Собрание сочинений в тридцати томах. Том 26. Статьи, речи, приветствия 1931-1933

и какова судьба Клима Самгина?

Другая записка такая: «Товарищ Горький, чем объясняется большое различие между всеми вашими произвениями и книгой «Клим Самгин»? Эту книгу приходится одолевать. Может быть, я не сумел её как следует понять, а хотелось бы понять».

Горький. Эта книга затеяна мною давно, после первой революции 905-6 года, когда интеллигенция, считавшая себя революционной, — она и действительно принимала кое-какое участие в организации первой революции, — в 7 и 8 годах начала круто уходить направо. Тогда появился кадетский сборник «Вехи» и целый ряд других произведений, которые указывали и доказывали, что интеллигенции с рабочим классом и вообще с революцией — не по дороге. У меня явилось желание дать фигуру такого, по моему мнению, типичного интеллигента. Я его знал лично в довольно большом количестве, но, кроме того, я его знал исторически, литературно, знал его как тип не только нашей страны, но и Франции и Англии. Этот тип индивидуалиста, человека непременно средних интеллектуальных способностей, лишённого каких-либо ярких качеств, проходит в литературе на протяжении всего XIX века. Этот тип был и у нас: человек, член революционного кружка, затем вошёл в буржуазную государственность в качестве её защитника. В конечном счёте наша интеллигенция, прошедшая ряд этапов, пережившая ряд настроений, дала «Санина» (был такой роман Арцыбашева), где этот самый интеллигент превратился просто в типичного чувственника, для которого мир есть место, где он получает те или иные удовольствия, оплачивая их только тем трудом, который он затрачивает на то, чтобы их получить. Вам, вероятно, не нужно напоминать о том, что интеллигенция, которая живёт в эмиграции за границей, клевещет на Союз Советов, организует заговоры и вообще занимается подлостями, — эта интеллигенция в большинстве состоит из Самгиных.

Многие из людей, которые сейчас клевещут на нас самым циничным образом, были людьми, которых не я один считал весьма почтенными.

По этому поводу можно сказать, что и среди большевиков были люди, которые ныне являются церковными старостами. Не стоит об этом говорить. Мало ли было людей, которые круто повернулись и для которых социальная революция органически неприемлема! Они себя считали надклассовой группой. Это оказалось неверным, потому что как только случилось то, что случилось, они немедленно обернулись спиной к одному классу, лицом к другому.

Что же ещё сказать? Мне хотелось изобразить в лице Самгина такого интеллигента средней стоимости, который проходит сквозь целый ряд настроений, ища для себя наиболее независимого места в жизни, где бы ему было удобно и материально и внутренно. Он устроится потом в качестве одного из героев Союза земств и городов, во время войны наденет на себя форму, потом будет ездить на фронт и уговаривать солдат наступать. А кончит жизнь свою где-нибудь за границей в качестве сотрудника, а может быть, репортёра одной из существующих газет. Может быть, он кончит иначе.

Вообще надо брать человека, который включает в себя наибольшее количество типичных черт людей своего рода.

Председатель. Я думаю, что мы передадим вам, Алексей Максимович, все остающиеся вопросы. Теперь у меня просил слово товарищ Павлов.

Павлов. Издательство ВЦСПС два года выпускает книги рабочих авторов. В течение продолжительного времени о книгах рабочих авторов в нашей печати, в нашей критике нигде ничего не говорили; лишь только после того, как Алексей Максимович, живущий за тысячи вёрст от нас, дал оценку некоторым книжкам, стали везде и всюду говорить об этом.

Мы, члены рабочего редсовета, видим в лице Алексея Максимовича одного из лучших друзей, и я от имени редсовета вношу предложение избрать его членом нашего редсовета. (Аплодисменты.)

Мы надеемся, что Алексей Максимович ещё теснее и ближе свяжется с нашей работой. Очевидно, Алексей Максимович не сможет часто бывать у нас на заседаниях, но мы даём обязательство в том, что мы будем постоянно извещать его и информировать о всей проводимой нами работе, и просим его, хотя бы изредка, давать нам практические указания в нашей новой работе. (Аплодисменты.)

Горький. Ладно, это приемлемо. (Аплодисменты.) Поскольку я могу, я буду этим делом заниматься, потому что это — моё дело. Но, вероятно, я смогу мало дать, потому что я очень загружен. У меня есть целый ряд таких дел, которые требуют очень много времени, я литератор и должен писать.

Председатель. Естественно, что у ряда товарищей, представляющих отдельные заводы, есть желание воспользоваться собранием для того, чтобы пригласить Алексея Максимовича на свои заводы. Мы ограничимся одной запиской, остальные передадим Алексею Максимовичу.

Вот записка товарища Спиридонова: «Уважаемый Алексей Максимович, я организовал ударную бригаду на паровозе серии С-632 Октябрьской ж.д., где депо вашего имени. Организовал я бригаду за полтора месяца, оправдал Ваше имя, вожу поезда по расписанию. Я прошу Вашего согласия поместить на паровоз Ваш портрет вместе с надписью». (Аплодисменты.)

Председатель. На этом, я думаю, мы кончим заседание. Хочу лишь сообщить Алексею Максимовичу, что мы постановили создать бригады его имени. Эти бригады на предприятиях существуют, причём товарищи, присутствующие здесь, являются бригадирами или активными участниками бригады. Эти бригады одни из передовых на предприятиях.

Мы берём на себя обязательство через некоторое время подытожить работу бригад и в специальной книжке издать её. Мы хотим сказать, что отношение к Вам связано с задачей укрепления производства, с борьбой за промфинплан, члены редсовета тесно связаны с предприятиями.

Горький. За всё то, что я здесь видел и слышал, я вас очень благодарю. Потому что хотя я старик, но люблю учиться. И в этот приезд, как и в прошлый, я уже многому научился. У вас есть кое-чему поучиться. Если вы у меня чему-нибудь научитесь, я буду очень рад, и мы квиты. (Аплодисменты.)

Письмо работницам фабрики «Туркшёлк» по поводу присвоения фабрике имени М. Горького
Искренно жалею, товарищи, о том, что не могу придти на ваше собрание. Горячо благодарю вас за честь, которую вы оказали мне, назвав фабрику моим именем.

Скажу вам, что ещё с детства, присматриваясь к жизни женщины, особенно деревенской, я горестно думал о том, как тяжела эта жизнь, как невыносимо бремя труда, возложенное на неё деревенским бытом в условиях частного хозяйства. Кто она в этих условиях? Батрак своего отца, мужа, свёкра, свекрови. Она — прачка, швея, ткачиха, стряпуха, скотница, нянька, огородница, она неустанно, всю жизнь работает и дома и в поле. Работает всю жизнь, без отдыха, к тридцати годам — почти старуха и нажила себе непосильным трудом женские болезни. Нерадостная, каторжная жизнь, недостойная человека жизнь! Нет времени поучиться грамоте, а если и выучится немножко, так скоро забывает об этом, потому что грамоту — некуда девать, не было в деревенском быту ни книг, ни газет.

Рабочая партия, Советская власть, перестраивая частное хозяйство в коллективное, организуя колхозы, освобождает женщину от каторжных её цепей, делает её независимой от мужчины, хозяина её, устраивает в деревнях более лёгкую, более человечную жизнь. В колхозах юга Союза Советов, на Украине, на Северном Кавказе, в Поволжье, где крестьянские хозяйства почти сплошь стали колхозами, женщина начала жить иначе, более разумно, легко и светло. Там женщины устраивают общественные хлебопекарни, кухни, бани, прачечные, ясли для детей, там женщины начинают жить широкой общественной жизнью. У них есть время учиться грамоте, читать газеты, книги, они получили возможность знать всё, что делается в Союзе Советов и во всём мире. А в мире идёт великая, небывалая, неутомимая борьба трудового народа против хозяев, против людей, которые привыкли жить чужим трудом, привыкли спокойно сидеть на шее рабочих и крестьян. Начало этой борьбы рабочих положено у нас, нашими рабочими, она растёт, растекается по всему миру, как пожар, она кончится полной победой трудового народа. Вам, товарищи, надобно это знать, вам необходимо принять посильное участие в этой борьбе за свою свободу, за ваше право изменять жизнь к лучшему, в борьбе за жизнь радостную и светлую. Первый шаг к этой цели — отказ топтаться на одном месте, как топтались ваши бабушки и прабабушки. Первый шаг к новой жизни — колхоз! Колхоз и грамота. Жизнь в колхозе сделает вас равной — равными мужчине. Из хозяина, которым он всегда был для вас, он будет вашим товарищем и другом в работе по устройству новой, светлой, разумной, лёгкой жизни на земле.

Примите мой сердечный привет и подумайте хорошо над правдой моих слов.

К иностранным рабочим
Товарищи!

Вы — люди иных стран, вы родились и долгое время жили в условиях культуры, которую буржуазия строила вашими руками в целях укрепления и оправдания её власти над рабочим классом, в целях развития её бытовых, жизненных удобств. Ваши капиталисты, усердно заботясь о спокойной, удобной и дешёвой жизни для себя, создали очень мудрую философию, хорошую в городах канализацию, удобную мораль для себя и ещё многое, что придаёт европейской культуре её внешний блеск. Этот блеск, созданный вашей энергией, ослепляет вас, что вполне естественно и понятно. На общем фоне роскоши, которая наполняет витрины магазинов Берлина, Рима и других городов Европы, не очень заметны фосфорические пятна гниения буржуазии. Нельзя отрицать, что кое-какие крошки со стола богатого Лазаря перепадают и верхушке пролетариата. Крохи эти — чечевичная похлёбка, за которую ваша социал-демократия продаёт капиталистам ваше, товарищи, классовое первородство, и, как видите, чечевичная похлёбкаочень сильный яд.

Из отличных городов Германии вы приехали в Союз Советов, а в Москве, столице его, 86 процентов одноэтажных и деревянных домов. Они не ремонтировались в течение 17 лет и построены так, что улицы Москвы противоестественно запутаны. Эта картина сразу даёт вам неприятное, даже тяжёлое впечатление некультурности.

Не знаю, многим ли из вас понятно, что одноэтажная, деревянная Москва не будет ремонтирована, а её разрушат и перестроят так же, как разрушается хозяином Союза Советов — рабочим классом — всё прошлое, отжившее. Первое впечатление обычно играет решающую роль. Далее вам начинает казаться, что в Союзе Советов всё вообще «некультурно». В известной мере это объясняется тем, что хозяин Союза Советов не может предложить вам тех условий жизни, которые он ещё не успел создать для себя самого. Он и сам «некультурен» в сравнении с вами, ибо рабочие Союза в большинстве своём не носят галстуков.

Вам кажется, что он — к тому же — недостаточно дисциплинирован и не так хорошо работает, как бы следовало и как умеете работать вы. Это весьма близко к неприятной правде, но и это — как всё на свете — имеет своё объяснение, ибо, работая у станка, наш рабочий думает не только о том, как лучше сделать вещь, но и о том, как скорее достичь решительных успехов в деле строения социалистического, бесклассового общества. Говоря это, я имею

и какова судьба Клима Самгина? Другая записка такая: «Товарищ Горький, чем объясняется большое различие между всеми вашими произвениями и книгой «Клим Самгин»? Эту книгу приходится одолевать. Может быть, я не