на них смотрят Харитонов и Яков, очень испуганный.)
С о ф ь я М а р к о в н а. Ну — я еду! Держите себя в руках, милый! Завтра — увидимся. Помните о Захаровне, не спускайте глаз с неё понимаете? Это — удивительный человек… Ну, проводите меня до лошадей. Милый мой — я понимаю, как вам трудно, но — надо уметь защищаться. Помните: вас ждёт счастье. Я это знаю, это в моих руках, клянусь вам! Ведь вы любите меня, да? Да?
М а с т а к о в. Сердце вы моё милое…
С о ф ь я М а р к о в н а. Старик — замучен, он больной, болен от злобы, неизлечимо болен. Он может только страдать, он ни на что не способен, кроме этого; страдание для него профессия, мастерство. О, таких людей много! Они любят страдание, потому что оно даёт им право мстить, право портить людям жизнь. Нет людей самолюбивых более, чем несчастные…
М а с т а к о в. Так ли? Не знаю. Вот я — несчастен. А разве я люблю себя? Не умею. Нет, бросьте всё это, не говорите. Прощайте! Какой радостью были вы для меня!
С о ф ь я М а р к о в н а. Была? Почему же была? Разве вы…
(Уходят. Харитонов с Яковом тихо спускаются с крыльца.)
Я к о в. Значит — теперь Павел хозяин?
Х а р и т о н о в. Иди, ищи лошадь! Надо скорей уехать…
Я к о в. А может, с Павлом я скорей сойдусь насчёт Татьяны…
Х а р и т о н о в (задумчиво). Н-нда?.. Попробуй! Теперь, по случаю срама, приданого можно взять гораздо больше — понял? Нет — каков случай? Ф-фу! И вдруг меня коснется что-нибудь, а? Ну, чего торчишь? Иди, ищи лошадь…
(Ходит по двору, закуривает, что-то говорит про себя. В окне кухни — Павел, осматривает двор.)
П а в е л. Яким Лукич…
Х а р и т о н о в (негромко). Ну, что?
П а в е л. Странника нет на дворе?
Х а р и т о н о в. Нет.
П а в е л. И здесь нет. Куда же он пропал?
Х а р и т о н о в. Черти утащили. Подь-ка сюда…
П а в е л (выходя на крыльцо). А полковница уехала?
Х а р и т о н о в. Слушай, Пашук… Гмм… Конечно, пасынок вотчиму, как и сын отцу, — не воевода… но однако, ежели дело касается економического вопроса, тут — уж ни родства, ни дружбы не соблюдается. Это вроде игры в стуколку… Гмм… да, так вот — ты понимаешь, что в доме у вас неблагополучно?..
П а в е л (насторожился). А что?
Х а р и т о н о в. Вообще — чувствуешь?
П а в е л (подозрительно). Вы о чём?
Х а р и т о н о в. Например — о старике этом, о страннике…
П а в е л. Ну, так что?
Х а р и т о н о в. А вот что: ты на моих глазах рос… и такое прочее… Значит — я имею к тебе чувства… заботит меня твоя судьба…
П а в е л (усмехаясь). Первый раз слышу.
Х а р и т о н о в. Первый? Н-да… Ну, когда-нибудь надо же начало положить!.. Я старше тебя, лет эдак на двадцать пять… я могу тебя поучить…
П а в е л. Поучите… что же…
Х а р и т о н о в. Ты не усмехайся… погоди! Я, может, такое скажу тебе, что у тебя ноги подогнутся…
П а в е л. Про вотчима?
Х а р и т о н о в. Видишь ли — все мы одного плетня колья… и, значит, должны друг друга поддерживать — так?
П а в е л. Ну, так!
Х а р и т о н о в (прислушиваясь). Стой… Татьяна идёт… Ей эти дела не надо знать! Пойдём-ка в сад, поговорим.
(Из кухни идут Таня и Захаровна. Харитонов оглядывается на них.)
Х а р и т о н о в. Запоздал я, заспался, а у меня завтра в городе рано утром дела…
(Ушёл.)
З а х а р о в н а. Ну, куда ты? Спать пора!
Т а н я. Никто не спит — видишь? Нянька, скажи мне — что такое делается у нас?
З а х а р о в н а. Ничего не делается,
Т а н я. Неправда!
З а х а р о в н а. Ночь светлая, вот и не спит никто.
Т а н я. Неправда!
З а х а р о в н а. Как это — неправда? Сама видишь — никто не спит, и ты не спишь…
Т а н я. Ты думаешь — ты хитрая?
(Выстрел за садом.)
Т а н я. Ой, что это? Ты слышишь!.. Вот — я чувствовала…
З а х а р о в н а (с досадой). Да что ты чувствовала? Степаныч воров пугает, а ты…
Т а н я. Воров? А чему Павел радуется? Это нехорошо, если Павел весёлый, — уж я знаю!
(Из-за угла дома поспешно идёт Старик.)
С т а р и к. Кто это стреляет?
З а х а р о в н а. Сторож.
С т а р и к. Стрелять — нельзя!
З а х а р о в н а. У нас — можно, мы за городом живём…
Т а н я (строго, но всё-таки тревожно) И — это не твоё дело, кто стреляет!
С т а р и к. Ты, девушка, моих дел не знаешь. А узнаешь восплачешь…
З а х а р о в н а (торопливо, примирительно). В постройке ночуют босяки, жулики разные — вот он и стреляет, чтоб они знали…
Т а н я. Ты как смеешь, старичишко…
С т е п а н ы ч (бежит, задыхаясь). Эй, идите… Захаровна — скорее… Иван Васильич убился!
Т а н я (кричит). Вот! Вот — видишь?..
(Бежит в дом.)
З а х а р о в н а (за ней). Стой!.. Господи…
С т е п а н ы ч. Захаровна — воды надо, полотенцев…
С т а р и к (бегая по двору). Марина — где ты?.. Ма-рина-а!
П а в е л (бежит из сада). Нянька, скорее! Степаныч, в город, за доктором…
С т а р и к (убежал в кухню). Марина…
Х а р и т о н о в (из сада). Как это он?
С т е п а н ы ч. Нечаянно. Взял у меня ружьё — что ты, говорит, не почистишь его, ржавое всё? Отошёл несколько, а оно и выстрелило, да прямо в рот ему…
Х а р и т о н о в. В рот? Ох…
С т е п а н ы ч. Так всю голову и снесло, одна шея осталась, ей-богу…
П а в е л. Запрягай…
С т е п а н ы ч (бессильно опускаясь на крыльцо). Да чего же тут какой тут доктор!
Х а р и т о н о в. Павел — идём! Где Яков?
П а в е л. Я боюсь… Идём, Степаныч…
С т е п а н ы ч. Да чего же… куда же уж… Вот те и хозяин! А какой ведь был человек…
П а в е л. Попадёт тебе за ружьё…
С т е п а н ы ч. Ну… чего уж… пускай!
(Ушли. Из кухни выбегает Старик с палкой и котомкой в руках, за ним Девица, тоже с котомкой.)
С т а р и к (бормочет). Ах ты, глупый, ах, хитрый…
Д е в и ц а. Я тебе говорила…
С т а р и к (трясётся). Надень котомку мне… Ах, еретик!
Д е в и ц а. Что теперь будет с нами?
С т а р и к. Уходить надо, изобьют! В город надо. Там — не найдут. Живее, ты! Всё ли взяла?
Д е в и ц а. Чего брать-то? Говорила я — запутают они!
С т а р и к. Молчи! Струсил… испугался он…
Д е в и ц а. Не так надо было…
С т а р и к. Молчи, говорю…
(Захаровна и Таня с полотенцами и ведром воды.)
З а х а р о в н а (кричит). Ну, что, старый пёс, казнил человека?
З а х а р о в н а. На что? Полно-ка!
(Убежали.)
Д е в и ц а (со слезами). Да возись ты скорее! Какая выгода нам? А взять бы с них…
С т а р и к. Идём, Маринушка, идём!
Д е в и ц а. Зря вышло… Перемучил ты его, перемучил, вот…
С т а р и к. Господь лучше нас знает, что вышло! (Крестясь, идёт в сад.) Там дыра есть в заборе, мы с тобой в дыру…
Д е в и ц а. Догонят они нас…
С т а р и к. Не до того им! Ну, идём с богом, скоренько… Ах, еретик, а? Покарал господь, ага! (Грозит палкой дому.) Насорил вас господь на земле, окаянных, насорил червей… Сметёт он вас в геенну рукою моею, сорьё… хлам червивый!
Д е в и ц а (толкая его). Иди-и уж! Тоже — праведник! Обманул меня…
С т а р и к. Ты — погоди!.. Ты….
Д е в и ц а. Прежде чем божьи-то дела устраивать, свои бы устроил, старый пёс…
С т а р и к. Маринушка…
Д е в и ц а. Обманул ты меня… «Большими кораблями поплывём отсюда»… Вот — поплыли! Эх, ты-и…
С т а р и к (бешено). Молчи, девка!
Д е в и ц а. Чего орёшь? Не боюсь я тебя!
С т а р и к. Гляди!
Д е в и ц а. Чем ты меня удержишь теперь? Иди уж, пёс! Дура я… послушать бы мне добрых людей… Эх, дура!
С т а р и к (бормочет). Господи! Господи!
Занавес 1915 г.
ПРИМЕЧАНИЯ
Впервые напечатано отдельной книгой в издательстве И.П.Ладыжникова, Берлин (без обозначения года издания; повидимому, не позднее 1921 года).
Пьеса «Старик», как указывал М.Горький, написана в 1915 году. Впервые поставлена 1 января 1919 года на сцене Государственного Академического Малого театра.
Как показывают машинописные копии с авторской правкой (Архив А.М.Горького) и режиссёрский экземпляр пьесы, хранящийся в музее Малого театра и датированный 23 октября 1918 года, первопечатный текст «Старика» в издании И.П.Ладыжникова воспроизводил первоначальную редакцию
