видела этого полковника Ермакова! Вот мужчина! Он и в штатском — воин! Глазищи! Ручищи! Знаешь, эдакий… настоящий, для зверского романа! Убить может! Когда я его вижу — у меня ноги дрожат… Нет, ты — вялая, холодная, ты не можешь понять… Василий Ефимович, конечно, должен ревновать, он — муж! Должен!
Антонина. Должен. В слове этом есть что-то общее с глаголом — лгать. Долг, долгался…
Елизавета. Ну вот, началась философия! Это ты у отца научилась словами играть. Но ведь он играет… для того, чтобы всех обыгрывать. А тебе бы, Антоня, послать все глаголы к чёрту да и жить просто, без затей! Ах, Тонька, кого я понимаю, так это Екатерину Вторую, царицу, вот умела выбирать собачек ко двору! (Прислушалась.) А отец… ты его не ценишь, не понимаешь…
(Достигаев — за портьерой в тёмной комнате.)
Елизавета (потише, но с жаром). Он — милый, с ним легко. Первый умник в городе, да! Он… как это? Еропукеец, что ли?
Достигаев. Епи-ку-реец! Эх ты, изверг невежества!.. Что вы тут делаете?
Елизавета. Тебя хвалим.
Достигаев. Это вы и при мне можете, я — не стыдлив. Ты, лиса, иди-ка в столовую, там чёрт попа принёс неведомо зачем. Говорит поп, что в совете рабочих получены какие-то важные вести из Петрограда… будто бы случилось что-то чрезвычайное. Тебе, Антошка, Булычова-то не говорила, что затевают большевики?
Антонина. Вы второй раз спрашиваете меня об этом.
Достигаев. И третий спрошу. Куксишься всё, дуешься, а — на кого? Выходила бы замуж за Виктора-то… за победителя! Парень в меру глуп и крепко богат, — чего ещё надо? Вертела бы им, как Варька Булычова Андрюшкой. Варька-то целится на эту, на француженку… как её? Читал в словаре вчера… забыл! Голову ей отрубили? Ну?
Антонина. Мадам Ролан.
Достигаев. Ну да. Учитесь, а ничего не знаете. А то ещё была… Рекамье, на кушетке лежит. Время требует, чтоб к нему… приспособлялись. Ну… ладно! Пожар со спиртного завода на лесной двор перемахнул, зарево — огромное! Ставни у нас с улицы закрыты, а всё-таки в зале на полу красные полосы лежат… неприятно! И в столовой неуютно. Поди-ка, Антошка, распорядись, чтобы все сюда шли… подальше от улицы! (Антонина ушла.) Ну, что, лиса?
Елизавета (искренно). Я тебе — не лиса, я с тобой — честная.
Достигаев (шлёпая её ладонями по щекам). Ду-ура! Иной раз и честно, да неуместно.
Елизавета. Я тебе, Вася, прямо говорю, и не первый раз: с тебя — хватит, а мне — мало!
Достигаев (сел). Ну… до чего же ты, подлая, бесстыдна!
Елизавета. И не подлая, и не бесстыдная! Я правду говорю — ты умный, ты знаешь — правду!
Достигаев. Да… чёрт тебя возьми вместе с правдой этой! Глупа ты… до святости, изверг естества! Ты — солги, да чтоб приятно было! Обидно мне или нет, что я — стар для тебя? Слышишь, как я с тобой говорю? Видишь, ну?
Елизавета. Вижу. Всё вижу. И — понимаю. А лгать тебе — не стану. Солгу — ты поймёшь, и разрушится наша дружба, а твоя дружба мне дороже, чем твоя любовь…
Достигаев. Эх, Лизка…
Елизавета. Я от тебя никуда не отойду, и никто меня не сманит, никто! Я — знаю, другого такого, как ты, нет!
(Глафира — с подносом, на нём две бутылки, бисквиты в вазе, яблоки.)
Достигаев. Ну… ладно! Молчи. И — вот что: Павлина — ты не дразни, оставь эту глупую твою привычку. Вообще — дразнить никого не надо, не такие дни. Лишнего не болтай. И пора бы тебе иметь взгляды. Оглядываться надо. Время опасное…
Елизавета. Не умею я учиться, Вася! Да я и без науки ничего не боюсь, как та девица, которая поёт:
Не боялась ничего, —
Ничего не побоюсь…
Достигаев. Ты — не шути, не время для шуток! Взяла бы словарь, почитала. Вот, примерно, Дарвин, англичанин, он проводит такой взгляд: надо приспосабливаться! Всё живёт, потому что приспособилось, а не просто: родилось, выросло и живёт… беззащитным дураком! (Антонина — с тарелками.) Тебя с Антошкой надобно посадить на идеологическое питание… на диэту! Почему не идут сюда?
Антонина. Там спор с Павлином.
Достигаев. Э, болваны… (Идёт. Елизавета — под руку с ним.)
Глафира (из тёмной комнаты). Шура прислала товарища сказать, что она и сегодня не ночует здесь и не беспокоились бы вы. А если хотите видеть её — товарищ проводит вас. Она — в совете. Очень желает видеть вас.
Антонина. Нет, не пойду. Такая слякоть, холод. Придёт же Шура завтра… послезавтра? Ну — когда-нибудь? (Глафира молчит.) Начинается что-то серьёзное, Глаша?
Глафира. Мне неизвестно.
Антонина. Вы тоже уйдёте к ним, да? А мне вот некуда идти. Ни с вами, ни против вас… не способна.
Глафира (грубовато). Может — ошибаетесь вы? Посмотрели бы поближе на людей, которые верят и решают…
Антонина. Мне верить — нечем. У меня нет этого, чем верят. Я говорю, конечно, не для того, чтоб вы пожалели меня.
Глафира. Я понимаю, что жалость мою вы за обиду себе приняли бы. Нет, я не жалею. А трудно мне понять — как это, почему? Жил человек свободно, читал книги какие хотел…
Антонина. И оказался ни к чему не способен, да?
Глафира. Вы… не одна такая, много таких…
Антонина. Это вы — утешаете?
Глафира. Нет, зачем же?
Антонина. А где эта смешная монашенка?
Глафира. Она своё место найдёт…
Антонина. Ну, прощайте, Глаша!
Глафира (удивлена). Я ведь не сегодня ухожу.
Антонина. Скажите Шуре… нет, лучше я напишу ей…
Глафира. Сейчас?
Антонина. После. (Ушла к себе.)
(Глафира, нахмурясь, смотрит вслед ей, делает движение к двери, но отмахнулась и пошла в комнату налево; уступает дорогу Павлину, Алексею, Виктору.)
Павлин (возмущённо). Прискорбно, весьма прискорбно, молодые люди, что вы так легкомысленно, с кондачка относитесь к слухам, столь грозным.
Виктор. Но — объясните: где же Керенский, войска?..
Алексей. Министры?
Павлин. Объяснить я ничего не могу. Но верю в самое невозможное…
Виктор. Ну да, это верование — ваша профессия…
Павлин. О, боже мой, боже! Что приходится слышать! Повторю вам, да подумаете: разумом наделены мы от бога не для упражнений в бесплодном высокоумии, хотя подобает нам и ереси знать, да искуснейшими явимся противу еретиков…
Достигаев (входит с бутылкой в руке). Значит: в Петрограде образовалось новое правительство, рабочее? Ну, что ж? Деды и прадеды наши из рабочих вышли, отцы с рабочими жили — трудились, почему же и мы не сумеем?
Павлин. Ох, Василий Ефимович, как неприятно шутите вы…
Достигаев. Открой вот эту бутылочку, Алёшка, да не взболтай, винцо нежное! (Обнимает Павлина за талию, ходит с ним.) Ты чего боишься, пастырь душ наших?
Павлин. Помилуйте, — что за вопрос? Власть над Россией захвачена неизвестными людями, из коих большинство — инородцы, иноверцы, а вы…
Достигаев. А я не верю в это и ничего не боюсь!
Павлин. Не может быть, чтоб не боялись, противуестественно это…
Достигаев. Подожди, — в чём дело? Жили мы шутя, за счёт дураков, ну вот: перебили дураков на войне, а которые остались — поумнели и просятся к нам в долю, в компаньоны.
Павлин. Дразните вы меня, Василий Ефимович.
Достигаев. Нет, ты — сообрази… Например — немцы. Чем немец силён? Тем, что по Дарвину живёт…
Павлин. Ох, полноте! Давным-давно опровергнут Дарвин этот!
Виктор. Совершенно верно.
Достигаев. Опровергнут? Не слыхали об этом. Ну, пускай он опровергнут, а привычка к нему всё-таки осталась, и немцы отлично… приспособляются. Немец социалиста не боится, он и социалисту кушать дает. И — что же мы видим? У нас в шестом году кадеты уговаривали народ: не плати царю налогов, не давай солдат! Народ и ухом не повёл… да! А вот, немецкие рабочие, социалисты, в четырнадцатом году, глазом не моргнув, дали денег на войну.
Павлин. Позвольте… невразумительно это!
Виктор. Я тоже не понимаю: что общего видите вы…
Достигаев. Ага? Вот видите? Нет общего-то!
Виктор. Но каков же смысл вашего примера?
Павлин. Постойте… что такое?
(Шум, возня где-то в доме.)
Алексей. Это — в кухне. Пришёл кто-то.
Павлин (встревожен). Вот видите… вламываются!..
(Виктор — спокоен.)
Достигаев (сыну). Иди, взгляни, кто там?
Павлин. Я говорю — всего можно ожидать.
Достигаев. Для гостей — не поздно.
Павлин. Кто теперь в гости ходит? О, господи! Вскую оставил нас еси?
Елизавета (вбегает, вполголоса, тревожно). Вася — представь: Порфирий Петрович и — Губин.
Достигаев (удивлён). Гу-бин?
Елизавета. Да, да!
Павлин. Разрешите удалиться, ибо считаю безумием риск встречи…
Достигаев. Постой, дай сообразить…
Елизавета. Ввалился, как слон.
Павлин. И, конечно, нетрезвый. Нет, уж я…
Достигаев. Ты, Павлин Савельев, посиди, не сожрёт он тебя! Нет, ты останься…
Елизавета (берёт попа под руку). Я буду защищать вас…
(Входят: Губин, Нестрашный, Алексей.)
Губин. А-а, Павлин… Ну, ладно, не бойся… Не до тебя. Здорово, Василий…
Достигаев. Вот не ожидал! Рад… очень рад…
Губин. Ну, где там — рад? Чему — рад?
Нестрашный. Для радости, Василий Ефимович, — поздно! Здравствуй-ко!
Губин. Ты, Перфил, начинай сразу.
Достигаев. В чём дело, а? Что это вы… не щадя себя, так сказать…
Нестрашный. Говори ты, Алексей Матвеич, я — сейчас! (Отводит сына в сторону.)
Достигаев. Ночью… обеспокоились, а?
Губин. Пришли… на поклон хитрости твоей… хитроумию…
Нестрашный (сыну). Лошадь — у ворот. Езжай, скажи, чтоб вагон с бумагой гнали тотчас, знаешь — куда? По документам в вагоне — сода. Наборщики готовы? Действуй. Я дождусь тебя здесь. Один по городу не езди, возьми кого-нибудь. Иди. Осторожно.
Губин (тяжело, угрюмо). Слухи оказались — верны. И чем хуже слух, тем боле в нём правды… всегда так было… всегда и все на худой конец живём!
Павлин. Глубоко правильно…
Губин. Ты всё-таки молчи, Павлин!
Нестрашный (звонко). Ну, слышал? Правительство — арестовано, солдаты с рабочими разграбили и подожгли Зимний дворец, Керенский — бежал…
Губин. А что нам делать?
Достигаев. Ай-яй-яй! Что же это происходит, граждане, а? Отец Павлин — каково? И… и все бегают! То — один, то — другой. Нашалит и — бежать! Звонцов-то, губернатор наш, в Москву удрал…
Губин. Ты — не юли, не вертись…
Нестрашный. Мы пришли посоветоваться… Ты у нас впереди смелых числишься. К твоим словам люди внимательны.
Павлин. Присоединяюсь к сей оценке! Вас, Василий Ефимович, послушают, за вами пойдут…
Губин. Нет… ты, поп, молчи!
(Елизавета пробует открыть дверь в комнату Антонины. Манит пальцем Алексея. Он отмахнулся, не подошёл.)
Достигаев. Я, конечно… очень благодарен за доверие… Что же предполагаете вы начать? Ты, Порфирий Петров, старый воевода — сколько лет командуешь союзом-то Михаила Архангела?
Нестрашный. Время ли старые года и заслуги считать? Мы тебя спрашиваем: что это за комитет безопасности организовали в Москве? И кто здесь, у нас, комитет этот представляет? Ты, что ли?
Губин. И о какой, чьей безопасности речь идёт?
Нестрашный. С нами ты или с кадетами?
Достигаев. Вопросов-то сколько, отец Павлин!
(Елизавета быстро ушла, захватив с собой Алексея.)
Губин. Не тяни за душу, Василий!
