А дядя? Он — лучше?
Ягодин. Захар Иванович?
Надя. Да! Он — добрый? Или он… тоже обижает вас?
Левшин. Мы этого не говорим…
Ягодин (угрюмо). Для нас все одинаковы. И строгие и добрые…
Левшин (ласково). И строгий — хозяин, и добрый — хозяин. Болезнь людей не разбирает.
Ягодин (скучно). Конечно, Захар Иванович человек с сердцем…
Надя. Значит, лучше Скроботова, да?
Ягодин (тихо). Да ведь директора нет уж…
Левшин. Дядюшка ваш, барышня, мужчина хороший… Только нам… нам от красоты его не легче.
Татьяна (с досадой). Пойдем, Надя… Они не хотят понять нас… ты видишь!
Надя (тихо). Да…
(Молча идут. Левшин смотрит вслед им, потом на Ягодина; оба улыбаются.)
Ягодин. Вот тянут за душу!
Левшин. Интересно, видишь, им…
Ягодин. А может, думают, и сболтнут чего-нибудь.
Левшин. Барышня-то хорошая… Жаль — богатая!
Ягодин. Матвею-то Николаевичу надо сказать… барыня, мол, расспрашивает…
Левшин. Скажем. И Грекову Митяйке скажем.
Ягодин. Как-то там, а? Должны нам уступить…
Левшин. Уступят. А погодя опять наступят.
Ягодин. На горло нам…
Левшин. А как же?
Ягодин. Да-а… Спать хочется!
Левшин. Потерпи… Вон генерал идет.
(Генерал. Рядом с ним почтительно шагает Пологий, сзади — Конь. Пологий вдруг подхватывает генерала под руку.)
Генерал. Что такое?
Пологий. Ямочка!..
Генерал. А!.. Что тут на столе? Дрянь какая-то. Это вы ели?
Ягодин. Так точно… Барышня тоже с нами кушали.
Генерал. Ну, что же?.. Охраняете, а?
Ягодин. Так точно… караулим.
Генерал. Молодцы! Скажу про вас губернатору. Вас сколько тут?
Левшин. Двое.
Генерал. Дурак! Я умею считать до двух… Сколько всех?
Левшин (Ягодину). Тимофей, у тебя где пистолет?
Ягодин. Вот он.
Генерал. Не бери за дуло… черт! Конь, научи болванов, как надо держать оружие в руке. (Левшину.) У тебя есть револьвер?
Левшин. Не-ет, у меня нет!
Генерал. Что же, если мятежники придут, вы будете стрелять?
Левшин. Они не придут, ваше превосходительство… так это они: погорячились, и — прошло.
Генерал. А если придут?
Левшин. Обиделись они очень… по случаю закрытия завода… Некоторые детей имеют…
Генерал. Что ты мне поешь! Я спрашиваю — стрелять будешь?
Левшин. Да мы, ваше превосходительство, готовы… почему же не пострелять? Только не умеем мы. И — не из чего. Из ружей бы… Из пушек.
Генерал. Конь! Иди, научи их… Ступай туда, к реке…
Конь (угрюмо). Докладываю вашему превосходительству — ночь теперь. И произойдет возбуждение, если стрелять. Прилезет народ. А мне — как желаете.
Левшин. А завтра все будет тихо. Завод откроют…
Генерал. Кто откроет?
Левшин. Захар Иванович. Он теперь насчет этого собеседует с рабочими…
Генерал. Черт! Я бы этот завод закрыл навсегда. Не свисти рано утром!..
Ягодин. Попозднее и нам бы лучше.
Генерал. А вас всех — уморить голодом! Не бунтуй!
Левшин. Да мы разве бунтуем?
Генерал. Молчать! Вы чего тут торчите? Вы должны ходить вдоль забора… и если кто полезет — стрелять… Я отвечаю!
Левшин. Идем, Тимофей! Пистолет-то захвати.
Генерал (вслед им). Пистолет!.. Ослы зеленые! Даже оружия не могут правильно назвать…
Пологий. Осмелюсь доложить вашему превосходительству — народ вообще грубый и зверский… Возьму свой случай: имея огород, собственноручно развожу в нем овощи…
Генерал. Да. Это похвально!
Пологий. Работаю по мере свободного времени…
(Татьяна и Надя.)
Татьяна (издали). Зачем вы так кричите?
Генерал. Меня раздражают. (Пологому.) Ну?
Пологий. Но почти каждую ночь рабочие похищают плоды моих трудов…
Генерал. Воруют?
Пологий. Именно! Ищу защиты закона, но оный представлен здесь господином становым приставом, личностью, равнодушной к бедствиям населения…
Татьяна (Пологому). Послушайте, зачем вы говорите таким глупым языком?
Пологий (смущен). Я? Извините!.. Но я три года учился в гимназии и ежедневно читаю газету…
Татьяна (улыбаясь). Ах, вот что…
Надя. Вы очень смешной. Пологий!
Пологий. Если это вам приятно, я очень рад! Человек должен быть приятен…
Генерал. Вы рыбу удить любите?
Пологий. Не пробовал, ваше превосходительство!
Генерал (пожимая плечами). Странный ответ.
Татьяна. Чего не пробовали — удить или любить?
Пологий (сконфузился). Первое.
Татьяна. А второе?
Пологий. Второе пробовал.
Татьяна. Вы женаты?
Пологий. Только мечтаю об этом… Но, получая всего двадцать пять рублей в месяц (быстро идут Николай и Клеопатра) — не могу решиться.
Николай (обозлен). Нечто изумительное! Полный хаос!
Клеопатра. Как он смеет? Как он мог!..
Клеопатра (кричит). Ваш племянник — тряпка! Он согласился на все требования бунтовщиков… убийц моего мужа!
Надя (тихо). Но разве все они убийцы?
Клеопатра. Это глумление над трупом… и надо мной! Открыть завод в то время, когда еще не похоронен человек, которого мерзавцы убили именно за то, что он закрыл завод!
Надя. Но дядя боится, что они всё сожгут…
Клеопатра. Вы ребенок… и должны молчать.
Николай. А речь этого мальчишки!.. Явная проповедь социализма…
Клеопатра. Какой-то конторщик всем распоряжается, дает советы… осмелился сказать, что преступление было вызвано самим покойным!..
Николай (записывая что-то в записную книжку). Этот человек подозрителен, — он слишком умен для конторщика…
Татьяна. Вы говорите о Синцове?
Николай. Именно.
Клеопатра. Я чувствую, что мне как будто плюнули в лицо…
Пологий (Николаю). Позвольте заметить: читая газеты, господин Синцов всегда рассуждает о политике и очень пристрастно относится к властям…
Татьяна (Николаю). Вам это интересно слышать?
Николай (с вызовом). Да, интересно!.. Вы думаете меня смутить?
Татьяна. Я думаю, что господин Пологий лишний здесь…
Пологий (смущенно). Извините… я уйду! (Уходит спешно.)
Клеопатра. Он идет сюда… я не хочу, не могу его видеть! (Быстро уходит.)
Надя. Что такое творится?
Генерал. Я слишком стар для такой канители. Убивают, бунтуют!.. Пригласив меня к себе отдыхать, Захар должен был предвидеть… (Появляется Захар; взволнован, но доволен. Видит Николая, смущенно останавливается, поправляет очки.) Послушай, дорогой племянник… э… ты понимаешь свои поступки?
Захар. Подождите, дядя, минутку… Николай Васильевич!
Николай. Да-с…
Захар. Рабочие были так возбуждены… И боясь разгрома завода… я удовлетворил их требование не прекращать работ. А также насчет Дичкова… Я поставил им условие — выдать преступника, и они уже принялись искать его…
Николай (сухо). Они могли бы не беспокоиться об этом. Мы найдем убийцу без их помощи.
Захар. Мне кажется, лучше, если они сами… да…Завод мы решили открыть завтра с полудня…
Николай. Кто это — мы?
Захар. Я…
Николай. Ага… Благодарю за сообщение… Однако мне кажется, что после смерти брата его голос переходит ко мне и к его жене, и, если я не ошибаюсь, вы должны были посоветоваться с нами, а не решать вопроса единолично…
Захар. Но я вас приглашал! Синцов ходил за вами… вы отказались…
Николай. Согласитесь, что мне трудно в день смерти брата заниматься делами!
Захар. Но ведь вы были там, на заводе!
Николай. Да, был. Слушал речи… ну, что ж из этого?
Захар. Но поймите — покойный, оказывается, отправил в город телеграмму… он просил солдат. Ответ получен — солдаты придут завтра до полудня…
Генерал. Ага! Солдаты? Вот это так! Солдаты — это не шутка!
Николай. Мера разумная…
Захар. Не знаю! Придут солдаты… настроение рабочих повысится… И бог знает что может случиться, если не открыть завод! Мне кажется, я поступил разумно… возможность кровавого столкновения теперь исчезла…
Николай. У меня иной взгляд… Вы не должны были уступать этим… людям, хотя бы из уважения к памяти убитого…
Захар. Ах, боже мой… Но вы ничего не говорите о возможной трагедии!
Николай. Это меня не касается.
Захар. Ну да… но я-то? Ведь я должен буду жить с рабочими! И если прольется их кровь… Наконец, они могли разбить весь завод?
Николай. В это я не верю.
Захар (подавлен). Итак, вы осуждаете меня?
Николай. Да, осуждаю!
Захар (искренно). Зачем… зачем вражда? Я ведь хочу одного — избежать возможного… я нe хочу крови. Неужели неосуществимо мирное, разумное течение жизни? А вы смотрите на меня с ненавистью, рабочие — с недоверием… Я же хочу добра… только добра!
Генерал. Что такое — добро? Даже не слово, а буква… Глаголь, добро… А делай — дело… Как сказано, а?
Надя (со слезами). Молчи, дед! Дядя… успокойся… он не понимает!.. Ах, Николай Васильевич, — как вы не понимаете? Вы такой умный… почему вы не верите дяде?
Николай. Извините, Захар Иванович, я ухожу. Я не могу вести деловые разговоры с участием детей…
(Идет прочь.)
Захар. Вот видишь, Надя…
Надя (берет его за руку). Это ничего, ничего… Знаешь, главное, чтобы рабочие были довольны… их так много, их больше, чем нас!..
Захар. Подожди… я должен тебе сказать… я очень недоволен тобой, да!
Захар. Ты симпатизируешь рабочим… Это естественно в твои годы, но не надо терять чувства меры, дорогая моя! Вот ты утром привела к столу этого Грекова… я его знаю, он очень развитой парень, — однако тебе не следовало из-за него устраивать тете сцену.
Генерал. Хорошенько ее!
Надя. Но ведь ты не знаешь, как это было…
Захар. Я знаю больше тебя, поверь мне! Народ наш груб, он некультурен… и, если протянуть ему палец, он хватает всю руку…
Татьяна. Как утопающий — соломинку.
Захар. В нем, мой друг, много животной жадности, и его нужно не баловать, а воспитывать… да! Ты, пожалуйста, подумай над этим.
Генерал. А теперь я скажу. Ты обращаешься со мной черт знает как, девчонка! Напоминаю тебе, что ты моей ровесницей будешь лет через сорок… тогда я, может быть, позволю тебе говорить со мной, как с равным. Поняла? Конь!
Генерал. Где этот… как его, штопор?
Генерал. Этот… как его? Плоский… Ползучий…
Генерал (идет в палатку). Найди!
(Захар, опустив голову и вытирая платком очки, ходит; Надя задумчиво сидит на стуле; Татьяна стоит, наблюдая.)
Татьяна. Известно, кто убил?
Захар. Они говорят — не знаем, но — найдем… Конечно, они знают. Я думаю… (Оглядываясь, понижает голос.) Это коллективное решение… заговор! Говоря правду, он раздражал их, даже издевался над ними. В нем была этакая болезненная особенность… он любил власть… И вот они… ужасно это, ужасно своей простотой! Убили человека и смотрят такими ясными глазами, как бы совершенно не понимая своего преступления… Так страшно просто!
Татьяна. Говорят, Скроботов хотел стрелять, но кто-то из них вырвал у него револьвер и…
Захар. Это все равно. Убили они… а не он…
Надя. Ты бы сел… а?
Захар. Зачем он вызвал солдат? Они об этом узнали… они всё знают! И это ускорило его смерть. Я, конечно, должен был открыть завод… в противном случае, я надолго испортил бы мои отношения с ними. Теперь такое время, когда к ним необходимо относиться более внимательно и мягко… и кто знает, чем оно может кончиться? В такие эпохи разумный человек должен иметь друзей в массах… (Левшин идет в глубине сцены.) Это кто идет?
Левшин. Это мы ходим… охраняем.
Захар. Что, Ефимыч, убили человека, а теперь вот стали ласковые, смирные, а?
Левшин. Мы, Захар Иванович, всегда такие… смирные.
Захар (внушительно). Да. И смиренно убиваете?.. Кстати, ты, Левшин, что-то там проповедуешь… какое-то новое учение — не нужно денег, не нужно хозяев и прочее… Это простительно… то есть понятно у Льва Толстого, да… Ты бы, мой друг, прекратил это! Из таких разговоров ничего хорошего для тебя не будет.
(Татьяна и Надя идут направо, где звучат голоса Синцова и Якова; из-за
