быть! Что же делать мне? Научи, если ты мудрая!..
— Почему я слеп? — спрашивал слепой, судорожно искривив мёртвое лицо своё. — Зачем ты слепым создала меня?
И даже глухонемые что-то мычали, быстро двигая пальцами, только дети и пьяные были веселы.
— Гони их прочь! Всех — прочь! — пошатываясь, кричал один пьяный. Такая дрянь… шумят, шумят… Кто напоит человека вином, если он сам не напьется?
Он засмеялся и ушёл.
Женщины, озлобленные горем пола своего, раздражённые несчастиями материнства, разбитые ударами любви своей, женщины голодные — проклинали и плакали в пламенном отчаянии, в диком возбуждении злобы своей.
И множество людей убивали себя: одни — чтобы бросить труп свой на пути тех, кто отказал им в любви, другие — чтобы погасить тление страха пред жизнью в грудях своих, все — потому, что сознали ничтожество своё, и только некоторые — из гордости, но смерть последних проходила не замеченной никем…
Точно стая бесноватых мух, кружились они в пляске злобного раздражения, растравляя боль и раны друг друга едкою горечью жалоб своих. И звучал в хоре стонов истощения, в диких воплях больной жадности беззаботный смех детей, как журчание отдалённого источника, приносившего в жертву Жизни милый смех радостного опьянения силами её.
Сквозь этот рой одиноко шёл старик, направляя медленный шаг свой к солнцу, нисходящему с небес, обливая тёмные одежды земли багряными потоками прощальных лучей. Он шёл спокойно, молча, и шум вокруг не будил его внимания; поглощённый великолепною игрою огненных красок на небе вечера, он смотрел вперёд, и глаза его мягко улыбались.
— Старик! — закричали ему. — Скажи и ты твои жалобы…
Он, отрицая, качнул головой.
— Не имею я жалоб в сердце моём! — сказал он. — Был я всегда другом Жизни и другом её ухожу к закату дня моего. Я черпал полными пригоршнями из океана щедрот её, и душа моя полна любви к ней, доброй подруге дня моего. Красив и богат был день мой, как игра солнца на вершинах снежных гор или звёздное небо в тёплую ночь лета. Я любил, и не раз, и не однажды было тяжко ранено сердце моё, но и страданиями горжусь, ибо искренни и чисты были они, не увеличивал я стонами силу их и злобою на источник боли моей но уменьшал. Во дни скорби — женщины были сёстрами милосердия мне, в годы любви — матерями лучших чувств моих.
Наслаждался я простором степей, и теснота тюрем не мешала свободе духа моего: одиночество — польза человеку, оно укрепляет душу сильного. Был я мятежен, радостно и гневно боролся против злобных, побеждал — и ликовала душа моя, поражён был — и не отчаивался, ибо вера в победу правды крепла во мне и острые зубы несчастий моих не могли сокрушить крепости её. Я понял, что неверие — только незнание, старался познавать и — нашёл в познании неугасимый огонь веры!
Я люблю все цветы и все краски земли, и человек, лучшее её, во все дни мои был для меня чудеснейшею из загадок, и любоваться им не устал я! О нет, не устал!
Видел я тёмное в нём — и болела душа моя гневом и горечью, видел светлое — и радовался. Я боролся с ним, видя злое в нём, и негодовал на неразумие его, но и в гневе не терял уважения к нему! И никогда не искал я внимания людей ко мне, ибо не то ценно, что мне дадут, но только то, что я могу дать, и неважно, что скажут обо мне, но — что я подумаю о человеке. Я жил один, жил внутри себя: то, что всем было нужно от души моей, я всем отдавал искренно; то, что только мне было нужно, — я хранил глубоко в сердце моём, не отягощая внимания близких моих неплодотворной скорбью духа моего в часы уныния и усталости.
И не делился я с людьми слезами и стонами, но всегда отдавал им все богатства смеха и радостей моих. Раны сердца моего не болели долго: я не растравлял их, не подавлял разума моего, ибо знаю я — человек рождается с болью и кровью для матери своей, а душа моя была матерью и восприемницей всех явлений жизни.
И ещё знаю я: всё, что есть безобразного, издохнет, подобно псу прокажённому, издыхает уже, как бесполезное для людей. Всё более ясна на земле бесполезность отвратительного, и всем становится видимо излишество безобразного…
Я взял всё, что мог, от Жизни, и ещё возьму из щедрот её, ибо ещё не угас день, хотя круто наклонился к закату путь мой. Но и во тьму забвения, в глубину вечного молчания я сойду с бодрой улыбкой благодарности, как нисходит в ночь светило это, излившее за день на грудь земли все лучи свои, все силы и радости. Я жил прекрасно, я нашёл свой путь, и некого мне благодарить за это. Прощайте!
Он спокойно пошёл к закату дня своего.
А дети, смеясь и играя, побежали за ним.
Комментарии
Впервые напечатано не полностью в журнале «Жизнь», 1900, книги XI и ХII, ноябрь, декабрь; 1901, книги I–IV, январь — апрель. Журнальный текст обрывался на эпизоде посещения Лунёвым кладбища (кончая словами: «…он так крепко ударял в землю ногами, точно хотел сделать больно ей…») и был разделён на шесть глав. Конец повести опубликован не был в связи с запрещением журнала. Полностью (без деления на главы) повесть впервые напечатана в собрании сочинений: «М. Горький. Рассказы», том пятый, издание товарищества «Знание», СПБ, 1901.
Повесть «Трое» написана М.Горьким во второй половине 1900 — январе 1901 года.
В журнале «Жизнь», постоянным сотрудником которого был М.Горький, помещал свои произведения В.И. Ленин. В 1899 году здесь была напечатана его статья «Ответ г. П. Нежданову», в 1900 году — «Капитализм в сельском хозяйстве».
8 июня 1901 года министр внутренних дел представил совещанию четырёх министров доклад о журнале «Жизнь» с требованием его закрытия. Одним из оснований для этого он считал публикацию повести «Трое». По этому докладу 8 июня 1901 года состоялось решение совещания о закрытии журнала.
Пятый том «Рассказов» М. Горького, содержащий первую полную публикацию «Троих» и «Песню о Буревестнике», упомянут В.И.Лениным в письме из Мюнхена от 26 февраля 1902 года к М.И. Ульяновой: «Горького 5-й том у нас уже (случайно) имеется». Возможно, этот том имеет в виду В.И.Ленин в письме из Лондона от 7 июня 1902 года к М И. Ульяновой: «Горького, Скитальца получил и читал с очень большим интересом. И сам читал и другим давал» (В.И.Ленин. Письма к родным. Партиздат, 1934. стр. 279, 284).
Зимой 1901–1902 годов М.Горький заново отредактировал повесть «Трое» для второго издания. В. связи с этим он тогда же писал К.П. Пятницкому: «Сейчас прочитал «Трое». Знаете — это хорошая книга, несмотря на длинноты, повторения и множество других недостатков, хорошая книга! Читая её, я с грустью думал, что если бы такую книгу я мог прочесть пятнадцать лет тому назад — это избавило бы меня от многих мучений мысли, столь же тяжёлых, сколько излишних. А теперь я думаю: если б можно было продавать эту книгу по гривеннику!» (Архив А.М. Горького.)
В январе 1902 года М.Горький писал К.П. Пятницкому о том, что он с увлечением работает над редактированием своих произведений, называя эту работу проверкой самого себя. М.Горький сообщал при этом, что он сильно сокращает текст повести «Трое» я хочет усилить положительные стороны образа Павла Грачёва, включив в речи этого героя несколько стихотворений.
Повесть «Трое» снова редактировалась М.Горьким в 1922 году, при подготовке собрания сочинений в издании «Книга».
В результате обоих редактирований текст повести сокращён почти на одну четверть.
Предложение «Гости замолчали», вычеркнутое М. Горьким при подготовке текста для собрания сочинений в издании «Книга», восстановлено и взято в скобки редакцией. Его исключение нарушает связность повествования.
Повесть входила во все собрания сочинений писателя.
Печатается по тексту, подготовленному М. Горьким для собрания сочинений в издании «Книга».
Полностью публикуется впервые, по черновым рукописям. Рассказы второй и пятый были переработаны автором и напечатаны в 1905 году как самостоятельные произведения под заглавиями: «Девочка» и «Рассказ Филиппа Васильевича». Рассказы третий, четвёртый и шестой были впервые напечатаны после смерти автора в журнале «Октябрь», 1937, номер 6, июнь. Там же частично был приведён и рассказ, служащий обрамлением для остальных. Кроме публикуемых рассказов, сохранился черновик ещё одного рассказа, который должен был войти в этот же цикл, — о юном борце за свободу. Однако этот замысел автора остался незавершённым.
Над циклом рассказов «Публика» М. Горький работал, по видимому, в 1899–1900 гг.
Заключённое в скобки слово «слёзы» — в рукописи зачёркнуто автором и ничем не заменено.
О писателе, который зазнался
Впервые напечатано литографским способом в марте 1901 года в Москве. Неоднократно перепечатывалось революционными кружками в различных нелегальных изданиях. Первый, отпечатанный типографским способом, текст появился в газете «Русский Туркестан», 1901, номер 211, 31 октября, и номер 215, 4 ноября. Редакция газеты поместила следующее примечание к рассказу, явно рассчитанное на то, чтобы ввести в заблуждение цензуру:
«Настоящая фантазия перепечатывается нами с личного разрешения автора.
Эта фантазия является ответом Горького на ту массу газетных толков, которые вызваны были случаем с ним в одном из московских театров. М.Горький вместе с А.Чеховым посетил театр. Их появление было встречено публикой шумными рукоплесканиями, но слишком откровенное внимание толпы показалось Горькому назойливым любопытством, и он не скрыл неприятного впечатления и выразил это, по-русски, просто и энергично».
С 1902 года произведение неоднократно перепечатывалось за границей в сборниках запрещённых произведений М.Горького. Во всех этих сборниках была допущена перестановка отдельных частей рассказа, в известной степени искажавшая смысл произведения.
Рассказ «О писателе, который зазнался» написан М. Горьким осенью 1900 года. 26 ноября 1900 года писатель сообщал о нём В. Брюсову как о произведении законченном. О том же свидетельствует и письмо В. Поссе, посланное им М.Горькому из Петербурга 21 ноября 1900 года. (Архив А.М. Горького.)
Горьковское выражение «писатель, который зазнался» использовано В.И. Лениным в его книге «Что делать?» (В.И. Ленин. Сочинения, изд. 4-е, т.5, стр.334.)
В начале двадцатых годов, предполагая выпустить свои публицистические произведения в издании «Книга», М.Горький правил текст рассказа «О писателе, который зазнался» по машинописной копии с текста книги «М.Горький. Запрещённое», изд. Гуго Штейница. На первом листе машинописной копии имеется надпись М.Горького: «Прочитано на банкете, устроенном нижегородской публикой в 900 году, когда автора выслали из Нижнего». Год здесь указан ошибочно. Рассказ был прочитан М.Горьким не в 1900 году, а в ноябре 1901 года. Приказ о высылке из Нижнего Новгорода в Арзамас, под
