какой-то мере взять на себя руководство армией начинающих писателей, должен организовать её, распределить её силы по различным работам и учить работать с материалом прошлого и настоящего.
В стране нашей идёт работа над «Историей фабрик и заводов». Оказалось, что привлечь к этой работе высококвалифицированных литераторов весьма трудно. Покамест из них отлично работают только поэтесса Шкапская и Мария Левберг, другие же не только не касаются сырого материала, но не находят времени для редактирования обработанного.
Мы не знаем истории нашего прошлого. Предполагается и частью уже начата работа над историей удельно-княжеских и порубежных городов от времени их основания до наших дней. Эта работа должна осветить нам в очерках и рассказах жизнь феодальной России, колониальную политику московских князей и царей, развитие торговли и промышленности, — картину эксплуатации крестьянства князем, воеводой, купцом, мелким мещанином, церковью, — и заключить всё это организацией колхозов — актом подлинного и полного освобождения крестьянства от «власти земли», из-под гнёта собственности.
Нам нужно знать историю прошлого союзных республик. К этим и многим другим коллективным работам можно привлечь сотни начинающих писателей, и эта работа предоставит им широчайшую возможность самообразования, повышения квалификации путём коллективной работы над сырым материалом и взаимной самокритики.
Нам необходимо знать всё, что было в прошлом, но не так, как об этом уже рассказано, а так, как всё это освещается учением Маркса — Ленина — Сталина и как это реализуется трудом на фабриках и на полях, — трудом, который организует, которым руководит новая сила истории — воля и разум пролетариата Союза Социалистических Республик.
Вот какова, на мой взгляд, задача союза литераторов. Наш съезд должен быть не только отчётом пред читателями, не только парадом наших дарований, но он должен взять на себя организацию литературы, воспитание молодых литераторов на работе, имеющей всесоюзное значение всестороннего познания прошлого и настоящего нашей родины.
Речь на I Всесоюзном съезде советских писателей 22 августа 1934 года
Уважаемые товарищи, мне кажется, что здесь чрезмерно часто произносится имя Горького с добавлением измерительных эпитетов: великий, высокий, длинный и т. д. (Смех.)
Не думаете ли вы, что, слишком подчёркивая и возвышая одну и ту же фигуру, мы тем самым затемняем рост и значение других? Поверьте мне: я не кокетничаю, не рисуюсь. Меня заставляют говорить на эту тему причины серьёзные. Говоря фигурально, все мы здесь, невзирая на резкие различия возрастов, — дети одной и той же очень молодой матери — всесоюзной советской литературы.
Измерение роста писателей — дело читателей. Объяснение социального значения произведения литературы — дело критики.
Мы видим, что наши читатели всё более часто и верно оценивают рост писателя даже раньше, чем успевает сделать это критика. Примеры: «Пётр I» — Алексея Толстого, «Капитальный ремонт» — Соболева, «Я люблю» — Авдеенко и десяток других книг, написанных за последние три-четыре года.
Разумеется, я не склонен проповедовать «уравниловку» в стране, которая дала и даёт тысячи героев, но требует сотен тысяч их. Но я опасаюсь, что чрезмерное расхваливание одних способно вызвать у других чувства и настроения, вредные для нашего общего дела, для нормального роста нашей литературы.
Среди нас есть ещё немало людей, которые родились и воспитывались в атмосфере злейшей мещанской конкуренции. И весьма часто эта конкуренция замещает соревнование, а конкуренция и социалистическое соревнование — понятия несовместимые, ибо враждебны в корнях своих.
Товарищ Соболев — автор «Капитального ремонта» — сегодня сказал очень веские и верные правде слова: «Партия и правительство дали писателю всё, отняв у него только одно — право писать плохо».
Отлично сказано!
К этому следует прибавить, что партия и правительство отнимают у нас и право командовать друг другом, предоставляя право учить друг друга. Учить — значит взаимно делиться опытом. Только это. Только это, и не больше этого.
Я вполне уверен, что, если мы захотим, мы научимся учить друг друга, и это быстро отразится на повышении нашей технической квалификации. Мы должны не только «шапочно» знать друг друга в нашей стране, но и читать со всем вниманием, какого заслуживает наша работа. Человек растёт в действии. Мы видим, как выправляет людей физическая культура. Нам нужно тренировать нашу познавательную способность. Кратко говоря, нужно учиться. Это, конечно, не ново. Это я всегда говорил, и эта возможность широко предоставлена нам. И особенно нужно учиться нам уважению друг к другу. Этого не хватает нам, и это должно быть воспитано в нашей среде.
Возможно, что скажут: я сам в статьях моих о литературе недостаточно уважаю личность писателя. Это будет упрёк несправедливый. Я иногда говорю резко, но это я говорю не о писателе, а о его работе. Я — в некотором роде единоличник, и я жаден. Мать моя — литература Союзных Советских Социалистических Республик — празднует годы своего рождения. По жадности моей я страшно хочу, чтобы она получала хорошие подарки.
Вполне естественно, что я несколько раздражаюсь, видя, как часто ей дарят утюги — 16 тысяч чугунных утюгов. Мы всё ещё пользуемся «правом писать плохо». Мне кажется, что мы незаметно для себя и безболезненно для себя утратим это право, если сумеем почувствовать огромное значение литературы в нашей стране, понять нашу ответственность перед читателем. Одним из средств такого самозабвения я считаю коллективные работы над материалом прошлого, — работы, которые помогут нам шире и глубже понять достижения настоящего и требования будущего.
Илья Эренбург высказывался против коллективных работ. Я думаю — это по недоразумению, по незнакомству с их техническим смыслом. Эти работы не ставят перед каждым писателем узко определённой задачи: пиши о настроении сомов или ершей в тридцатых годах XIX века. Писатель из материала выбирает то, что наиболее отвечает его индивидуальному вкусу, не насилует его способности. Такие коллективные работы создадут, быть может, полуфабрикат, но они многим и многим предложат прекрасный материал для индивидуального художественного творчества и, главное, они помогут нам хорошо узнать друг друга, перевоспитаться в людей, достойных великой эпохи, которая зовёт нас к работе на весь мир, на освобождение трудящихся людей всей земли. Вот в чём дело, товарищи!
Если здесь, в этом зале, заложен фундамент объединения всей союзной литературы, — нам после съезда необходимо будет начинать практическое объединение в целях успешности трудной работы нашей, и работу эту нужно будет продолжать, развивая всё больше и дальше, для того, чтобы создать ту могучую литературу, которая нужна не только нашей стране, народам нашей страны, но нужна, я смею сказать, всему миру.
Вот всё, что я хотел сказать.
Заключительная речь на I Всесоюзном съезде советских писателей 1 сентября 1934 года
Итак — первый всеобщий съезд литераторов Союза Советских Социалистических Республик и областей кончил свою работу. Работа эта оказалась настолько значительной и разнообразной, что сейчас, в заключительном слове, я могу только внешне очертить её глубокий смысл, могу отметить только наиболее существенное из того, что ею обнаружено. До съезда и в начале его некоторые и даже, кажется, многие литераторы не понимали смысла организации съезда. «Зачем он? — спрашивали эти люди. — Поговорим, разойдёмся, и всё останется таким, как было». Это — очень странные люди, и на съезде их справедливо назвали равнодушными. Глаза их видят, что в нашей действительности кое-что ещё остаётся «таким, как было», но равнодушию их не доступно сознание, что остаётся лишь потому, что у пролетариата, хозяина страны, не хватает времени окончательно разрушить, уничтожить эти остатки. Эти люди вполне удовлетворены тем, что уже сделано, что помогло им выдвинуться вперёд, на удобные позиции, и что укрепило их природное равнодушие индивидуалистов. Они не понимают, что все мы — очень маленькие люди в сравнении с тем великим, что совершается в мире, не понимают, что мы живём и работаем в начале первого акта последней трагедии трудового человечества. Они уже привыкли жить без чувства гордости смыслом личного бытия, и заботятся только о том, чтоб сохранить тусклую светлость, тусклое сиятельство своих маленьких, плохо отшлифованных талантов. Им непонятно, что смысл личного бытия — в том, чтобы углублять и расширять смысл бытия многомиллионных масс трудового человечества. Но вот эти миллионные массы прислали на съезд своих представителей: рабочих различных областей производства, изобретателей, колхозников, пионеров. Перед литераторами Союза Социалистических Советов встала вся страна, — встала и предъявила к ним — к их дарованиям, к работе их — высокие требования. Зти люди — великое настоящее и будущее Страны Советов.
Прерывая наши беседы,
Блеском невиданных дел слепя,
Они приносили свои победы —
себя, —
Себя они приносили как тему,
Как свою работу, любовь, жизнь.
И каждый из них
звучал, как поэма,
Потому что в каждом
гремел большевизм.
Сырые, поспешно сделанные строки стихов Виктора Гусева правильно отмечают смысл события: ещё раз победоносно прогремел гром большевизма, коренного преобразователя мира и предвестника грозных событий во всём мире. В чём вижу я победу большевизма на съезде писателей? В том, что те из них, которые считались беспартийными, «колеблющимися», признали, — с искренностью, в полноте которой я не смею сомневаться, — признали большевизм единственной боевой руководящей идеей в творчестве, в живописи словом. Я высоко ценю эту победу, ибо я, литератор, по себе знаю, как своевольны мысль и чувство литератора, который пытается найти свободу творчества вне строгих указаний истории, вне её основной, организующей идеи. Отклонения от математически прямой линии, выработанной кровавой историей трудового человечества и ярко освещённой учением, которое устанавливает, что мир может быть изменён только пролетариатом и только посредством революционного удара, а затем посредством социалистически организованного труда рабочих и крестьян, — отклонения от математически прямой объясняются тем, что наши эмоции — старше нашего интеллекта, тем, что в наших эмоциях много унаследованного и это наследство враждебно противоречит показаниям разума. Мы родились в обществе классовом, где каждому необходимо защищаться против всех, и многие входят в бесклассовое общество людьми, из которых вытравлено доверие друг к другу, у которых вековою борьбой за удобное место в жизни убито чувство уважения и любви к трудовому человечеству, творцу всех ценностей. У нас не хватает искренности, необходимой для самокритики, мы показываем слишком много мелкой мещанской злости, когда критикуем друг друга. Нам всё ещё кажется, что мы критикуем конкурента на наш кусок хлеба, а не товарища по работе, которая принимает всё более глубокое значение возбудителя всех лучших революционных сил мира. Мы, литераторы, работники искусства наиболее индивидуального, ошибаемся, считая наш опыт единоличной собственностью, тогда как он — внушение действительности и — в прошлом — очень тяжёлый дар её. В прошлом, товарищи, ибо все мы уже видели и видим, что новая действительность, творимая партией большевиков, воплощающей разум и волю масс, — новая
