Собрание сочинений в тридцати томах. Том 26. Статьи, речи, приветствия 1931-1933

что государственный порядок Союза Советов грозит им гибелью. Вот по этим причинам они хотят попытаться разгромить нас, разграбить нашу страну. Товарищи, мы живём тяжело потому, что нам угрожают войной, и мы должны поспешно, всячески, не теряя ни минуты, вооружиться для того, чтобы дать грабителям достойный отпор.

Мы жили бы легче и работали не так напряжённо, если бы нам не нужно было тратить огромное количество сил на самозащиту от возможного нападения бандитов капитализма. Но мы принуждены вырабатывать и продавать хищникам огромное количество наших продуктов для того, чтобы как можно скорее построить наши крепости — фабрики и заводы, для того, чтобы выработать сотни тысяч машин, которые должны освободить крестьянство из-под тяжёлой, уродующей его власти земли и навсегда пресечь возможность развития в крестьянстве кулачества.

Мы торопимся работать и должны торопиться. Мы вооружаем нашу армию и должны ещё более усиленно вооружать её. Наша власть совершила бы преступление против трудового народа, если бы она не создала ту прекрасную армию, которая создана ею, если бы она не заботилась о том, чтобы поставить красных бойцов наших и технически и политически выше подневольных солдат капиталистических армий. Мы тем более должны заботиться о нашей Красной Армии, что она у нас не казарма, а школа, не место, где из человека вышибают мозг варварской дисциплиной и создают из него только человекоубийцу, как это делалось в царское время. Наша армия воспитывает сознательных бойцов против всемирного грабительства, борцов за социализм, за строительство государства равных. Армия дорого стоит нам, но затраты на неё частью окупаются тем, что в ней мы воспитываем культурных людей. Не мы виноваты в том, что принуждены тратить на пушки и штыки сталь, из которой можно бы сделать станки.

Шахтёры, нефтяники, колхозники и все рабочие фабрик, полей — тоже армия бойцов за свою свободу. Нам необходимо торопиться организовать все наши силы в единую, непобедимую силу, мы должны победить все препятствия на путях к нашей цели, и мы победим их. Наша рабоче-крестьянская масса непрерывно и быстро растёт. Об этом говорят миру, устрашая капиталистов, возбуждая революционную энергию рабочих, социалистическое соревнование, рост ударничества, рабочего изобретательства, быстро растущая грамотность массы, движение крестьян в колхозы, дружный отклик рабочих и крестьян на новый государственный заём. Об этом говорит и ваше, товарищи шахтёры, сознание, что каждый выработанный вами лишний кусок угля — дело государственной важности, — чем быстрее, успешнее работа, тем ближе конечная цель её.

Желаю вам, товарищи, здоровья, бодрости духа и ещё более крупных успехов в деле самозащиты.

Логика истории
На-днях в одной из белоэмигрантских газет было напечатано:

«Нью-Йорк, 4 июля.

Уволен в отставку четырнадцатый по счёту полицейский судья Нью-Йорка. Увольнение объясняется крупными злоупотреблениями по службе — получением взяток. За последние полгода из двадцати пяти полицейских судей Нью-Йорка более половины оказались преступниками.»

Месяца три тому назад та же газета сообщала, что в одном из штатов Северной Америки был арестован за преступление по службе судья, который во время суда над ним признался, что за время своей деятельности по борьбе с преступностью он утвердил не менее тысячи бесчестных приговоров за взятки со стороны родственников и друзей преступников.

Тысяча преступлений, совершённых одним судьёй, — это, разумеется, очень много, но следует помнить, что американцы любят грандиозное. И — в данном случае — следует верить белоэмигрантской прессе: она не только усердно, но даже яростно защищает капиталистический строй, значит, не в её интересах сообщать читателям непроверенные факты, которые компрометируют этот любезный ей строй.

Значит, она сообщает факты эти или «по неосмотрительности», или по глупости, или потому, что для неё безразлично, чем кормить читателя, лишь бы он покупал газету. Она печатает в игривом тоне, например, такие сообщения:

«Перед судом исправительной полиции в Лионе должен был предстать бродяга, обвинявшийся в воровстве. Жандармы долго не решались ввести подсудимого и уступили только после настойчивого требования председателя. Перед судом предстал человек… без штанов. Бродяга заявил, что он изодрал свои штаны в виде протеста против несправедливого ареста, а затем, чтобы показать, «на что он способен, если его будут дальше мучить», съел значительную часть лохмотьев. Судья распорядился вернуть бродягу в тюрьму, дабы там ему справили пару брюк.»

Очень весело рассказано, хотя и чувствуется, что «бродяга» — из новых, из созданных безработицей.

Но вернемся в Америку, к судьям, которых в таком солидном количестве сажают на скамью подсудимых. Разумеется, сажают не всех. Например, Фуллер, губернатор одного из штатов, убийца Сакко и Ванцетти, кажется, ещё продолжает губернаторствовать. Не был посажен на скамью подсудимых и тот судья, который, будучи в ресторане, взглянул на часы и сказал публике: «Через минуту три человека сядут на электрический стул. Я не убеждён в их виновности, но нахожу, что, в пример другим, их нужно казнить».

Кажется, публика рукоплескала ему. Известно, что в эти дни дожидаются смерти 8 негров, юноши, почти мальчики. Их обвинили в анархизме, хотя данных для обвинения не было и нет. Очевидно, их убьют «в пример другим».

Итальянцев Сакко и Ванцетти убили, в сущности, тоже «в пример другим». Приговорив к смерти, этих мучеников держали семь лет в тюрьме, чего не делалось даже в русских тюрьмах царского времени. Пролетариат Европы протестовал против приговора, протестовала интеллигенция. Это — не помогло. Сакко и Ванцетти были убиты. Наверное, будут убиты и 8 негров, несмотря на протесты пролетариата Европы и Союза Советов.

Протестовать против цинической жестокости капиталистов необходимо потому, что это организует классовое самосознание и классовые интересы солидарности пролетариев.

Но было бы наивно думать, что эти протесты могут оказать какое-нибудь влияние на суд капиталистов, людей, которые опьянены своей властью и которых всё более и более опьяняет животный страх пред социальной катастрофой. Они чувствуют, что революция неизбежно сметёт и смоет их с лица земли, загрязнённой ими. Им ничего больше не остаётся, как становиться всё более беспощадными по отношению к врагу, пока ещё недостаточно организованному для последнего, решительного боя. Но враг — организуется, и поэтому Зеверинг, прусский министр внутренних дел, советует полицейским «не жалеть патронов», как это советовал в 1905 году петербургский градоначальник Трепов.

4 июля Зеверинг «обратился ко всем полицейским учреждениям с циркуляром», в котором говорится:

«Если предыдущий циркуляр допускал применение выстрелов в воздух, то отсюда никак не следует, что разрешаются только холостые выстрелы и стрельба патронами воспрещена. Я не откажу в защите ни одному чиновнику, который пустит в ход огнестрельное оружие, руководствуясь предписаниями этого циркуляра.»

Из этой прокламации министра для всякого грамотного революционера совершенно ясно, что министр готов убить не 8, а 800, 8000 и даже — если удастся — 80 000 рабочих. Он организует свою армию к битве. И этим он учит немецких рабочих: организуйтесь! Они организуются, уходя из рядов социал-демократии в компартию.

Всё идёт как следует. Приближаются сроки величайших боев и уничтожения трудовым народом всех его паразитов.

Коммунизм, как судья, приговорил старый мир к смерти, как вождь трудовых масс силою их он разрушит его, а как организатор трудовой энергии — построит ни земле новый мир.

Это — не пророчество безумного, не утешение для слабых духом, это — неизбежная, неоспоримая логика фактов, логика истории.

Предисловие к воспоминаниям Н. Буренина
Автор воспоминаний — один из тех русских интеллигентов конца XIX века и начала XX, которые поняли, что единственной силой, способной преобразовать мир, является рабочий класс. Это неопровержимо доказывалось учением Карла Маркса, об этом убедительно писал В.И.Ленин, на это указывала работа немецкой партии социал-демократов — партии, которая в ту пору переживала «расцвет сил».

Но, разумеется, гораздо более решительно, чем идеи, книги, интеллигенцию толкало в сторону трудового народа сознание её шаткости, неустойчивости её социальной позиции, сознание её материальной необеспеченности и политической беспризорности. Об этом не говорили, не писали, но это более или менее хорошо чувствовали. Говорили и писали о страданиях народа, о любви к нему, о решающей «роли личности в истории», и весь этот не очень искусно придуманный политический романтизм ставил целью своей организацию сознания интеллигенции как силы вне- и надклассовой. В конце концов это было учение о самодержавии индивидуальности, а в основе его лежало убеждение интеллигента в том, что он умнее приказчиков царя и приказчиков купца. Конечно, так оно и было на самом деле.

Самодержавное правительство и промышленность не могли поглотить и утилизировать в свою пользу всего запаса интеллектуальных сил страны. Запас этот с каждым годом разрастался всё более и, разрастаясь, пролетаризировался. Количественный рост неглупых, но лишних людей был уже в начале восьмидесятых годов настолько велик, что один из министров народного просвещения нашёл необходимым затруднить поступление в гимназии «кухаркиных детей» и был запрещён приём семинаристов в университеты.

В девяностых годах интеллигенты пошли на фабрики и заводы по тем же соображениям, по которым они за двадцать лет до этого ходили «в народ». «В народ» ходили для того, чтобы поднять крестьянство против царя и помещиков, чтобы вызвать крестьянский бунт; это не удалось, да и не могло иметь успеха.

На фабрики, на заводы пошли с целью более скромной: организовать социалистическую партию рабочих. Это отлично удалось, хотя и впоследствии многие из организаторов Российской социал-демократической рабочей партии превратились из революционеров в пошлейших буржуазных реформистов.

В начале XX века Российская с.-д.рабочая партия имела довольно обширное и сложное хозяйство. Нужно было обслуживать партийное подполье литературой, нужно было печатать её внутри страны и доставлять из-за рубежа, из Швейцарии, Германии. Кроме того, нужно было доставать денег для партии, устраивать явочные квартиры для подпольщиков и многое другое.

К группе людей, которые занимались этим делом, — «партийных техников», и принадлежал автор этих воспоминаний. Он человек из богатой купеческой семьи, и таких, как он, в этой «технической» группе было несколько, а в партии их работал, вероятно, не один десяток, считая скромно. Все это люди материально обеспеченные, люди из враждебного класса, далеко не «пролетарии». Их отличительной чертой была скромность, беззаветная преданность делу партии и неугасимая вера в победу рабочего класса. Лично я знал и знаю многих из них, но — ни одного авантюриста, ни одного человека с расчётом получить в будущем, после победы, какую-то награду за свою работу, а ведь в партии было довольно много людей, которые рассчитывали на карьеру. В 1905 году почти все работали в «Боевой группе» при ЦК большевиков.

Крайне характерен для этой группы факт, что за всё время её активной деятельности среди её членов не оказалось ни одного предателя, не было провокаторов. Работала она не только в годы боёв, но и после поражения, когда трусы бежали из революционных партий, а подлецы занялись подлым делом предательства.

что государственный порядок Союза Советов грозит им гибелью. Вот по этим причинам они хотят попытаться разгромить нас, разграбить нашу страну. Товарищи, мы живём тяжело потому, что нам угрожают войной, и