тюрьме, да?
Троеруков. Два раза. Четыре месяца и одиннадцать.
Сомов. За убеждения, конечно, да? То есть за болтовню?
(Троеруков молчит. Смотрят друг на друга.)
Сомов. Мало. На месте ГПУ я бы вас — в Соловки. Лет на десять.
Троеруков. Вы шутите или оскорбляете?
Сомов. А — как вам кажется?
Троеруков. Кажется — хотите оскорбить.
Сомов. Ну и что же?
Троеруков. Это — напрасно. Я так отшлифован оскорблениями, что от них не ржавею. Вы дадите мне работу?
Сомов. Нет.
Троеруков. Можно спросить — почему?
Сомов. Спросите, но я не отвечу.
Троеруков. До свидания. (Встал.) Так и сказать Якову Антоновичу?
Сомов. Так и скажите… Впрочем — постойте! Вы способны говорить откровенно?
Троеруков. Зависит от того — о чём и с кем.
Сомов. О себе. Со мной.
Троеруков. Зачем?
Сомов. Вот как? Таким я вас не представлял. Любопытно. Вы давно знаете Богомолова?
Троеруков. Пять лет.
Сомов. И… что же вы о нём думаете? Можно узнать?
Троеруков. Старый человек, не очень умный, обозлённый и — неосторожный…
(Сомов молча смотрит на него. За террасой голоса Арсеньевой, Лидии.)
Троеруков. Могу уйти?
Сомов. Нет. Пойдёмте-ка ко мне… Вы как будто… человек неглупый, а?
Троеруков. Не имею оснований считать себя дураком.
Троеруков. Все люди — актёры.
(Ушли. Входят женщины.)
Арсеньева. Не знаю, как я могла бы помочь тебе.
Лидия. И я не знаю.
Арсеньева. Уж очень ты слабовольна.
Лидия. Вот это я знаю. Будем пить чай?
Арсеньева. Да. И детей нет.
Лидия. Он — не хочет. Да и — какая я мать?
Арсеньева. Он очень эгоистичен?
Лидия. Он — честолюбив. И — чёрствый. Он вообще… мало похож, — совсем не похож на того человека, каким я видела его до замужества.
Арсеньева. Ты — сильно влюбилась?
Лидия. Да. Впрочем — не знаю. Может быть, я просто хотела скорее выйти замуж. Отец ненавидел революцию, рабочих и всё… И меня тоже. Он стал такой страшный. Мы жили в одной комнате, иногда мне казалось, что он хочет убить меня. Он говорил: «Если б не ты, я бы дрался с ними». Ты помнишь его?
Арсеньева. Смутно.
Лидия. Ночью он молился, рычал: «Господи, покарай, покарай!» Я не могла уснуть, пока он сам не уснёт. Утром проснусь, а он сидит на диване и смотрит на меня — так, что я не могу пошевелиться.
Арсеньева. Разведись, Лида, поживи со мной; у меня есть мальчик, приёмыш, беспризорный, удивительно забавный, талантливый.
Лидия. Я такая… дрянь! Знаешь, мне даже противно видеть себя в зеркале. Такое ненавистное, чужое лицо…
Арсеньева (гладит её плечо, голову). Перестань.
Лидия. Особенно гадко вспомнить себя… ночью. Он любит, чтоб в спальне горел огонь, понимаешь? Он такой… чувственный и заражает меня. Потом — думаешь: какое несчастие, какой позор быть женщиной!
Арсеньева. Мне очень… грустно с тобой…
Лидия. Грустно? И только?
Арсеньева. Ты была такая… прозрачная, правдивая, так серьёзно училась, думала.
Лидия. А я и тогда вижу себя ничтожной. Теперь стала хуже… глупее, нечестной.
Арсеньева. У меня, Лида, нет… мягких слов, я не умею утешать.
Арсеньева. Я преданно… искренно люблю людей, которые — вот видишь — строят новую жизнь. И все другие, кроме их, мне уже непонятны. Я даже и себя, иногда, не понимаю. Мне стыдно вспомнить, что я могла думать и чувствовать иначе, не так, как теперь.
Лидия. Как горячо ты…
Арсеньева. Люди, как Дроздов, Терентьев, действительно — новые люди. Они — в опасном положении, у них гораздо больше врагов, чем друзей.
Лидия. Рабочие так страшно упрощают всё.
Арсеньева. Они упрощают правду…
Лидия. Кто-то идёт?
Яропегов (в охотничьих сапогах, с двустволкой за плечами, с чемоданом в руке). Пардон, медам! Я, кажется, втяпался в лирическую сцену? Чай? О, дайте мне скорее чаю! Из оперы «Князь Игорь» — не замечаете?
Арсеньева. Как ваша голова?
Яропегов. Работает — как всегда: гениально!
Лидия. А болит ещё?
Яропегов. Немножко. Скорее — из вежливости, чем по необходимости.
Лидия. Где ты… где вы были?
Яропегов. Чёртова глушь. Шестьдесят три километра от ближайшей станции. Леса. Бурелом, валежник, гниль и вообще все прелести лесов, где никто, кроме лешего, не хозяйничал. Проводят ветку — адова работа, но — весело! Николай дома? (Рассказывая, он снимает ружьё, ставит его в угол; вынул из кармана револьвер, положил его на подоконник, прикрыл шляпой.)
Лидия. Кажется, вы чем-то встревожены?
Яропегов. И сам себе — зубы заговариваю, — как вы любите выражаться?
Арсеньева. Ну, Лида, я пойду!
Лидия. Посиди ещё немножко.
Яропегов. Это не я спугнул вас?
Арсеньева. О, нет, я не пуглива.
Лидия. Посиди!
Яропегов. А я пойду, взгляну, где Николай. (Ушёл.)
Арсеньева. Какой он жизнерадостный.
Лидия. Нет, это только слова у него такие, а он — несчастный и притворяется. Я его знаю. Он чем-то встревожен. Он притворяется, но не умеет. И лгать не умеет.
Арсеньева. Его очень любит молодёжь.
Лидия. Он всегда заговаривает зубы себе и всем. Он был женат на двоюродной сестре мужа, а она ушла с каким-то англичанином в Сибирь и там умерла. У тебя муж — кто был?
Лидия. Тоже?
Арсеньева (смеясь). Ах ты… Дитя ты ещё! Муж мой был журналист, после Октябрьской революции он показал себя так, что мы разошлись…
Лидия. Он — где?
Арсеньева. Убит в гражданской войне. Он — белый, корниловец.
Троеруков (поспешно вышел из комнаты, схватил палку). Извините! (Сбежал с лестницы.)
Арсеньева. Да. Очень.
Сомов (из комнаты). Лида!
Лидия. Что?
Сомов. На минуту!
Лидия (ушла, быстро возвращается). Пойдём ко мне наверх…
Лидия. Нет, — пойдём! Ты так хорошо говорила со мной сегодня!
Арсеньева. Далеко я живу.
Лидия (ведёт её). Да, очень далеко от меня, далеко! Но мне так хочется побыть с тобой.
(Ушли. Через минуту Сомов — вышел, за ним — Яропегов.)
Сомов. Здесь удобнее.
Яропегов. Чем? (Наливает чай.)
Сомов. Всегда видишь, кто идёт…
Яропегов. Есть такой балет: «Тщетная предосторожность». (Ожёг руку.) А, чёрт…
Сомов. Ты ничего не говорил жене?
Яропегов. Я вскочил на террасу и при этой учительнице заорал, как мальчишка-газетчик: «Попов приехал из-за границы и на вокзале арестован…»
Сомов (ходит). Выхватывая из нашей среды таких, как он, товарищи обезоруживают себя. В конце концов — всё против них.
Яропегов. Ты думаешь? Гм…
Сомов. Богомолов будет… встревожен…
Яропегов. Дуреет старик. Загнал фабрику в трущобу, а можно было построить километров на тридцать ближе к путям и на сухом месте. Вообще работу он ведёт не очень грамотно и спустя рукава. Пристыдят его товарищи, когда разберутся. А они скоро начнут понимать, из их среды уже появляются весьма остроумные парни.
Сомов. Не замечаю.
Яропегов. Ты из-за проектов и бумаг людей не видишь. (Пауза.) Напрасно меня выдернули вы из живого дела. На практической работе я чувствовал себя лучше и пил меньше. У вас тут атмосфера низкого давления и какая-то… всё чихать хочется, а чихнуть — некуда.
Сомов. Виктор! Когда автомобиль свалил тебя…
Яропегов. Числа — не помню.
Сомов. Я не об этом. Шофёр не возбуждает у тебя никаких подозрений?
Яропегов. Подозреваю, что он был пьян, идиот. Трезвый не поедет с погашенными фонарями.
Сомов. Странно, что ты не заметил шофёра и кто сидел с ним…
Яропегов. Когда на человека налетает автомобиль, так человек прежде всего замечает машину, затем — столкновение машины с его брюхом, далее он замечает, что его швырнуло на панель и что башка его неприятно стукнулась о какое-то твёрдое тело. После этого человек утрачивает на некоторое время способность замечать что-либо. А очухавшись, деловито соображает, насколько он испорчен. При всём этом — нет времени знакомиться с шофёром.
Сомов. Это забавно, Виктор, но…
Яропегов. Почему ты вспомнил этот случай?..
Сомов. Видишь ли, ты — извини! Но мне кажется, что автомобиля вообще не было, а просто ты упал…
Яропегов. Будучи в пьяном виде? На этом и согласимся.
Сомов. Тут всё время ищут шофёра, этот… товарищ Дроздов, должно быть, подозревает хулиганство и, может быть…
Яропегов. Мне следует заявить, что это я сам, в пьяном виде, наскочил на автомобиль? Что ж, можно и заявить. Но гражданин, который поставил меня на ноги…
Богомолов (идёт поспешно, с зонтиком под мышкой, говорит негромко, задыхаясь, заикается). Виктор Павлович… Действительно — Попов, а?
Яропегов. Именно — он.
Богомолов. Странно как, знаете? И — почему, а?
Яропегов. Сие — неизвестно. Что вы — с зонтиком?
Богомолов. От собак. Я думал — палка. Как же это… случилось?
Яропегов. Очень просто: его встретили люди, которые в таких случаях встречают…
Богомолов. В каких случаях?
Яропегов. Ну, вот — в этих, когда человека арестовать надо…
Сомов. Не так громко, Виктор…
Богомолов. Надо? Надо… мотивы иметь!
Яропегов. Вероятно, у них есть и мотивы.
Богомолов (озлобляясь). Вы шутите! Вы всё шутите…
Яропегов. Привычка. Свыше мне дана.
Сомов. Яков Антонович, мне надобно сказать вам несколько слов…
Богомолов. Сейчас, подождите! (Яропегову.) Ну, встретили и… что же?
Яропегов. И повели.
Богомолов. Сказали что-нибудь?
Яропегов. Не слышал.
Богомолов. Портфель у него? Багаж?
Яропегов. Да — что я? Багажный кондуктор? Я видел, что Попова любезно ведут, а он… идёт! И это — всё!
Богомолов. Любезно! Ой, как нехорошо говорите вы! У вас… коллегиального чувства нет-с! Вы… не понимаете — кто арестован! Кто!
Яропегов. Я сказал: арестован — Попов, вы знаете его, да? Ну, вот. И — чего вы кричите на меня? По какому праву?
Богомолов. Право старшего товарища… — Иду, Сомов, иду! Не возмущаться такими актами бесправия… (Сомов шепчет в ухо ему.) Да… Иду! Вы извините, Виктор Павлович, но… я — старый человек и — возмущён, знаете! Николай Васильевич — надо сказать Изотову…
Сомов. Да, но мне некого послать…
Богомолов. Подождите… Тут должен быть… (Кричит.) Кирик Валентиныч, вы — где? (Сбежал с лестницы. Из-за деревьев — Троеруков, шепчутся. Яропегов изумлён. Сомов, нахмурясь, следит за ним. Богомолов — возвратился.) Идёмте! Какие волнения… На старости лет…
(Богомолов и Сомов уходят.)
(Яропегов протёр пальцами глаза, щупает затылок, крутит бородку, бормочет что-то, берёт чемодан, ружьё.)
Фёкла (входит). Здравствуйте, Виктор Павлыч, — приехали?
Яропегов (как сквозь сон). Очевидно… приехал! Как живём, премудрая?
Фёкла. Стряпаю да кормлю, вот и всё житьишко! Денег надобно, а взять не у кого, старшая хозяйка — заперлась, не допускает до себя, молодая — пищей не интересуется… Поправились от ушиба-то?
Яропегов. Вполне. Хоть жениться могу…
Фёкла. Жениться вам — самое полезное дело. И женитесь — на молодой, вы — весёлый, с вами и молодая скучать не станет.
Яропегов (хочет идти). Так я и сделаю…
Фёкла (собирая посуду со стола). А у нас тут всё скандалы, всё аресты. Шпекулянта Силантьева арестовали, Китаева, они, слышь, материал со стройки привыкли красть. Ведь вот какая это дурная привычка — воровать! Ну, Силантьев — пёс его возьми! А рабочему-то воровать не надо бы! Подумал бы: у кого ворует? Сам у себя ворует.
Яропегов (поставил чемодан на пол). Правильно! Китаева, говорите, зацапали?
Фёкла. Да, да! И слышно, что будто бы он пьяный хвастался, что на человека наехал, — не он ли это на вас?
Яропегов. Не-ет… Мало ли таких… которые наезжают.
Фёкла. Задумчивый вы нынче.
Фёкла. Ну —
