постоянно «бомбардируетесь» письмами тех, кто личное, в сущности ничтожное, горе стремится выдать за мировую скорбь, пустую слезу — за жемчужину исстрадавшегося сердца, кто внутреннюю пустоту принимает за пустоту жизни, кто гибель надежды личного благополучия и счастья считает гибелью счастливой жизни вообще, кто, чувствуя, что он — тонет и что иссыхает насиженное тёплое болотце его ограниченного мира, — думает, что погибает не он, а весь необъятный мир. Чувствуя, что дни его сочтены, он, этот солитёр, начинает кричать, визжать, брюзжать, и этот визг буквально слышится повсюду.

Немудрено, что эти отчаянные вопли долетают и до вас, надеясь на «тёплое сердечное слово».

Пишут ли вам те из миллионов, которые пробудились и поднимаются к жизни? Думаю, что, конечно, пишут, но вряд ли многие. Вряд ли многие потому, что эти люди гораздо более беспощадны в критике, чем откровенны в радости; более самоуверенны в деле, чем расточительны в слове. А между тем, если знаменитый наш сатирик тосковал о своём читателе, то тем более близкая и тесная связь между читателем и писателем необходима в наше время.

Вот почему я решил отозваться несколькими словами о журнале «Наши достижения» и думаю, не сочтёте вы это за желание оказать приятное одолжение для вас, — одолжение, в котором вы не нуждаетесь.

«Предприняв издание ещё одного ненужного журнала…» — так, кажется, пишет солитёр, и это совершенно понятно, ибо для солитёра ненужным является всё то, что изгоняет его из организма, что очищает организм от паразитов, словом, всякий подлинно полезный медикамент. А журнал «Наши достижения» — великолепный медикамент, и он нужен, очень нужен! Нужен потому, что не все ещё отравлены паразиты, не все залечены раны на здоровом и крепком теле. Это — во-первых. Во-вторых, журнал нужен и для иной цели. Человек в наши дни должен быть (и становится) настолько большим, чтобы видеть всю страну, чтобы жить жизнью всего нашего необъятного Союза, а между тем мы всё ещё остаёмся в своих углах, видим одни и те же улицы и лица, одни и те же стены и крыши, видим постоянно один и тот же горизонт. А когда мир суживается до такой стены, то непомерно сильно вырастает своё «я», возвышаясь до царственного положения. Чтобы каждый отказался думать, что «земля вертится вокруг него» и что солнце опускается на его поле, чтобы перестал он чувствовать и считать себя «солью земли» для этого необходимо раздвинуть мир, в котором он живёт, разорвать узкий горизонт видимого ему мира, усилить его глаза и уши, удлинить руки и ноги, увеличить мозг, то есть сделать его постоянным жителем гораздо более широкого коллектива, оторвав его от мерзкой скорлупы, и возвысить человека до осознания величественной силы физической и умственной деятельности подлинного коллектива.

Теперь нужно сделать доступным человеку сравнивать свои лишения с лишениями многих, свою нужду с нуждой всех, свои достижения с достижениями всего Союза. Нельзя отдаться пассивному ожиданию прихода «всеспасающей техники», нельзя потому, что и техника, в конце концов, — застывший труд, нельзя и потому, что просвещение и культура представляют рычаг огромного значения, чтобы поддерживать среди всех строителей нового общества (строящих в различных, неимоверно отдалённых уголках) постоянную жажду к деятельности, необходимо каждому из строителей предоставить жить и радоваться достижениями трудящихся всей страны. И вот эту роль для нас выполняет редактируемый вами журнал.

Живу я, А.М., в Перми. Вы были в этом городе и помните, может быть, этот богатый мещанством городок. Теперь, конечно, многое изменилось: открыты химический, ветеринарный, сельскохозяйственный институты, преобразованы в институты бывшие педагогический и медицинский факультеты. Вырос огромный завод «Уралсепаратор», открыт трамвай, вблизи от города строится гигантский бумажный завод, так же невдалеке Уралнефть и т. д. Словом, культурная и хозяйственная жизнь изменилась, но всё же как она далека по темпу от жизни таких, допустим, бурно развивающихся городов, как Новосибирск, Харьков, Иваново, Москва и даже Свердловск!

Живя в этом довольно тихом городке, конечно, нуждаешься постоянно в знакомстве с гигантским строительством страны, чтобы вжиться, вчувствоваться в этот невиданный рост и зажечь себя новым порывом к работе. Правда, многое пишется в газетах и других журналах, но в них справедливо уделяется большее внимание недостаткам, прорывам, как теперь говорят, чем достижениям и успехам. Между тем вряд ли можно переоценить значение пропаганды успехов социалистического строительства. Этому большому делу служат «Наши достижения» и такой же прекрасный журнал «СССР на стройке».

Сегодня утром мы с товарищем порядочно расстроились. Конечно, известно вам, что с питанием (да и с промтоварами) сейчас не вполне благополучно, особенно в провинциальных городах. Так вот, сегодня мы не могли нигде позавтракать до 12 часов: 2 столовых были закрыты, а в третьей ужасная очередь, купить съестного было негде. Конечно, другие голодают и больше, но люди-то мы молодые, нетерпеливые. Жрать хочется чертовски, небось, при самом большом энтузиазме поползут по мозгам, точно черви после дождя, «всякие такие» мысли. Надо их чем-то ущемить, задушить, отравить. И тут мало одной физической пищи, необходим и умственно «лекарственный напиток». И вот зашёл я после обеда в городскую библиотеку, посмотрел, прочитал многие журналы и между ними «Наши достижения», и невольно стало обидно и стыдно за утрешние, нудные мысли, такими пустяшными, маленькими показались они по сравнению с величественностью «Сельмашстроев», «Тракторостроев», «Днепростроев» и неисчислимых других «строев».

Сегодня у меня выходной день, я решил пойти к пристани. Прежнюю жизнь пристаней я скорей знаю по вашим описаниям, но недавнюю всё же несколько помню. И вот там, где были бесчисленные лавчонки, фруктовые и продуктовые, — теперь пусто, купить — ни чёрта! Меня охватило чувство нашей нужды и бедности. Но взглянул на строящееся рядом с замечательным Любимовским домом на берегу Камы огромное бетонное здание, дымящие — вверху Мотовилиху и внизу — «Уралсепаратор», и у меня изменилось настроение. «Нет, — подумал я, — наша бедность есть живой свидетель того, что мы богатеем». Всё дело заключается в том, чтобы содержание коллектива сделать содержанием своего «я», его закон — своим законом, его рост — собственным ростом, радость и достижения коллектива — радостью и достижениями своими. Это оказывается, — я откровенно сознаюсь, А.М., — трудным делом и для нас, для молодых. Иногда это вызывает нелёгкую внутреннюю борьбу, но без борьбы жизнь — ничто, да, собственно, и нет жизни. Необходимо постоянно видеть плоды своих усилий, результаты далёких устремлений, близкую достижимость цели, убеждаться самому в достижимости этой цели, чтобы она не была неосознанной туманностью будущего, а яркой путеводной звездой. И вот эту задачу выполняет с успехом ваш журнал. Постоянно показывая достижения социалистического строительства, приближая их к нам в отдалённые уголки, освещая увлекательно их исторический смысл, журнал учит жить и восторгаться грядущим. Желаю вам доброго здоровья и успешной дальнейшей работы. Один из многих, студент-выдвиженец, по происхождению крестьянин, по воспитанию — детдомовец.

24 —VII-30.»

Мы публикуем это письмо потому, что автор его — один из миллионов, которые «пробудились и поднимаются к жизни». Несомненно, он прошёл весьма трудный путь, прежде чем достиг университета. Лет двадцать тому назад он до университета не дошёл бы, хотя он, кажется, человек стойкий. Но в то не «доброе», не очень «старое» и всё-таки уже далёкое от нас время погибали именно стойкие, мужественные. Пути к университетам были закрыты дли них. И тот факт, что в наши дни в университет можно попасть из детдома, из «колонии беспризорных», из трудовой колонии людей, бывших «социально опасными» и «правонарушителями», этот факт — одно из крупнейших достижений Октябрьской революции.

Автор письма — человек скромный, он не подписал своего имени, — автор письма спрашивает: пишут ли мне «те из миллионов, которые пробудились и поднимаются к жизни»? Да, я очень много получаю писем от бодрых и скромных маленьких «великих» людей, которые неутомимой работой своею создали атмосферу, понуждающую людей «подниматься к жизни». Писем этих так много, что публиковать их — невозможно, да и нет нужды: авторы этих писем хорошо знают свои цели, задачи и пути к разрешению их. Но они плохо знают общие итоги их работы и мало знают о том, как глубоко проникает их работа, как действует на некоторых людей создаваемая ими атмосфера героического труда. А студент правильно говорит: «Человек в наши дни должен быть настолько большим, чтоб видеть всю страну, чтоб жить жизнью всего нашего Союза» и — скажу ещё раз, — как он, работая, воспитывать таких же мужественных героев труда, каков сам.

У меня есть другие письма, в которых говорится именно об этом; со временем я соберу и опубликую их, а сейчас приведу выдержки из двух, трёх. Вот что, например, пишет человек с Турксиба:

«И случилось так, что я, лишенец, обиженный человек, понял здесь, среди этих разношёрстных людей единого духа, как велико и захватывает наслаждение узнавать жизнь и участвовать в переустройстве её. Сонного меня ночью заносило песком, до чёртиков напугала змея, потел, как в бане, вообще «хватил горячего до слёз», а вместе с потом выпарились из меня все мои обиды и поповский мой аристократизм. И, уж по правде скажу, обидно было мне видеть, что полудикий киргиз, башкир работают с таким увлечением, которого я сначала-то не только не чувствовал, а и не понимал даже. Теперь, когда прошёл эту школу, чувствую себя вполне на своём месте.»

А вот — другой голос из Северного края, из Карелии:

«Сурово здесь, а зимою жутко было. Да и насчёт хлебца не богато. Стишки писать бросил, повернуло на прозу, проза тоже не удаётся, всё не те слова идут под перо. К тому же понимаю, что в литературу меня тянуло как к лёгкому труду, а тут лёгкого-то труда — нет, не найдёшь. Пришлось действовать как все. А тут один зав, хороший парень, говорит: «Ты что всё под нос себе читаешь? Ты бы — вслух. Да безграмотность ликвидировал бы». Впрягся я в это дело, и понравилось мне, вижу, что могу быть неплохим учителем. Трудновато после работы учительствовать, но ученики поддерживают, интересно с ними. Вопросов у них накопилось столько, что мне самому надобно учиться, а книг нет.»

И ещё пример того, как наша действительность «поднимает людей к жизни». Автор этого письма говорит о себе так:

«Я был частым посетителем домзаков. Видел, как мои товарищи по тюрьме уничтожали книги на карты и курево. Я также принимал участие в этом, не понимая, что сим поступком совершаю более тяжёлое преступление, чем на воле. Читал плохо, по складам, и никогда не хватало прочитать книгу до конца.»

Но, наконец, в