на истребление человечества, — даже — частью — и трудовой народ невольно отравляется стремлением достичь блаженной жизни паразитов своего класса — быть вошью рабочего и крестьянина. Там и малосильный ищет слабейшего, чтоб сесть ему на шею. Там нет надобности знать человека, потому что основное его качество хорошо известно: он хочет заставить меня так или иначе служить ему.
Нам, людям СССР, необходимо хорошо знать все качества, все достоинства друг друга. У нас у всех единая цель: создать первое в истории человечества самое богатое, самое грамотное и счастливое социалистическое государство. Эта единая цель требует теснейшего сближения, дружеской связи, требует уменья ценить способности, достоинства человека и такого же уменья бороться с пороками его, с наследием лживого, лицемерного, рабьего прошлого.
Такие умные затеи, как поход лыжников в Горький и визиты стахановцев в Москву, должны создавать и укреплять в нашей стране навыки и стремления к действиям коллективным. Могущественная силища коллективного труда уже воспитала в нашей стране тысячи энтузиастов, тысячи подлинных героев, победителей в борьбе людей с природой.
У нас всё ещё недооценено как следует влияние коллективно организованного труда на бывших «правонарушителей» и «социально опасных». Нужны ли и возможны ли ещё более яркие доказательства силы коллективизма, чем доказательства, данные на строительстве метро, на создании комсомольцами города и на целом ряде достижений труда, которые нигде недостижимы в таком объёме и в столь короткие сроки?
Развитие навыков к действию коллективному, организация тысяч людей на одной задаче — хорошее, умное дело!
Поход колхозников в Горький — счастливая идея; она, конечно, принесёт свои плоды во время весенних работ на полях. Мещанский зоологический индивидуализм в корне уничтожит только вот такое воспитание социалистической индивидуальности. Чем больше будет таких опытов, тем крепче и быстрее вырастет человек-коллективист, тем более мощно он выявит свою энергию в труде на счастье своей родины, в работе на свободу пролетариата всех стран.
Заметки о детских книгах и играх
Младший возраст
Игры:
Земной шар. Сделать из папье-маше глобус, разрезать его сообразно пластам вулканических и нептунических пород — показать вкрапление в них различных рудных, нерудных ископаемых: угля, железа, солей, нефти, торфа и т. д. Складывая из кусков шар, ребёнок незаметно для себя ознакомится со строением земли и её богатствами.
Союз Советов. Дать на толстом картоне карту Союза, показать на ней главнейшие реки, лесные массивы, горные хребты, крупнейшие города и промстройки, ярко раскрасить её и фигурно разрезать на куски. Собирая эти куски в целое, ребёнок получит весьма точное представление о географии своей страны.
Если карта окажется слишком громоздкой — Сибирь дать отдельно.
Можно дать также карты Европы, обеих Америк, Азии, Австралии, Африки.
Также дать карты республик и автономных областей Союза. В этом случае надобно показать на карте и особенности быта, труда, костюмов, народностей.
К этим играм нужно приложить краткие объяснения, для родителей.
Дом. Дать из дерева разборную модель трёх- или четырёхэтажного дома со всеми мелкими деталями и наружными украшениями.
Книжки:
Чем люди живы? Дать книжку рисунков, изображающих работу крестьянина в поле и рабочего на фабрике, в шахте; изобразить по возможности все продукты труда обоих. Краткие объяснения условий работы.
Что дают людям овца, свинья, корова? Книжка рисунков всей продукции этих животных.
Киплинга — сказки о животных.
Сетон-Томпсона — рассказы о них же.
Крылова — избранные басни.
Пушкина — «О попе и Балде», «О царе Салтане», «О рыбаке и рыбке» — эта сказка требует послесловия, которое говорило бы о различии эгоистической жадности и неукротимого стремления людей к лучшим условиям жизни.
Андерсена — избранные сказки.
Сказки о «Синдбаде-Мореходе» и «Лампе Аладина» из Шехерезады.
Вера Инбер — стихи «Сороконожки» и другие.
Чуковский.
Маршак.
Геологический очерк истории земли, процесс образования плодородных почв.
Книжка о чудесах сказок и чудесах разума, организованного наукой. Ковёр-самолёт и аэроплан, злой дух, запечатанный в сосуде царём Соломоном, и паровой — газовый — электрический двигатель, огненный змей и пойманная молния, сапоги-скороходы и автомобиль и т. д. Показать историю развития мысли от фантазии до воплощения фантазии в полезную людям реальность. Обязательно указать на медленность работы мысли и объяснить политическую — классовую — причину этой медлительности.
Чем обязаны люди наукам — физике и химии?
На темы этого рода отлично мог бы писать Перельман, автор серии «Занимательная физика» и пр.
Географический очерк Союза Советов.
Географические очерки главнейших государств Европы и Америки, по типу очерков Водовозовой.
Иенсен. «Ледник».
Рони. «Огонь», «Вамирех». И ещё — очерк первобытной культуры, богато иллюстрированный.
Очерки по истории Египта, Греции, Рима.
Очерк по истории быта Европы до Возрождения.
Исторический очерк главнейших путешествий, их цели и достижения.
Записки Берналя Диаза, солдата Кортеца, завоевателя Мексики, дадут прекрасную иллюстрацию целей путешественников-разведчиков.
История крестьянских войн.
Книжка о возникновении рабства.
Бичер-Стоу. «Хижина дяди Тома».
О формализме
В странах классового, иерархического строя свирепствует фашизм, который, по сути его, является организацией отбора наиболее гнусных мерзавцев и подлецов для порабощения всех остальных людей, для воспитания их домашними животными капиталистов.
В странах классовой структуры власть находится в руках вышеназванных мерзавцев и подлецов, которые озабочены расширением и укреплением наглого и откровенного деспотизма, небывалого по бесчеловечию порабощения трудового народа. Термины «подлецы» и «мерзавцы» я употребляю только потому, что не нахожу более сильных.
Приблизительно 500 лет буржуазия проповедовала гуманизм, говорила и писала о необходимости воспитывать в людях чувства добрые: терпения, кротости, любви к ближнему и т. д. Ныне весь этот мармелад совершенно вышел из употребления, забракован и заменён простейшей формой укрощения строптивых: строптивым рубят головы топором. Это, конечно, наилучшая форма лишения человека способности честно мыслить.
Так называемое международное право, которое едва ли вообще когда-нибудь существовало, ныне совершенно уничтожено. Итальянский фашизм устанавливает рекорды бесчеловечья, разрушая бомбами лазареты «Красного Креста», добивая раненых, уничтожая медицинский персонал, отравляя мирное население газами, отравляя ядом скот, землю, воду, растительность. Фашизм немецкий усердно готовится к такой же радикальной деятельности; говорят, он изобрёл яд, сила которого действует на протяжении нескольких лет, то есть земля, отравленная этим ядом, теряет способность плодородия лет на пять, чем вполне обеспечивается населению смерть от голода. Мальтусы, мальтузианцы и Уэллсы должны быть довольны: найдено легко применимое средство сокращения населения. О необходимости полного уничтожения некоторых рас и племён ещё не говорят, но кое-что по этой линии безумия уже начали делать.
Очень хорошо человеку обладать истиной, которая снимала бы с него ответственность за его поведение. Очень удобно верить в бытие божие, ибо христианская церковь учит: бог есть истина единая во веки веков, в нём же вся сила и мудрость, и без воли его даже волос не падёт с главы человечьей. Стало быть: что бы я ни сделал — так угодно богу, руководителю воли моей, а я — ни при чём и не ответственен даже и тогда, когда на моих глазах волосы человека отделяют топором вместе с головой его, отделяют только за то, что оный человек мыслит не так же, как мыслю я. Я могу жить спокойно и равнодушно, посвящая силы мои сочинению стихов среднего качества и романов среднего качества. В свободное от этих занятий время рассуждаю о значении формы, о формализме и прочих вопросах, имеющих некоторое отношение к моей профессии сочинителя.
Вопрос о форме — старый вопрос. Он интересует не только литераторов, — немецкие фашисты, стремясь к полной независимости форм выявления садизма, отвергли революционную гильотину, заменив её топором мясника. Всё в нашем мире так или иначе оформлено и оформливается.
На это обратил внимание ещё старичок Платон, основоположник философии идеализма, живший приблизительно за 2366 лет до наших дней. Известно, что он учил, что форма — единственная и действующая сила, что реально существует только она, и все реальности — явления природы, предметы, созданные трудом человека, — и вообще вся материя служит только для того, чтоб наполнять форму. По Платону выходит, что форма есть совершенная идея всего сущего, и если бы не существовала идея формы, так ничего бы и не было; во вселенной носились бы незримо и неощутимо только идеи планет, солнц, ласточек, облаков, орлов. Клопов, тараканов и вообще паразитов — не было бы, ибо неряшливый культиватор оных — человек — существовал бы тоже неощутимо и незримо. Существует литератор, а пальцем дотронуться до него — невозможно. Разумеется — это очень удобно для него.
Идеалистическое миропонимание не всеми легко усвояется, поэтому о значении формы спорят две тысячи триста шестьдесят шесть лет, вплоть до марта 1936 года. В литературе вопрос формы — вопрос эстетики, вопрос о красоте. Для Гегеля, как и для Платона, красота — выражение идеи. В области права формализм выражается предпочтением буквы закона смыслу его. В эстетике — учении о красоте — формалисты утверждают, что красота сводится и выражается в гармоничном сочетании звуков, красок, линий, которые приятны зрению и слуху сами по себе, как таковые, и независимо от того, что выражается посредством их.
Соотношение линий в архитектуре, игра линий в орнаменте, сочетание красок в материях нашего платья, стройность, изящество, удобство форм посуды и различных предметов домашнего обихода иногда так же великолепны и прекрасны, как прекрасна мелодия в музыке. В литературе излишняя орнаментика и детализация неизбежно ведут к затемнению смысла фактов и образов. Желающие убедиться в этом пусть попробуют читать Екклезиаста, Шекспира, Пушкина, Толстого, Флобера одновременно с Марселем Прустом, Джойсом, Дос-Пассосом и различными Хемингуэями.
Формализм как «манера», как «литературный приём» чаще всего служит для прикрытия пустоты или нищеты души. Человеку хочется говорить с людьми, но сказать ему нечего, и утомительно, многословно, хотя иногда и красивыми, ловко подобранными словами, он говорит обо всём, что видит, но чего не может, не хочет или боится понять. Формализмом пользуются из страха пред простым, ясным, а иногда и грубым словом, страшась ответственности за это слово. Некоторые авторы пользуются формализмом как средством одеть свои мысли так, чтоб не сразу было ясно их уродливо враждебное отношение к действительности, их намерение исказить смысл фактов и явлений. Но это относится уже не к искусству слова, а к искусству жульничества.
Спор всегда надобно начинать с точного определения понятия или предмета, о коем спорим. Точные определения — дело весьма трудное, если не брать определения эти в их историческом развитии. История — единственное зеркало, которое несколько помогает человеку видеть самого себя издали, с того места, где у него когда-то болтался видимый и ощутимый хвост и где теперь — вероятно, в затылочной части черепа — невидимо существует тоже некий хвостик, взращённый усилиями церкви и отечества, то есть класса. В глубокой древности, когда человек начал мыслить, он мыслил технологически, то есть опираясь исключительно и только на свой трудовой опыт. Технология — это логика фактов, создаваемых трудовой деятельностью людей, идеология —
