капитализма.
Верный друг и учитель крестьянства «Крестьянская газета» прислала мне письма колхозников с оценками моей статьи «О языке». Многие из читателей сообщают, что моя статейка попала в цель и что следует решительно приступить к делу очищения нашего языка от чужеродных ему, уродливых, бессмысленных, паразитивных словечек. Разумеется, писателю, работающему словом, доброжелательное внимание читателя к его работе высокоценно, и для него весьма поучительно слышать такие заявления, как, например, заявление селькора Резникова (УССР, Черн. область, Ст. — Бурский район, В.-Березниковская МТС):
«Литературный язык ещё мало отвечает требованиям, которые предъявляет к нему массовый читатель. Сделать язык простым, жизнеподобным, понятным для широких слоёв читателей, рабочих и колхозников — вот какая задача стоит перед советским писателем.»
С этим заявлением согласны все авторы писем, а колхозники «Красного новосельца», БССР, Борис. района, Новосельского сельсовета, совершенно правильно указывают, что, владея речевым языком, густо засоренным словесным хламом и ещё более засоряемым некоторыми сочинителями, очень трудно «овладевать теорией Маркса — Ленина — Сталина».
Литкружковцы Лозовской МТС:
«Нельзя гнаться за количеством произведений, нужно давать высококачественную продукцию и, конечно, бороться за чистоту языка.»
Очень много заявлений о том, что «литературный язык мало отвечает требованиям к нему массового читателя».
В нашей библиотеке, — рассказывает учитель, — на совещании один выступил с защитой слова «на ять». Но мы потребовали это нелепое слово заменить словами «хорошо», «отлично», эти слова в тысячу раз лучше слова «на ять». Язык наш богат, и если мы его очистим, от этого он не станет беднее.»
(Кроме слов: хорошо, отлично, есть ещё немало хвалебных слов, например: славно, прекрасно, великолепно, неподражаемо, совершенно, удивительно, замечательно, изумительно, чудесно, обаятельно, даровито, талантливо и т. д.).
«Книг в библиотеке у нас очень мало. Есть сборник рассказов и повестей Арт. Веселого. Там много нехороших и неясных слов. Некоторые произведения из-за этого становятся совсем непонятными. Не нравится нам также и то, что многие писатели употребляют в книге матерщинные слова.»
Учителя Средневолжского края — подробный адрес не указан — переходят от слова к делу, постановив на совещаниях своих:
«В первую очередь самим изжить нелепые, ненужные слова и повседневно следить за правильным развитием речи учащихся. Сделать доклады на эту тему среди колхозной молодёжи, бригад, рабочих МТС и свиносовхоза.»
Это деловое решение группы учителей Средневолжского края достойно похвалы и должно бы послужить примером для всех наших проводников грамотности и культуры в массу крестьянства. Чем шире учительство развернёт свою культработу, тем скорее единоличник и колхозник поймут значение труда учителя, тем выше оценят этот, тоже нелёгкий труд. Кстати отмечу: в то время как у нас не хватает преподавателей для школ, буржуазия Франции, оберегая высосанную из крестьян и рабочих денежку, решила «уволить» пять тысяч сельских учителей.
От слов к делу зовёт учитель Рубин — ЦЧО, Усманский район, село Верхняя Мосоловка. Он пишет:
«Наше село может славиться «матом». Женщины в беседах между собой употребляют массу грязных слов, которые можно услышать только во время самых диких драк. Беря пример с родителей, загрязнили речь «матом» шести-семилетние дети. Но самое главное заключается в том, что в общественных местах — сельсовете, клубе, правлениях колхозов — допускаются почему-то ругательства. Председатель колхоза «Привет Калинину» Попов в беседах с бригадирами наполовину изъясняется ругательствами, но если вы попадёте на собрание колхоза им. Красной Армии, то вы будете оглушены «матом». Здесь речь выступающих в прениях начинается словами самых непристойных ругательств. Как будто считают, что самый развитой, боевой человек тот, кто может скверней и грубей изругаться. Даже хороший, действительно боевой и развитой парень у нас может быть назван опять-таки дрянным словом «тюх» лишь за то, что парень не ругается. Но я смело утверждаю, что такие безобразия творятся не в одних наших колхозах. Итак, объявим борьбу «мату» — как страшному наследию старого хлама в нашем языке,» — деловито предлагает Рубин.
Правильное предложение. Откуда явилась матерщина, чем вызвана? Так как она свойственна всем языкам Европы — значит было какое-то общее основание для включения матерщины в языки народов. Я думаю, что первоначальный смысл известной «матерной» фразы не имел в себе ничего оскорбительного для людей, не носил характера гнусной хвастливости.
В русском языке был старинный глагол — «ять». Он значил: брать, взять, поять, забрать, присвоить. Отсюда — зять, человек, взятый в семью со стороны, из другой семьи. Со временем в словах: дети, ребята, ребёнок звук «я» был заменен звуком «е», но у нас есть ещё места, где люди продолжают говорить: «рябята», «рябёнок», а в слове «дети» произносят «е» почти как «я». Звуки могли быть перемещены по соображениям именно большей звучности слова и потому ещё, что слово «рябёнок» похоже на другое «рябой», обидное для детей с гладкой кожей лица, не болевших оспой.
Можно думать, что далеко в прошлом, когда мужчины, охотники или пастухи, уходя в леса и степи, пропадали там на года, попадая в плен соседних племён, женщины, воспитав детей и провожая их по следам отцов, сообщали им особые приметы отцов или условные лозунги, которыми определялось племенное и семейное родство. Допустимо думать, что во избежание драки между пожилыми охотниками, пастухами и молодыми была в ходу опознавательная миролюбивая фраза: «Поял твою мать». Эту фразу произносили пожилые.
На такой обычай намекает старинная былина о встрече богатыря Ильи Муромца с молодым Нахвальщиком.
Победив богатыря, Нахвальщик хотел «резать ему груди белые», но по шраму на груди узнал в побеждённом своего отца. Об этом шраме сказала Нахвальщику мать. Но ведь не у всякого отца мог быть такой шрам или другая внешняя особенность, и вполне возможно, что опознавательным признаком родства могла служить «матерная» фраза, определённое социально-служебное значение которой не носило в себе обидного, глумливого издевательства над женщиной-матерью и над мужчиной, сыном её.
Я утверждаю, что гнусный и хвастливый смысл вложен в эту фразу феодальным дворянством в эпоху крепостного права. В то время дворянство, свободно и бесчеловечно распоряжаясь жизнью крестьян, присвоило себе «право первой ночи», то есть право пользоваться первой ночью каждой девушки, вышедшей замуж. Вполне ясно, что дворянин, помещик мог гнусно хвастаться перед крестьянином: «Я изнасиловал твою мать». Прибавьте к этому, что церковь учила людей смотреть на оплодотворение девицы как на «грехопадение» и «блудодеяние», позорное для девушки.
Ставлю простой вопрос: следует ли нам, людям героического труда, повторять наполненные гнусным смыслом, позорящие наших матерей, жён, сестёр слова феодалов, помещиков, дворян — паразитов мира, врагов наших? Мы, люди, которые так великолепно украшаем и обогащаем нашу страну, усиливая её плодородие, люди, которые за десять лет — считая с 1925 года — создали мощную технику, баснословно развили промышленность и, неустанно готовясь в бой с врагами, всё более увеличиваем количество друзей — пролетариев, батраков, честных интеллигентов всех стран, — мы действительно становимся «знатными людьми» мира. Нам пора бросить «матерщину», обессмысленные слова, которыми грязнится акт оплодотворения и деторождения. Нам есть за что уважать самих себя и особенно наших женщин, которые так ярко обнаруживают свои дарования и уже нередко становятся впереди мужчин. Давайте решимся очистить наш язык от матерщины! Вот дело, которое следует взять на себя комсомолу и пионерам.
Я внимательно прочитал все переданные мне «Крестьянской газетой» письма сельских учителей, селькоров, колхозников, но использовал в этой статье только небольшую часть их, — обработать здесь все письма значило бы многократно повторить одно и то же. Общий тон писем и круто деловая их начинка изобличают в авторах тугую настроенность к решению вопросов культуры, великую жажду культурной жизни. Жалуются — нет книги! Пишут так:
«Новый быт, новые отношения создаются между людьми в колхозе. Колхозник-читатель просит теперь показать не только факты производственного опыта, но и показ нового колхозного быта во всю его ширь в очерках, в рассказах.
Многое сделано по созданию книжек о колхозном производственном опыте «Крестьянской газетой», её отделом «низового автора», написанных самими колхозниками. Этого уже мало теперь. Надо идти дальше. Надо создать серию небольших книжек, показывающих колхозный быт во всей его многогранности.»
Заявление это написано одним из «низовых авторов» Н.П.Ивановым, он указывает и темы, требующие освещения и показа. Особенно подчёркнута тема: облагораживающее влияние колхозной жизни на психику единицы. Старуха-колхозница просит написать о её снохах:
«Народ-то нынче новый какой пошёл! Вот раньше снохи мои, как собаки, грызлись меж собой. А теперь не наговорятся про работу, да всё так дружно, толково — любо слушать!»
Молодая колхозница говорит:
«Вот наш колхоз сам показным стал. Прошлый год мы резко к зажиточности шагнули. А в нынешнем году мы вовсе зажиточными станем. А куда зажиточность уходит? У иных на дело, на культурную жизнь уходит, у других — вроде моего муженька — на пьянство да к чужой бабе под подол. Вот об этом надо тоже в книжке написать. Путаников и пьяниц показать, да показать так, чтобы другим неповадно было.»
Селькоры крымской газеты политотдела МТС «За большевистские колхозы» пишут мне:
«Сейчас по району деятельности Крымской МТС у нас в каждом колхозе, каждой бригаде имеется своя стенгазета. Теперь каждый колхозник знает, что печать — большая сила в колхозе, и в заметках газеты недостатков не имеют. Горячо берутся колхозники строить свою прекрасную, зажиточную жизнь. Наши колхозы получили в среднем на трудодень 5–6 килограммов хлеба да деньгами не меньше 1500–2000 руб. Сравнивают наши колхозники те недавние злые дни, ту беспросветную старую жизнь, когда хлеба даже вдоволь не было, а о культуре и говорить нечего: темнота, невежество, сословная вражда меж казаками и иногородними, драки. Вот чем славились наши станицы до колхозной жизни! Так ли теперь? Нет, не так. При начале коллективизации враг наш, кулак разъярённый, мешал нам строить лучшую, светлую жизнь, видя в этой жизни свою смерть. Вот здесь-то и выпала на нашу долю честь бороться со всеми врагами. Десятки, сотни случаев разоблачения врагов — наша гордость. Кто кривит душой, кто нечестно трудится в колхозе, для того сейчас не по нутру приходится наша печать. Любят нашу политотдельскую газету колхозники, и мы, селькоры, её уважаем очень, но вот одно у нас недостаточно: нет в газете нашей художественного рассказа, очерка, стиха. А ведь колхозники очень интересуются художественным словом, с ним газета становится и живее и интереснее для колхозников. Почему писателям, а их, как мы знаем, немало, не организовать помощь политотдельским газетам, почему не помочь учёбе селькоров в работе над художественным словом? У нас таких немало, и из этого вышел бы большой толк.
Вместе с этим хочется нам и ещё один счёт нашим писателям предъявить — мало мы видим книг, а о селькорах хорошую знаем лишь одну — это Кочина «Записки селькора».
