ли и мне на стезю добродетели, глупенький мой?
Замыслов. Это потом, Юлька…
Юлия Филипповна. Да, это потом; я решаю остаться на пути порока, и пусть мой дачный роман умрет естественною смертью. О чем вы так кричали с Власом и писателем?
Замыслов. Сегодня этот Влас какой-то полоумный… Разговор зашел о вере…
Юлия Филипповна. И — во что же ты веришь?
Замыслов. Я? Только в себя, Юлька… Верю только в мое право жить так, как я хочу!
Юлия Филипповна. А вот я ни во что не верю…
Замыслов. У меня в прошлом голодное детство… и такая же юность, полная унижений… суровое прошлое у меня, дорогая моя Юлька! Я много видел тяжелого и скверного… я много перенес. Теперь — я сам судья и хозяин своей жизни — вот и все!.. Ну, я ухожу… до свиданья, моя радость!.. Нам все-таки нужно держаться поосторожнее… подальше друг от друга…
Юлия Филипповна (с пафосом). Вдали, вблизи — не все ль равно, о мой рыцарь? Кого бояться нам, столь безумно влюбленным?
Замыслов. Исчезаю, роскошь моя!.. (Уходит в лес. Юлия Филипповна смотрит вслед ему, оглядывает поляну, свободно и глубоко вздыхает. Идет к сену, негромко напевая:
Томимую душу тоской,
Видит мужа. Останавливается, вздрагивает, несколько секунд стоит неподвижно и смотрит. Хочет идти прочь, но повертывается и с улыбкой садится рядом с мужем. Щекочет лицо ему стеблем травы. Суслов мычит.)
Юлия Филипповна. Очень музыкально…
Суслов. А… черт! Это ты?..
Юлия Филипповна. Как от тебя пахнет вином! Целый стог сена не может заглушить этого запаха. Ты разоришься на дорогом вине, мой друг!
Суслов (протягивает к ней руки). Ты… так близко… Я уже забыл, Юлия, когда это было…
Юлия Филипповна. И бесполезно вспоминать эти счастливые моменты, мой друг… Слушай, хочешь сделать мне удовольствие?
Суслов. Какое? Говори — я готов! Поверь мне, Юлия… я на все готов для тебя…
Юлия Филипповна. Именно таким и должен быть любящий муж!
Суслов (целуя ее руку). Ну, скажи мне… чего ты хочешь?
Юлия Филипповна (вынимая из кармана маленький револьвер). Давай застрелимся, друг мой! Сначала ты… потом я!
Суслов. Какая тяжелая шутка, Юлия… Брось эту гадость… ну, брось, прошу тебя!
Юлия Филипповна. Подожди… убери прочь твою руку! Тебе не нравится мое предложение? Но ты же собираешься застрелить меня?.. Я застрелилась бы первой, но, боюсь, ты меня обманешь и останешься жить, а мне не хочется быть обманутой еще раз, и я не хочу разлучаться с тобой… я буду жить с тобой долго-долго… ты рад?
Суслов (подавленно). Слушай, Юлия, так нельзя… нельзя!
Юлия Филипповна. Можно — ты видишь! Ну, хочешь, я сама застрелю тебя?
Суслов (закрываясь от нее рукой). Не смотри на меня так! Это черт знает что! Я — уйду… я не могу!..
Юлия Филипповна (весело). Иди… Я выстрелю тебе в спину… Ax нельзя… вот шествует Марья Львовна… славная женщина! Отчего бы тебе, Петр, не влюбиться в нее? У нее такие красивые волосы!
Суслов (негромко). Ты сводишь меня с ума! За что? За что ты ненавидишь меня?
Юлия Филипповна (пренебрежительно). Тебя нельзя ненавидеть…
Суслов (тихо, задыхаясь). Ты так мучаешь меня, но — за что? Скажи!
(Марья Львовна задумчиво идет, наклонив голову, согнувшись. Суслов стоит против жены, упорно следя за револьвером в ее руке.)
Юлия Филипповна. Марья Львовна! Идите сюда… Ты, Петр, сделал из меня мерзкую женщину… Ступай, иди!
Марья Львовна, мы скоро едем домой?
Марья Львовна. Не знаю, право! Все куда-то разбрелись… Вы не видали Варвару Михайловну?
Юлия Филипповна. Она, вероятно, с этим писателем. Ты, кажется, хотел идти на реку? Иди, нам без тебя не будет скучно…
(Суслов молча уходит.)
Марья Львовна (рассеянно). Как вы строго.
Юлия Филипповна. Это не вредно. Какой-то философ, говорили мне, советует мужчине: когда идешь к женщине, бери с собой плеть:
Марья Львовна. Это Ницше:
Юлия Филипповна. Да? Он, кажется, был полоумным? Я не знаю философов ни умных, ни полоумных, но если бы я была философом, я сказала бы женщине: подходя к мужчине, моя милая, бери с собой хорошее полено. (С левой стороны, в глубине поляны, являются Ольга Алексеевна и Калерия, они садятся около ковра с закусками.) Говорили мне также, что у одного племени дикарей существует такой милый обычай: мужчина, перед тем как сорвать цветы удовольствия, бьет женщину дубиной по голове. У нас, людей культурных, это делают после свадьбы. Вас по голове дубиной били?
Марья Львовна. Да-а…
Юлия Филипповна (с улыбкой). Дикари честнее — не правда ли? А почему вы такая хмурая?
Марья Львовна. Не спрашивайте… Вам тяжело жить?
(Справа идет Двоеточие без шляпы, с удочкой в руках.)
Юлия Филипповна (смеясь). Кто слышал мои стоны?.. Я всегда веселая… А вот дядюшка… Вам нравится он? Мне — очень.
Марья Львовна. Да, он славный…
Двоеточие (подходя). А шляпа моя так и уплыла. Поехала молодежь спасать ее и окончательно утопила! Нет ли у кого лишнего платочка, голову повязать? А то, понимаете, комары лысину кусают.
Юлия Филипповна (встает). Подождите, сейчас принесу.
(Отходит в глубину сцены.)
Двоеточие. А там сейчас господин Чернов всех потешал… славный паренек!
Марья Львовна. Он… веселый?
Двоеточие. Удивительно! Так и сверкает весь!.. Стихи свои всё читал. Попросила его какая-то барыня стихи в альбом ей написать; он, понимаете, и написал. Вы, говорит, смеясь, в глаза мне поглядели, но попал, говорит, мне в сердце этот взор и, увы, вот слишком две недели я, говорит, не сплю, сударыня, с тех пор… понимаете! А дальше…
Марья Львовна (торопливо). Не надо, Семен Семенович, дальше… Я знаю эти стихи… Скажите… вы долго здесь проживете?
Двоеточие. Да я думал, понимаете, у племянника до конца дней основаться… а с его стороны не вижу охоты поддержать меня в этом намерении. А деваться мне некуда… никого у меня нет… деньги есть… а больше ничего нет!
Марья Львовна (рассеянно, не глядя на него). Вы в самом деле богатый?
Двоеточие. Около миллиона у меня, понимаете. Хо-хо! около миллиона. Умру — все Петру останется… но его это, по-видимому, не прельщает. Не ласков он со мной, да. Вообще он какой-то нежелающий… ничего не нужно ему… не понимаю я его! Положим, он знает, что все равно его деньги будут — чего же ему беспокоиться? Хо-хо!
Марья Львовна (с большим интересом). Эх вы, бедный!.. Вы бы употребили их на какое-нибудь общественное дело — все лучше, больше смысла!
Двоеточие. Н-да! Мне это советовал один мон шер, да не люблю я его, понимаете. Жулик он рыжий, хоть и притворяется либералом. А, по совести говоря, жалко мне эти деньги Петру оставлять. На что ему? Он и теперь сильно зазнался. (Марья Львовна смеется, Двоеточие внимательно смотрит на нее.) Чего вы смеетесь? Глупым кажусь? Нет, я не глупый… а просто — не привык жить один. Э-эхма! Вздохнешь да охнешь, об одной сохнешь, а раздумаешься — всех жалко! А… хороший вы человек, между прочим…
(Смеется.)
Марья Львовна. Спасибо!
Двоеточие. Не на чем. Вам спасибо! Вот вы говорите мне — бедный… хо-хо! Этого я никогда не слыхал… все говорили — богатый! Хо-хо! И сам я думал — богатый… А оказалось: бедный я…
Юлия Филипповна (подходит, в руках у нее платок). Вы, дядя, объясняетесь в любви?
Двоеточие. Куда мне, к лешему! Я теперь только на уважение способен… Повяжи-ка покрасивее… И пойду закушу чего-нибудь на дорогу-то…
Юлия Филипповна. Вот… очень идет к вам!
Двоеточие. Ну, и врешь! У меня лицо мужественное. Идем закусывать. Я все хочу спросить тебя, — ты мужа-то не любишь?
Юлия Филипповна. А по-вашему, его можно любить?
Двоеточие. А на что замуж за него вышла?
Юлия Филипповна. А он интересным прикинулся…
Двоеточие (хохочет). Э, ну тебя к богу!..
(Все трое уходят в глубину сцены. Там начинается шум и смех, негромкий, но непрерывный. С левой стороны выходят: Басов, выпивший, Шалимов, Дудаков и Влас. Последний идет в глубину сцены, а первые трое — на сено.)
Замыслов (кричит в лесу). Господа! Пора домой!
Басов. Чудные здесь места, Яша? Хорошая прогулка, а?
Шалимов. Ты же все сидел, как сыч. Сидел и пил… и размок…
(В глубине сцены Соня повязывает платок на голове Двоеточия. Смех. Из леса, около ковра с закусками, выходит Замыслов, берет бутылку вина и стаканы и идет к Басову, за ним идет
Двоеточие, отмахиваясь руками от Сони.)
Басов (опускаясь на сено). Я и опять сяду… Наслаждаться природой надо сидя… Природа, леса, деревья… сено… люблю природу! (Почему-то грустным голосом.) И людей люблю… Люблю мою бедную, огромную, нелепую страну… Россию мою! Всё и всех я люблю!.. У меня душа нежная, как персик! Яков, ты воспользуйся, это хорошее сравнение: душа нежная, как персик…
Шалимов. Хорошо, я воспользуюсь!
Соня. Семен Семенович, позвольте!
Двоеточие. Будет! Насмеялись над стариком… Обиделся я… Хо-хо!
Басов. А, вино! Налейте мне. Как хорошо! Как весело, милые мои люди! Славное это занятие — жизнь… для того, кто смотрит на нее дружески, просто… К жизни надо относиться дружески, господа, доверчиво… Надо смотреть ей в лицо простыми, детскими глазами, и все будет превосходно. (Двоеточие стоит около пня и хохочет, слушая болтовню Басова.) Господа! Посмотрим ясными, детскими глазами в сердца друг другу — и больше ничего не нужно. А дядя — смеется… Он поймал молодого, веселого окуня… а я взял окуня и пустил его назад, в родную стихию. Потому что я — пантеист, это факт! Я и окуня люблю… а дядя утопил свою шляпу — вот!
Шалимов. Заболтался ты, Сергей!
Басов. Не суди — да не судим будеши… А говорю я не хуже тебя… ты человек красивого слова, и я человек красивого слова! Вот я слышу голос Марьи Львовны… Превосходная женщина… достойна глубокого уважения!
Шалимов. А мне не нравится эта митральеза… Я вообще не поклонник женщин, достойных уважения…
Басов (радостно). И это — верно! Недостойные уважения женщины — лучше достойных, они лучше, это факт!
Двоеточие. И что говорит!.. Будучи женат на такой, можно сказать, королеве…
Басов. Моя жена? Варя? О! Это пуристка! Пуританка! Это удивительная женщина, святая! Но — с ней скучно! Она много читает и всегда говорит от какого-нибудь апостола. Выпьем за ее здоровье!
Шалимов. Заключение весьма неожиданное! А все-таки Марья Львовна…
Басов (перебивая). Ты знаешь, — у нее роман с моим письмоводителем, это факт! Я видел, как он объяснялся ей в любви!
Двоеточие. Мм… об этом, пожалуй, лучше бы не говорить. (Идет прочь.)
Басов. О, да! Это секрет!
Калерия (подходит). Сергей! Ты Варю не видал?
Басов. Вот моя сестра! Моя милая поэтесса… Яков, она читала тебе свои стихи? О, ты послушай — очень мило! Так высоко всё! Облака… горы… звезды…
Калерия. Ты, кажется, выпил? да?
Замыслов. Из этой бутылки.
Шалимов. Меня весьма интересуют ваши поэтические опыты, Калерия Васильевна.
Калерия. Вдруг я приму слова ваши как правду и принесу вам четыре толстейших тетради!
Шалимов. Не
