты прибаутками богат.
Мелания. В шестом-седьмом годах показано вам, как надо с рабочими-то… Забыли?
Нестрашный. Достигаев, кроме себя, ничего не помнит…
Достигаев (с усмешкой). Никак это невозможно — о себе забыть. Даже святые — не забывали. Нет-нет да и напомнят богу, что место им — в раю.
Мелания. Заболтал, занёсся! Научился кощунству-то у
