Так… Не знаю…
В а с с а. Не знаешь… Иди-ка к себе.
Н а т а л ь я. Там — боязно.
В а с с а. Чего?
Н а т а л ь я. Боязно… Слышно, как хрипит…
В а с с а. Ты иди, иди! Бояться нечего… все смерти обречены… Я старше тебя, да не боюсь вот… (Наталья тихо уходит, кутаясь в шаль.) Испугалась… хлеб есть не боишься… Припадок у Прохора, говоришь?
М и х а и л (тихо). Да-с… (Вздрогнул.) Чу? Вот…
А н н а (вбегает, испуганно шепчет). Слушайте — Липа отравила дядю…
В а с с а. Помер?
А н н а. Не знаю… нет…
М и х а и л (мечется). Вот… теперь полицию… надо полицию…
В а с с а. Стой! Куда? Анна — не суетись…
А н н а. Она там кричит…
В а с с а. Михайло — сюда её…
А н н а. Доктора надо…
В а с с а (строго, негромко). Подожди, говорю! (Вбегает Липа, бросилась к Анне.) Что сделала, еретица?
Л и п а (бросаясь к ней). Ой, сделала… Это он, вот он всё…
В а с с а. Молчать! Первый раз ты лекарство даёшь ему, а? Не знаешь, сколько надо?
Л и п а. Отпустите меня, бога ради!
В а с с а. Ты знаешь, что за такие ошибки в тюрьме сидят? Как ты могла ошибиться, а?
Л и п а (не понимая ничего). Что будет? Ой, что мне будет?
М и х а и л. А, д-дура! Позвольте, я ей…
В а с с а (толкая Липу в свой кабинет). Цыц! Сиди! (Анне.) Ну, а ты что, ну? Чего дрожишь, ну? Случилась ошибка, не то лекарство девушка дала… это бывает! Разве не бывает? Хозяин дома при смерти, суета, девушка одна, с ног сбилась…
А н н а (тихонько). Я понимаю…
В а с с а. Нечего тебе понимать! Твоё дело — сторона, да! Иди к нему, помоги там…
Н а т а л ь я (бежит). Идите скорее — дядя Прохор…
А н н а (невольно). Умер?
Н а т а л ь я (отшатнувшись). Ой, сестрица, что вы?
В а с с а (глядя на Наталью). Что ты в самом деле, Анна? С чего бы это ему помереть? У него за эту зиму два припадка было — а жив остался!
Н а т а л ь я. Ох, испугалась я… Господи! Сполз он с кровати… дёргается, икает…
В а с с а. Икает! Эка страсть, глядите-ка! Я вот после обеда иной раз тоже икаю, а кто этого боится? Идите-ка к нему…
Н а т а л ь я. Идемте, сестрица!
(Анна, со страхом оглядываясь на мать, уходит за Натальей. Васса идёт в кабинет, подошла к оцепеневшей Липе, толкает её.)
В а с с а. Очнись, дьявол!.. Жив он, слышишь? Жив! Чтоб те розорвало, сгинь!
М и х а и л (Олимпиаде). Ошибочка эта дорого встанет…
В а с с а. Оставь её!
Л и п а (падая на колени). Васса Петровна… это я нарочно сделала… Он научил меня, вот он! Родная моя, пожалейте…
В а с с а. Ступай, ступай в свою горницу! Слышала?
Л и п а (вставая). Я не виновата… Господи… (Пошатываясь, она уходит. Васса и Михаил смотрят друг на друга. Михаил виновато опускает голову.)
В а с с а. Дурак!
М и х а и л. Значит — неверно…
В а с с а. И фершал твой — дурак!
М и х а и л. Неправильно что-то, я говорю…
В а с с а. Да и я тоже… положилась… Ну, что ж теперь делать будем? Иди сюда! Поговорим начисто. (Идёт в свой кабинет.) Первое — Липка: гляди за ней! Чтобы не звонила! Понял?
ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ
Столовая. Двери закрыты. У камина В а с с а, одетая в траур. А н н а ходит и курит. С е м ё н сидит за столом.
С е м ё н (зевая). Чай бы пить, что ли? Пора уж.
В а с с а. Сорока минут ещё не дошло.
С е м ё н. Ну их, сорок минут! Жизнь — чья? Моя жизнь! Хочу — сорок минут похерю, хочу — целый час вычеркну. А то — месяц… (Кладёт ноги на стул.)
В а с с а. Эк тебя, батюшка, корчит.
С е м ё н. Да скучно же! Жена — нездорова… в карты играть нельзя… Кровь застывает, ей-богу!..
В а с с а. Сорока дён не прошло со смерти отца, а ты — на-ка! В карты бы…
С е м ё н. Сорок дён, сорок минут… извольте радоваться! Наталья тут ещё…
В а с с а. Нервы… Что за нервы? Мне сорок восемь лет…
В а с с а. А никогда они у меня не болели…
А н н а (бросив окурок в камин). Нервы и у меня не в порядке… Домище — огромный, гулкий… шорохи какие-то…
В а с с а. Крысы. Да Прохоровы голуби.
А н н а. Скрип по ночам…
В а с с а. Значит — сухой дом-от…
А н н а. Тени шевелятся.
В а с с а. А это не иначе как Липа ходит… это уж она…
С е м ё н. Ну вас, мамаша, не вспоминайте её…
В а с с а (задумчиво). Ходит и ходит…
А н н а. Вы ведь не верите, что самоубийцы ходят.
В а с с а. Не знаю. Почему мне знать?
С е м ё н. Вот завели волынку! Мамаша только в целковый верит…
В а с с а (безобидно). Болван ты, Семёнушка! Для кого мы с отцом целковые-то копили? Для детей будто. А они — и не стоят целкового-то… Ты вот внука здорового не мог мне родить… молчал бы, н`ехотень.
С е м ё н (грубо). Это вы врёте!
А н н а. Сеня!
С е м ё н. У меня был здоровый ребёнок…
В а с с а. От горничной.
С е м ё н. Ну так что? Был же? А что горничная, так вы сами меня с нею свели.
В а с с а. И ребёнок родился мёртвенький. Вот, Анна…
С е м ё н (вскочил). Вовсе не мёртвый он родился, а она его сама — она всё Наталье рассказала, нечего врать! Вы запугали её чем-то… и всю жизнь её ребёнком этим пугали… с того она и удавилась… да!
В а с с а (спокойно). Вот, Анна, слушай…
А н н а (возмущённо). Как ты можешь говорить… такие пакости, Семён? Это — ужас…
В а с с а. А ты — слушай! Ты — тоже мать, тебе это годится…
С е м ё н. Напрасно, Анна Захаровна, подлизываешься ты к матери… не оправдаются расчёты твои, нет! (Уходит, сильно хлопнув дверью.)
В а с с а (усмехаясь). Ишь как!
А н н а. Ах, мама! Я только теперь понимаю, как вам трудно должно быть…
В а с с а. Ничего. Я — не обидчива… А ты понимай, тебе это нужно…
А н н а. Иногда мне даже… боязно за вас…
В а с с а. Не бойся… Зачем?
А н н а. И не всё понимаю…
В а с с а. Ну, всего-то, чай, и никто не поймёт. Вот в моей головушке разные думы роятся… гудят, как осы, а — нет им ответа, нет разрешения!.. (Пауза.) Думала ты, отчего все мужики такие, как будто не от матерей родились, а отцы одни им начало? Да… и ты об этом подумаешь, погоди… Вот я, его, дураково, здоровье оберегаючи, любовницу ему в доме разрешила, а он — этим же грехом моим немалым — мне же в зенки тычет… А здоровье-то всё-таки потерял, подлец… на селе где-то схватил чего не надо…
А н н а (тихонько). Неужели правда, что ребёнок…
В а с с а. Ну, а если правда? Ну-ка? Что надо было сделать?
А н н а. Н-не знаю… я не понимаю — зачем?
В а с с а. Вот и ты осудила меня! А когда до самой доведётся, — так же сделаешь, Анна. Допустишь разве, чтобы чужая плоть-кровь твоим трудом жила?
А н н а. Это — далеко. Не хочу об этом думать.
В а с с а. Подумаешь, милая… обо всём подумаешь!
А н н а. Мама! А дядя написал к сыну своему два письма…
В а с с а (встрепенулась). О чём? Послал?
А н н а. Зовёт его сюда…
В а с с а. К нам? Его? Верно?
А н н а (доставая письма). Вот они, письма…
В а с с а. У тебя?.. Ага-а! Не посланы… Погоди!.. Что же, куда ты их?
А н н а. Я думаю, их нельзя посылать…
В а с с а. Так, друг мой! Нельзя! Ни-ни! Ты — умница! Вот видишь: вот — баба! Не-ет, не псы дом хранят, мы его храним. (Подошла к дочери, положила руки на плечи ей.) Продай!
А н н а. Что вы, мама!
В а с с а. Сто за оба — хочешь? Сто!
А н н а. Возьмите… даже обидно, право…
В а с с а. Не обидно, Анна! Я знаю, что обидно — глупость обидна. Ты мать, помни… для детей — ничего не стыдно, — вот что помни! И — не грешно! Так и знай — не грешно!
А н н а. Какая вы… удивительная!
В а с с а (спрятала письма). Матери — все удивительные! Великие грешницы, а — и мученицы великие! Страшен будет им господень суд… а людям — не покаюсь! Через нас все люди живут — помни! Богородице, матушке моей, всё скажу — она поймёт! Она грешных нас жалеет… не она ли говорила архангелу: «Попроси, помоли сына милого, да велит и мне он помучиться во аду со великими грешники» — вот она!
А н н а (улыбаясь ласково). Я приехала — считала себя умнее вас… лучше… право!
В а с с а. Ничего, считай! Я вижу… так и надо! Ошибёшься — укажу… ничего, дочь!
А н н а. Ну, хорошо… подождите! Как же письма? Он выздоровеет другие напишет и сам пошлёт? А то — заказными велит мне отправить — где же квитанции?
В а с с а. Их в конторе много стареньких. Михайло устроит — и город и фамилию перепишет, штемпеля положит… ничего, это делалось! Это — пустое! Когда отец в городе любовницу завел, мы это делывали! Ты погляди, через кого другого не послал бы Прохор.
А н н а. Конечно… я буду!
В а
